Я подарю тебе новую жизнь

— Я вернусь завтра, когда ты успокоишься, и мы сможем нормально поговорить. Завтра, Яна. На сей раз я не отступлюсь от тебя.

Хлопает входная дверь и квартиру окутывает оглушающая тишина. Я опускаюсь на пол и закрыв рот ладонью, стараюсь рыдать, как можно тише, но громкие всхлипы то и дело, разносятся эхом по комнате. Я сломана, выжата, выпита до самого дна.

— Не плачь, — тихий голос, заставляет поднять заплаканные глаза.

Окутанная ореолом света на пороге стоит темная детская фигура. Она неуверенно переминается с ноги на ногу, но потом, все же решив что-то для себя, подходит совсем близко. Садится рядом и обнимает меня. Да так крепко, что я диву даюсь, откуда столько сил в тщедушном тельце.

— Дядя Сережа хороший. Он обязательно вернется. Только не плачь.

18.1. Яна

«А в памяти кружатся кадры, ссоры, истерики

Почему любовь еще бежит по артериям?

Знаю, точно от любви боль настанет

Но неизбежно к тебе так тянет»

Юлианна Караулова — Сильная

Яна

— Папа, лови!

Маленькая девчушка с двумя забавными хвостиками на макушке прыгает со ступенек высокого крыльца, чтобы в одну секунду оказаться в крепких и надежных объятиях отца. На вид ей года четыре. В своем пышном розовом платье с огромным бантом на пояснице и светлыми локонами, она похожа на самую настоящую принцессу из сказки.

В отцовских объятиях не страшно. Она счастливо улыбается и, обхватив маленькими ладошками, покрытые густой темной щетиной мужские щеки, оставляет невесомый поцелуй на его носу, после заливисто смеясь. Ей весело и спокойно. Её мир целостный и состоит из ярких красок.

Я стою в тени деревьев, оставаясь незамеченной. Наблюдаю за идиллией и сердце омывается кровавыми слезами. Стонет, рвется изо всех сил, чтобы пусть всего лишь на миг, но прикоснуться к этому теплому комочку счастья. Но я не имею на это права. Он больше не мой муж, а она не моя дочь…

Просыпаюсь от простреливающей боли в спине. Все же спать на полу в моём возрасте не лучшая из идей.

Рядом умиротворенно сопит Тимофей, подложив сложенные ладошки под голову и прижимаясь ко мне маленьким тельцем в явных попытках согреться. Бедный ребенок так и не ушел к себе, пытаясь укротить мою ночную истерику.

Воспоминания острой иглой пробивают сознание. Вика, Сергей, их общий ребенок. Всё идет, как и должно. И я уверяю себя, что именно так правильно. Ребенку нужна полноценная семья, а не сухие алименты и воскресный папа.

Подхватываю на руки Тимку и несу в спальню, где бережно сгружаю свою ношу, прикрыв теплым одеялом. Дитя тут же расслабленно выдыхает, причмокивает губами и поворачивается набок.

Провожу ладошкой по непослушным вихрям, кусаю губу в тщетных попытках, вновь не скатиться в бездну боли, которая только и ждет, чтобы благосклонно приветить меня в своих стальных оковах.

Кажется, целую вечность я сижу на краю кровати и вслушиваюсь в мерное дыхание ребенка. Чувствую себя абсолютно разбитой и пустой. Словно меня выжали, пропустили через центрифугу, стерли в пыль.

А еще холод. Вновь этот чертов холод, идущий прямо изнутри. Он никуда не делся. Я будто в ледяной пустоши из которой нет выхода. И даже Тимка, такой славный и родной, не помогает.

Тихонько выхожу из спальни, бесшумно прикрыв за собой дверь. Призраком брожу по кухне, заваривая себе терпкий зеленый чай, вглядываюсь в темноту окон и жду. Жду, пусть и надежды в моем случае — пустое.

Начинает светать. Грея ладони об чашку, я начинаю различать силуэты во дворе, взглядом пытаясь отыскать лишь один единственный. Тот без которого и правда не вижу больше смысла. Тот, которого должна, просто обязана отпустить, но не могу.

Он стоит рядом со своим авто и курит. Сквозь толщу стекла я отчетливо вижу темную фигуру и тлеющий уголек на его фоне.

Рядом…Не уехал…Не отпустил…

Срываюсь, будто наркоман учуявший дозу. И чашка с громким стуком летит на стол, и пальто в спешке забывается на вешалке, и вместо нормально обуви по сезону на ногах остаются пушистые тапочки. Всё меркнет и становится неважным.

Царёв ловит меня в свои объятия, стоит мне только выскочить из подъезда. Прижимает крепко, что-то шепчет на ухо.

Словно воронка цунами вновь в свой водоворот меня закручивает истерика. Я цепляюсь за лацканы его пальто и реву. Потому что несусветная дура. Потому что разум твердит одно, а сердце совершенно другое и я абсолютно не понимаю сама себя.

— Тише-тише, — он будто маленькую гладит меня по голове, целует в макушку, пытается укутать полами пальто, недовольно бубня что-то себе под нос. Мол, выскочила совсем голая, еще заболеть не хватало.

— Пойдем в машину. Руки ледяные, — произносит Сергей, когда мой плач почти затихает.

Я неуверенно киваю, порываясь оторваться от него, но у бывшего мужа совсем другие планы. Не успеваю и пикнуть, как оказываюсь подхваченная на руки. Подобно дорогой фарфоровой кукле, он бережно и нежно прижимает меня к себе, как самую большую ценность в своей жизни. И даже садится он на заднее сидение авто вместе со мной, ни на секунду не разжимая рук. Точно я мираж, который растворится в ночи, стоит Царёву меня отпустить.

— Яна, — шепчет Сергей, обдавая горячим дыханием ушную раковину. — Такими темпами ты сведешь меня с ума.

— Не мне одной быть сумасшедшей, — еле заметно улыбаюсь.

— И то верно, — смеется бывший муж, носом зарываясь в мои волосы.

Салон машины заполняет тишина. Я полной грудью вдыхаю запах его тела, окутывающий меня, будто кокон. Каждой клеткой запоминаю, впитываю в себя, чтобы холодными вечерами вспоминать и греть себя этими воспоминаниями. Без него будет плохо. И после внутри меня останется лишь пепелище, но сейчас… Сейчас я даю себе время.

— Поцелуй меня, — мой голос охрип от рыданий и звучит надтреснуто. — Пожалуйста.

Сергею не нужно повторять дважды. Его губы накрывают мои в считанные секунды. Поглаживания из нежных, превращаются в страстные и вот уже его пальцы зарываются в волосы, тянут, заставляя откидывать голову назад, открывая для поцелуев шею.

Как же ты не прав, Царёв. Мы давно сошли с ума вместе. А сейчас окончательно слетели с катушек, раз позволяем себе набрасываться друг на друга со рвением оголодавших хищников.

Но если и где-то на задворках моего сознания бесновалась совесть, то напор бывшего мужа, раскатал её напрочь, не оставив и следа.

Его губы и руки были везде. Ласкали, испытывали, доводили до исступления, дарили шквал разнообразных эмоций и чувств. Я умирала и птицей фениксом возрождалась вновь. Горела в его объятиях.

И пусть секс в машине — это явно не про взрослых и умудренных опытом людей. Такое поведение больше подходит двум подростком в период пубертата, когда гормоны ярким фейерверком напрочь сшибают все предохранители. Но мне вдруг стало всё равно. Я отдавала ему всю себя без остатка, зная, что совсем скоро заново буду собирать себя по частям, когда потеряю его навсегда.

— Это ничего не значит, — говорю я, спустя время, полулежа на его груди.

Пальто Сергея валяется где-то в ногах, рубашка расстегнула на все пуговицы и грудная клетка его тяжело вздымается в посильных попытках выровнять дыхание.

— Глупости, — отрезает он, кончиками пальцев выводя узоры на моей голой пояснице. — Я же сказал, что не отпущу тебя больше. Неужели ты мне и сейчас не веришь?

— Верю, но…

Свободной рукой Сергей бережно берет меня за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза, где вовсю плещется решимость.

— Значит, никаких «но» не будет, Яна. И точка.

18.2. Яна

«Кто приходит и заводит эти часы?

Словно наших дней возводит солнце на весы

Дней до разлуки»

Ани Лорак — Солнце

Яна

Впервые за всю свою жизнь я стыдливо отводила глаза, глядя на свое донельзя довольное отражение. Отворачивалась, чтобы не видеть невыносимый блеск глаз, красные щеки, торчащие в разные стороны волосы. Напрасно пыталась стереть прилипшую улыбку, кусала щеки изнутри, но подлая предательница вновь растягивала губы.

Я понимала, что поступаю несправедливо. Что увожу мужчину из семьи, забираю у его ребенка шанс видеть отца постоянно рядом, но ничего поделать не могла. Ругала себя на чем свет стоит, собиралась с силами набрать сообщение бывшему мужу с просьбой больше не тревожить наш с Тимой покой, но тут же позорно сдавалась, беспечно стирая текст в мессенджере.

Столько лет я ведь как-то жила без Сергея. Работала, добивалась каких-то успехов. Да только время, проведенное порознь, осталось лишь блеклой черно-белой тенью в моих воспоминаниях. И это была моя самая большая проблема. Я не помнила себя без него и Сашеньки.

В квартиру я возвращалась, когда рассветные лучи вовсю рассекали пространство улицы и ранние пташки — собачники, повели своих четвероногих питомцев на выгул, сладко зевая на ходу.

Мне не хотелось покидать горячие объятия бывшего мужа, но я и так поступала как в высшей степени безответственная мать, оставив, пусть и на пару часов, ребенка одного в квартире. Да и Сергею стоило уезжать. В его мире осталась работа и Виктория, которая совсем вскоре станет матерью его ребенка, а еще возможно и его женой…

Нет, я верила Царёву. Правда верила. Ведь невозможно не верить, когда его взгляд проникает в самую душу, руки сжимают так крепко, что кажется еще немного и кости превратятся в пыль. Да только не бывает всё просто и легко. И уж точно не у нас, когда тысячи «но» существенно усложняют жизнь.

Я любила его. Безумно и всепоглощающе. Любила, даже когда казалось, что ненавижу весь этот чертов мир и его в том числе.

И сейчас люблю. До мелких мушек перед глазами и тянущего из меня все жилы чувства безысходности.

Успеваю принять душ и приготовить завтрак, прежде чем на кухне появляется заспанный ребенок. Старательно делаю вид, что занята, страшась выдать себя с головой и показать, как мне неловко перед ним. Уж точно я не хотела, чтобы вчера Тима видел меня такой жалкой и разбитой.

— Дядя Сережа приходил? — бубнит Тима, засунув целый оладушек в рот.

— Нет, — лукавлю я, отрицательно качая головой и ощущая, как щеки покрывает красная краска стыда. — Не приходил. Молоко или чай?

Отворачиваюсь, достаю из верхнего кухонного шкафчика чашку, мимоходом приложив тыльные стороны ладоней к щекам, чтобы хоть как-то унять идущий изнутри жар.

— Чай.

Рутина спасает. Отработанные до автоматизма движения дарят обманчивое спокойствие, но мысленно я то и дело возвращаюсь к Сергею и тому безумию, что охватило нас всего несколько часов назад.

Будто я снова стала прежней молодой необремененной проблемами Яной. Той самой, что безоговорочно влипла в любовь, как в паутину, напрочь отключая разум и идя на поводу у сердца. Однажды, я уже поплатилась за это…Цена любви оказалась слишком высока.

Тимофей сосредоточено пьет чай и болтает ногами сидя на стуле. Кот крутится под ногами, выпрашивая еду со стола, а за окном поют птички и слепит яркое солнце. Почти идеально, если не считать отсутствие Сергея рядом с нами.

Гораздо позже я пойму, как сильно ошибалась, упустив последнюю возможность насладиться этим моментом. Ведь когда в дверь позвонили вся моя жизнь, вновь пошла под откос…