(не)твой

Глава 2. Антон

То, что она будет гонять нас, как сидоровых коз, Палыч не соврал. Ольга эта зараза Сергеевна свисток свой изо рта выпускает только чтобы выкрикнуть очередное упражнение, а потом опять свистит, да так громко, что от этого звука башка трещит невыносимо просто.

Мы упахиваемся быстро, жара сумасшедшая, нагрузка ещё бешенее, пот глаза заливает, щиплет, неприятно. Вначале тренировки все пытались пошутить с ней как-то, подколоть, какой-то общий язык найти, прощупать почву, сейчас же сил и желания ни у кого нет, выжить бы и до душа доползти, потому что потом лёд ещё, сдохнуть не хочется.

А тренерша с зубками и коготками оказалась, все замечаем. Голос командирский, тренирует классно, по технике поправляет, чтобы суставы себе не убили да связки не порвали. Но молчит, даже на попытки познакомиться не отвечает, всё, что не касается тренировки — мимо. То ли волнуется так сильно, то ли грымза на самом деле, но четко даёт понять, что она — тренер, мы — подопечные, не больше.

А мы по-другому привыкли, Палыч то с нами как с равными, даже на днюхи иногда приходит, если не в клубе собираемся, их он принципиально не посещает, не любит. А эта деловая колбаса, тренировку закончила, в свисток свой опять подула, оглушая, и, развернувшись, побрела в спорткомплекс, и слова ни сказав.

— Вредная, зараза, но задница зачет, — говорит Лёха, он самый старший из нас, ему двадцать семь, но как малолетка ни одной юбки не пропустит, на всех обернется, со всеми пофлиртовать успеет. — Интересно, одинокая?

А я не знаю, почему, но так зло от его слов становится. Хочется рот закрыть, а ещё лучше глаза ему, чтобы не пялился. Задница и правда зачёт… Я фигурку заценил ещё когда от падения её спасал, она мне тогда нежнее показалась, чем сейчас на тренировке, молчаливая такая, растерянная. А тут… терминатор в юбке, ну почти.

Красивая. Правда, очень. Не смазливая, как многие, а красивая. И губы красные, хотя без косметики всякой, свои такие. Кусает часто? От картинки во рту пересыхает. Сглатываю. Какого черта? Мы даже не знакомы толком, а у меня уже фантазии всякие.

Интересно, сколько лет ей? Раз и мастер спорта, и тренер со стажем. Выглядит не больше, чем на двадцать, мелкая, хорошенькая. Наверное, если волосы растрепать и маску эту надменную с лица убрать, то и вовсе больше восемнадцати не дашь. На куклу похожа. Вся такая идеальная. Стрижка как под линейку, макияжа минимум, одежда сидит как влитая, ну точно куколка. Злая куколка.

— Бля, верните Палыча, — стонет Колос лёжа прямо на траве. Все устали, даже самые выносливые, — это что ещё за садюга мелкая?

— А они мелкие все такие, — поддакивает Сава, и мы ржем. Он-то точно знает, какие эти мелкие. Сава эксперт у нас по коротышкам, — они характером рост компенсируют. Да ладно, парни, сработаемся! Нормальная она, жопой чую, просто кусается, чтобы мы борзеть не начали.

О да. Что-что, а борзеть мы умеем. Когда Палыч ногу сломал пару лет назад и на целый месяц выпал, мы новому тренеру, что на замену прислали, тоже зубки показали. Он думал королём тут будет, все уклад наш сменить пытался и свои правила диктовать, но у нас корона на команду побольше оказалась, мы ему-то всю спесь и сбили. Так, что он, поговаривают, вообще из тренерства ушел. Ну и хрен с ним, всё равно это явно не для него дело, подход уж слишком дерьмовый.

Так что Ольга Сергеевна с нами не зря так строго, не зря кусается, понимает, что двадцать три здоровых мужика на шею сядут и не заметишь. Поэтому правильно всё. Пусть кусается. Я не против.

Перед глазами опять картинки всякие, с укусами связанные, трясу головой, отгоняя мысли. Да какого хера? Как будто месяц не трахался. Даша же только утром свалила, что со мной? Странное чувство. Очень. Очень странное. И я не контролирую его. Просто тренерша эта из головы все два часа не выходит, и я не понимаю, что вдруг случилось, что меня вот так заклинило.

Мы ещё минут десять лежим всей толпой, пытаясь отдышаться, между тренировками у нас есть час на восстановление дыхалки, обычно раза три успеваем сбегать покурить. Но сейчас вообще вставать не хочется, упахались все, ещё и жара бешеная.

— Курить охота, а встать никак, — говорит Сава, как будто мысли читает. — Так, ладно, мужики, кто курит, поднимайте сейчас свои телеса, позже не пущу, лёд потом, вонять не должно.

Со стонами поднимаемся, кто курит, остальные лежат счастливые на траве, отдыхая. Надо бросать, тоже буду лежать и никуда не спешить. Как теперь кататься после такого убийства — не представляю. Палыч нас походу реально разбаловал, раз нас хрупкая девчонка за полтора часа так умотала.

Уходим за спорткомплекс, мы всегда сюда за уголок сбегаем. И не видит никто, и вернуться если что быстро получится. Тренер знает, что мы грешим, орёт часто, особенно после медосмотра, когда пульмонологический тест не лучший приходит, но быстро успокаивается. Сам курит, видели мы, только ему не сказали. Палыч нормальный мужик, не хотим его компрометировать, поэтому киваем, когда взбучку нам за курение устраивает, и больше стараемся не попадаться ему, чтобы не расстраивать.

Достаем сигареты молча, говорить тоже не очень хочется, кажется, даже язык и челюсть болит. Сава уже полгода бросает, но сейчас курит, Лизка узнает, с потрохами его сожрёт. Она уже спалила однажды, что мы за спорткомплекс с сигаретами бегаем, Сава месяц потом не курил, видимо, хорошенько ему никотин отсосали из организма, раз силы воли на целых тридцать дней хватило.

— Интересно, а тренер ваш в курсе, что у него в команде такие раздолбаи, или мне обрадовать его пойти? — звучит где-то рядом, и мы смотрим по сторонам, пытаясь отыскать обладательницу сладкого голоса. Сладкий, правда, лучше, чем когда она на тренировке орала и рычала. Другой совсем, нежнее, что ли.

Она торчит в окне, прямо рядом, в двух метрах. Какого хрена она тут забыла? Там заброшенная комнатушка какая-то была всегда, мы и курили спокойно, зная, что в окно не спалит никто, потому что от роду никто не заходил туда.

— И вам день добрый, Ольга Сергеевна, — говорит Сава, — ну что ж вы так сразу стучать, м? Давайте дружить лучше, мы хорошие мальчики.

Заранец своей улыбочкой любую закадрить может, и хоть его давно никто не интересует кроме коротышки, если надо — он кота сразу включает.

А я молчу стою, как немой, и смотрю на эти губы красные, чтоб им пусто было. Ну какого ж ты такая красивая, мать твою, чё со мной?!

— Хорошие мальчики режим соблюдают, а не курят по углам после тренировки. Игру сольете, кого винить будете?

— Не царапайся, Ольга Сергеевна, — оживаю, затаптывая окурок и бросаю его в урну рядом, — игры мы не сливаем, и косяки все свои знаем тоже. Не отчитывай как детей, мы мальчики взрослые.

— Ну да, — хмыкает, стервозно бровь приподнимая, а я опять зависаю, теперь на глаза залипнув. Зелёные, или свет так падает? — Взрослые, точно. Уважаемые взрослые мальчики, тут отныне кабинет мой, так что курить или бросаем, что настоятельно рекомендую, или идём в другую сторону, у меня на дым аллергия, все в окно тянет.

— Ну вот, можешь же по-человечески, — хмыкаю. Мы не звери же, всё понимаем. Аллергия — отойдем.

— Можете, — выделяет окончание, глядя на меня исподлобья, — со старшими на «Вы», Ковалёв. Соблюдайте субординацию, — и, не дождавшись ответа, закрывает окно.

Воу… Не люблю, когда меня отчитывают, но кровь к затылку, и не только, прилила с сумасшедшей скоростью. Мурашки по макушке от её тона и взгляда бегут, это что ещё за колдовство такое?

— Коваль, у тебя слюна капает, — шепчет Серёга, и парни ржут, кивая головами.

— Да пошли вы, — отмахиваюсь. Сам знаю, что залип, да и как не залипнуть-то? На неё сутками любоваться можно, у меня первый раз такое, что этих бабских бабочек в животе чувствую. — Ну красивая же.

— Красивая? — повторяет Сава с удивлением. Не так я обычно девчонок характеризую, не такими словами. — Ковалёв, ты встрескался что ли? С первого взгляда, как Колос?

Пожимаю плечами. Я хер знает, как это называется, и что со мной, но дикое желание есть, чтобы она в окно вернулась и ещё что-нибудь сказала, потому что губы эти… Бля-я-я, надо умыться, я точно с ума схожу.

— Ну так нравится если, — кивает Колос, — давай, делай что-то. А то так и будешь дрочить на неё, как Серый на свою медсестричку ночами.

— Да пошли вы! — краснеет Булгаков, и мы ржем, выходя обратно на площадку. Все знают, что он к ней неровно дышит, кроме самой Алёнки.

Действуй… А нравится? Я не понимаю ещё ничего, знаю её пару часов от силы, просто жмыхнуло как-то, аж искры из глаз. Первый раз такое, я сообразить не могу, почему резко так повернуло на неё, и даже после жёсткой тренировки ещё одну хочется, только бы глянуть на Ольгу, чтоб ее, Сергеевну.

Ну красивая, правда, я не слепой же, но и красивых вокруг дохера, тут уж как есть, но ни на кого так не ёкало ещё ни разу, как на неё. Я вот даже когда Даше встречаться предлагал, больше из того, что удобно, да и между нами вроде искры какие-то, казалось… А тут не искры, тут замыкает и коротит так, что аж самому страшно, и понять хочется, что происходит. Потому что я правда не понимаю, пытаюсь в голове разобрать, а нихера. Не мог же я реально так быстро втрескаться? Я её даже не знаю!

Неужели так зациклился на теме отношений, что почти на первую встречную прыгнуть готов?

Любви с первого взгляда не бывает, херня это всё бабская, не верю в такое. Но залип я, походу, конкретно…

Хотя, может, к утру отпустит, кто знает. Вдруг меня и правда после слов мамы пережевало немного и я херню творить начал?

Но пока я иду в раздевалку, чтобы переодеться на лёд, головой по сторонам верчу, надеясь, что она выйдет. Как её там? Крохалева. Кроха, значит. Ей подходит.