Идеальные незнакомцы

Глава 1

⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀

Блондинка лежит голая на спине на матрасе, поджав колени и раздвинув бледные бедра, ее руки сжаты в кулаки в простынях. Мужчина, полностью одетый и неподвижный, стоит возле кровати, глядя на нее сверху вниз. На ее обнаженное тело, молодое и стройное, натянутое от предвкушения, предложенное для его обозрения, словно выставка спелых плодов.

Мужчина наклоняется и кладет одну руку на кровать возле головы блондинки.

Другой рукой он обхватывает ее горло.

— …как тебе здесь живется? Как тебе квартира?

Гравийный голос в моем ухе — это мой литературный агент Эстель, которую я знаю уже много лет. Она выкуривает две пачки Virginia Slims в день и имеет ту же высокую прическу улей, которую носит с шестидесятых годов, только теперь она серая, а не черная, как лак для обуви. Даже не пять футов высотой на каблуках, вся такая болтливая и смелая, она — крошечный птенец в винтажном платье от Chanel, который откусит вам голову так же легко, как и подарит улыбку.

Большинство людей считают ее ужасной, но у меня слабость к резким женщинам.

Я слишком хорошо знаю, какие удары жизнь может нанести, прежде чем ты закаляешься.

— Город такой же красивый, как ты и обещала, Эстель. А твоя квартира, — блондинка выгибается, когда мужчина целует ее крепко, жадно, его рука скользит от горла к полной, розовой груди, — удивительная. Расположение идеальное.

Насколько идеальное? Последний этаж элегантного десятиэтажного дома в шикарном жилом районе, этажом выше и прямо через затененный двор от привлекательной пары, которая собирается заняться сексом.

Они не потрудились закрыть шторы в своей спальне. Это означает, что оттуда, где я стою в гостиной Эстель, я имею беспрепятственный обзор.

Может, это часть всего этого? Дикий трепет от того, что за ними может наблюдать любой из соседей?

А может, в этом вся суть.

Эстель говорит: — Это замечательно, куколка! Я так счастлива, что тебе нравится. После наступает напряженная пауза: — Надеюсь, смена обстановки будет вдохновлять.

О, это вдохновляет, но не в том смысле, который она имеет в виду.

Мужчина сжимает запястья блондинки в своих руках и перемещает свой голодный рот с ее груди на живот, затем между ее ног. Откинув голову на подушку и закрыв глаза, она стонет.

У меня мурашки по коже, от этого стона, разносимого по двору в прохладном послеобеденном воздухе. Я не могу вспомнить, когда в последний раз издавала такой гортанный звук от удовольствия. Если вообще когда-либо.

Очевидно, у ее партнера довольно талантливый язык.

Я не могла видеть его лицо, не четко, только мельком в профиль, а теперь и вовсе не вижу, потому что оно спрятано между парой бедер, и меня охватывает любопытство. Как выглядит этот эксгибиционист? Он красивый? По-домашнему уютный? Простой, как кусок белого хлеба? Какой мужчина мог убедить женщину так бесстыдно выкручиваться на глазах у нескольких десятков потенциальных свидетелей?

Или это была ее идея? Я имею в виду, что она молодая и красивая. Это сочетание, которое может заставить человека делать чрезвычайно глупые вещи.

Откуда мне знать. Список дерьма, которое я сделала под влиянием своей потерянной молодости, удручающе длинный.

Но это. Что ж. Скажем так, такое поведение не было в моем репертуаре в том возрасте.

Не мне судить. Они никому не вредят. Наверное, я просто завидую.

Нет, я точно завидую. Боже, вы только послушайте ее! Этот крик может разбудить мертвых!

Я отворачиваюсь от окна, когда блондинка кончает во всю мощь своих легких, и направляюсь на кухню в поисках выпивки.

Страсть к бурбону - одна из многих вещей, которые у нас с Эстель общие, и я рада, что одна часть кладовой на ее кухне полностью заставлена алкоголем. Там есть и винный холодильник, но от сахара у меня болит голова, поэтому я обхожу коллекцию изысканных бургундских вин и откупориваю бутылку лучшего из Кентукки. Делаю глоток прямо из бутылки, не заморачиваясь бокалом.

Если я собираюсь провести следующие три месяца, слушая оргастические крики моих соседей, мне понадобится серьезная поддержка.

Эстель говорит: — Номер управляющего на холодильнике, куколка. Не стесняйся звонить ему, если кондиционер выйдет из строя. Я знаю, что ты не хочешь никого беспокоить, но эта установка ненадежна. И этим летом будет около тысячи градусов. Глобальное потепление, знаешь ли.

Я делаю еще один глоток, слушая ее болтовню.

— У тебя джетлаг? У меня есть травяные сборы от этого в аптечке в мастерской. Конечно, ты знаешь, что в шкафчиках с выпивкой тебе всегда рады. Маленький рынок на углу имеет божественный выбор сыров, а на улице Desnouettes, в квартале от квартиры, каждый вторник и четверг до сентября работает фермерский рынок.

Она уже рассказывала мне все это перед моим отъездом из Нью—Йорка, но Эстель знает, что такое основательность. Очередной оргазм, доносящийся из—за окон гостиной, заставляет меня глотнуть еще бурбона и подумать, не заселиться ли мне в отель, чтобы избежать этого шума.

— Теперь послушай, — говорит Эстель, становясь серьезной, — Я не шутила, когда говорила тебе успокоиться и просто расслабиться. Отдохни, хорошо поешь, много гуляй. Постарайся не думать.

На самом деле она имела в виду: постарайся не вспоминать.

Постарайся перестать винить себя.

Постарайся отпустить прошлое.

Если бы.

Если бы отпустить прошлое было так же легко, как просто решить это сделать, меня бы вообще не было здесь, за тысячи миль от дома. Но люди не понимают, что прошлое — это живое, дышащее существо, которое существует независимо от наших желаний или лучших намерений. Оно никуда не исчезает, и оно точно не невидимое. Его отпечатки размазаны по каждому мгновению настоящего, его вес тянет за собой каждую секунду будущего, его последствия отражаются в каждом коридоре нашей жизни.

Мы не можем избавиться от прошлого так же, как не можем остановить вращение Земли.

Но я должна делать вид, что прилагаю усилия, потому что никто не любит нигилистов. Ты можешь находиться в депрессии до тех пор, пока люди не потеряют терпение и не начнут закатывать глаза за твоей спиной.

— Безусловно, — говорю я с фальшивой радостью, — Никаких попыток думать не будет.

Эстель кажется довольной. — Хорошо. А если тебя вдруг озарит муза...

— Ты узнаешь об этом первой.

Когда очередной душераздирающий крик отскакивает от стен гостиной, я закрываю глаза и легонько ударяюсь головой о дверь кладовки.

***

Через два часа я смываю с себя дорожную грязь, сажусь за столик в очаровательной кофейне неподалеку от квартиры и пью слишком дорогой эспрессо, проклиная каждое решение, которое привело меня сюда.

Деревья оживают от пения птиц. Сладкий аромат вишневого цвета ароматизирует воздух. Небо над головой — безграничная сказочная голубизна, усеянная ватными облаками, настолько идеальными, что они выглядят нарисованными на съемочной площадке.

В Париже июнь, и это до смешного романтично.

По крайней мере, я чувствую себя смешной, женщиной, которую сопровождают только призраки, в то время как толпы молодых влюбленных, держась за руки, прогуливаются по затененной аллее или нежно смотрят друг на друга через хрустящие белые льняные скатерти слева и справа от меня.

Город любви. О чем я думала, когда ехала сюда?

Я чувствую себя атакованной всей любовью, которая меня окружает. Я чувствую себя жертвой, будто сама любовь издевается над моей болью, радостно вонзая в меня отравленные ножи.

Опасность чрезмерно активного воображения. Если бы я не стала писательницей, то сидела бы где-то в мягкой камере, царапая стены.

Когда звонит мой мобильный, я быстро отвечаю, благодарная за то, что меня отвлекают.

— Алло?

— Привет, малышка! Как дела?

Это моя подруга Келли, и ее голос немного слишком яркий. У меня закрадывается подозрение, что в течение следующих нескольких дней, когда я буду обустраиваться, я буду получать много таких веселых звонков от знакомых людей. Они все так хотят, чтобы я двигалась дальше, что это вызывает у меня беспокойство.

Но я думаю, что для них два года прошли с другой скоростью, чем для меня. Законы времени и физики искажаются горем, искривляясь вокруг него так, что одно мгновение можно проживать снова и снова, вечно.

Я говорю Келли: — Если под словом все ты имеешь в виду мою грудь как единое целое, то ответ, увы, — низко.

— Пшш. У тебя лучшие сиськи из всех, кого я знаю.

— Спасибо за этот вотум доверия, но ты работаешь в доме престарелых. Большинство сисек, которые ты видела, потеряли свою упругость во времена администрации Картера.

— Все относительно, крошка. Посмотри на это с другой стороны: если бы ты была голой и должна была наклониться, чтобы что-то подписать, тебе не пришлось бы прятать грудь под мышку, чтобы она не мешала.

Я вспоминаю молоденькую блондинку, чья грудь была настолько упругой, что гравитация не влияла на нее, даже когда она лежала на спине, и говорю: — Это точно повод отпраздновать.

— Сколько времени в Париже? Ты опережаешь меня или отстаешь?

— Я опережаю на шесть часов. Как ты этого не помнишь? Ты же была здесь десятки раз!

Келли вздыхает. — Я уже ничего не помню. Майк постоянно повторяет, что у меня мозг как решето.

— У тебя не мозг, как решето, Келл. У тебя четверо детей, ты работаешь полный рабочий день, а твой муж считает, что домашней работой может заниматься только кто-то с парой яичников. Перестань себя корить.

В ответ Келли говорит что-то, чего я не понимаю.

— Что? Прости, я не слышу, что ты говоришь.

Я слишком озабоченно смотрю на Адониса, который только что сел за стол напротив меня.

Краткий итог для потомков. Или пропустите список и представьте себе жеребца в расцвете сил, который в замедленном темпе скачет по пляжу, его шелковистая грива развевается, как флаг, а глянцевая шерсть сверкает на солнце, и вы получите общее представление.

У него взъерошенные каштановые волосы, спадающие на широкие плечи, расщепленный подбородок, который поразил бы даже Супермена, и грациозные движения конечностей, несмотря на его грозные размеры. Одетый в расстегнутую белую рубашку на пуговицах и выцветшие джинсы, с недельной бородой на угловатой челюсти, с кожаным ремешком на запястье, он излучает животный магнетизм, настолько сильный, что я чувствую его даже отсюда, где сижу.

Очевидно, это чувствуют и все остальные, судя по тому, какую волну осознания вызывает его присутствие у посетителей ресторана. Головы поворачиваются в его сторону, словно их дергают за ниточки.

Но ошеломляющий незнакомец не замечает всего того внимания, которое он привлекает. Все эти брошенные украдкой взгляды, как мужские, так и женские.

Несомненно, он привык к этому. Он — первоклассный стейк, как сказала бы Келли.

Воистину, он сокрушительный.

Если бы вы знали меня, вы бы знали, что это не то слово, которое я использую легкомысленно.

И Боже, о Боже, какие невероятные глаза. Голубее, чем безоблачное небо над головой, окруженные густыми черными ресницами. Они мощные. Пронзительные. Проницательные. И еще какие-то другие сексуально побудительные слова, которые я сейчас не могу вспомнить, потому что ужасное осознание того, что меня поймали на том, что я пялюсь на него, затмило мой мозг.