Надежда все исправит

Глава 3

— Она говорит, мне нужна помощь, представляешь? — возмущенный голос разнесся по коридору, но не он привлек мое внимание. Если бы не второй голос, то этого человека я и не узнала бы.

— Да угомонись ты! — шикнул Николай — не таксист и не грузчик, который помогал мне вчера ночью. Шаги стихи, будто мужчины остановились, чтобы поговорить.

Поверить не могу, что эта парочка здесь работает! Мое везение осталось где-то на вокзале в Москве.

— Я веду труд и у мальчиков, и у девочек последние шесть лет, — продолжал пыхтеть первый мужчина, в котором я наконец распознала вчерашнего лысого маньяка.

— И поэтому девочки у тебя здорово работают пилой, — Николай усмехнулся, а я, в панике осмотрев цветочную разруху, юркнула за весь этот хаос, надеясь спрятаться от приближающихся мужчин.

— И у них получается лучше, чем у мальчиков, — с гордостью добавил Василий, — А знаешь почему? Потому что пилить мужика — это женское призвание.

Василий неприятно рассмеялся, явно переоценивая глупую шутку. Николай же друга не поддержал.

— Вась, ну много ты теряешь? — почти равнодушно спросил он, — Новая трудовиха возьмет у тебя один класс. Один! Да ей, наверное, до пенсии как-то дотянуть надо, вот и сунулась к нам.

Ах вот как! Это мне-то до пенсии дотянуть?! Не будь на моих палаццо дыры размером с великую китайскую стену, я вышла бы сейчас из своей засады и показала бы этим наглецам, кто такая эта новая трудовиха.

И только прокрутив в голове эту мысль, я скривила лицо в гримасе. Я трудовиха. Какое унижение!

Радует лишь одно: Антон согласился с моим доводом, что мне предстоит масштабная работа над коллекцией, и обговорил в разговоре с директором, что я возьму только один класс и только на один кошмарный урок в неделю.

Все остальное время я планирую заниматься своим призванием — создавать одежду. Ну и жалеть себя, конечно же.

Готова поспорить, в этой дыре и кофейни нормальной нет. И это первый пункт в списке 'почему меня стоит пожалеть'.

— Колян, — начал Василий жалобным тоном, но Николай его прервал.

— Я на урок опаздываю. Девятый 'бэ' без меня кольцо баскетбольное оторвет, ты же знаешь, — Николай Николаевич хохотнул, и я снова услышала шаги. Одни — удалялись, другие, напротив, становились все ближе и ближе, заставляя меня настолько сильно вжаться в стену, что, наверное, на моем безнадежно испорченном костюме останется еще и декоративная штукатурка жуткого желтого цвета, которая наляпана в этой школе на каждой стене.

— Ох, ну поросята! — в сердцах протянул Николай, остановившись прямо напротив беспорядка, учиненного моим падением. Справедливости ради прошу заметить, что я совершенно не виновата.

Вместо того, чтобы пойти дальше на тот самый урок, где девятый 'бэ' уже, возможно, учинил еще больший урон, молодой человек присел и принялся руками собирать рассыпанную землю в горшок.

Я затаила дыхание, осторожно наблюдая за его действиями из-за огромного размера монстерры. Весь этот миг напомнил мне о бабушке, которой не стало уже очень давно. Она была чудесной женщиной и, наверное, единственной, кто любил меня в детстве. И в ее квартире пахло именно так — обилием зелени и влажной землей.

Я потянула носом, вдыхая ностальгический аромат, и не заметила, как резко на звук моего вдоха повернулась голова Николая. Он прищурился, всматриваясь в девушку, скрытую за цветами-гигантами.

Поняв, что мое убежище раскрыто, я шумно выдохнула и отвернулась. Николай нырнул под ветвь монстерры и присел на корточки передо мной.

— Вот так сюрприз, — протянул он не столько удивленно, сколько радостно. — Что ты тут делаешь?

— Тебя спросить забыли, — огрызнулась я, раздраженная тем, что этот человек снова обращается ко мне на «ты». Впрочем, и я опустилась на его уровень. Но ведь мы, выходит, теперь коллеги. Прекрасно. Просто прекрасно. Теперь он мне точно проходу не даст.

Николай смерил меня долгим взглядом и вдруг, усмехнувшись, стал двигаться гуськом к выходу из зарослей.

— Ну ладно, — буркнул он на прощание, и я, не сдержавшись, ухватила его за плечо, от чего парень едва не плюхнулся на зад в синих спортивных штанах.

Присев на колено, он поднял на меня удивленный взгляд.

— Не можешь же ты бросить меня в беде, — заявила я, прежде чем Николай успел спросить, какого черта я хватаю его.

— Я думал, ты меня прогоняешь, — ответил он, нахмурившись.

— Так и есть, — слегка опустив подбородок, я глянула на парня из-под опущенных ресниц, — Ты что, не знаешь эти женские игры? Женское «нет» — это всегда немножко «да».

Молодой человек не оценил урок преподанный урок по общению с женщинами. Но на его губах снова мелькнула улыбка.

— Так мне тебя уговаривать, что ли? — усмехнулся он, — Ты явилась ко мне на работу, разгромила цветник, нагрубила и теперь думаешь, что я поведусь на милые глазки?

Я тяжело вздохнула, принимая поражение, и убрала ладонь, которой сдерживала края разорванной штанины. Легкая ткань скользнула вниз, оголяя светлую кожу колена.

Поджав губы, парень с нескрываемым интересом изучил мою ногу и, сглотнув, полюбопытствовал:

— Ты пытаешься соблазнить меня прямо в школе?

— Что?! — возмущенно пискнула я, с силой толкая Николая в грудь, от чего тот лишь слегка пошатнулся, — У меня проблема, идиот! Я пришла устраиваться на работу, а тут это!

Я обвела рукой устроенный погром и отвернулась, ощутив, как от досады на глаза наворачиваются предательские слезы. Плакать перед этим физруком совершенно не хотелось, хотя, надо признать, женские слезы — куда более сильное оружие, чем хлопанье ресницами.

И я оказалась права. Заметив, что я вот-вот расплачусь, Николай засуетился, отодвигая от меня грязные поваленные горшки.

— Сейчас что-нибудь придумаем. Только не плачь, ладно? — взмолился он, выглядывая из нашего убежища.

В коридоре раздалось шарканье ботинок о плитку, и оба мы — я и встревоженный физрук — напряглись. Будет сложно объяснить, что произошло, если нас найдут при таких странных обстоятельствах.

Николай привстал, надеясь высмотреть того, кто проходит мимо, оставаясь при этом незамеченным. Только это ему не удалось. До меня донесся молодой запыхавшийся голос:

— Знаю-знаю, Николай Николаич, я опоздала. Опять, ага. Три штрафных круга, все знаю, — причитала девушка, пробегая мимо, даже не озадачившись обстоятельствами.

— Сметанина! — позвал физрук, и девушка в ответ залебезила.

— Только не отжимания! Я же на пять минут всего опоздала!

— Сметанина, иди сюда! — еще раз позвал парень, и девушка, наконец заметив, что ее преподаватель почему-то стоит посреди цветов, удивилась: А чего это вы там делаете, а?

Вздохнув, я тоже поднялась на ноги и осмотрела ученицу, которой на вид было лет пятнадцать. На ней были серые спортивные штаны, а сверху — о боже — прямо на штаны была надета кошмарной длины юбка-годе. Всю эту безвкусицу завершал ансамбль из серой водолазки и удлиненного жакета.

— Я не могу на это смотреть, — удрученно произнесла я, отводя глаза от девушки, которая пялилась на меня так, будто мы с Николаем были застуканы за чем-то непристойным.

— Ну здрааасьте, — протянула девушка, не то обращаясь ко мне, не то выражая свое удивление сложившейся ситуации.

— Сметанина, дай-ка сюда свою юбку, — скомандовал Николай, вылезая из зарослей, — У нашей гостьи порвались брюки, а ей нужно срочно пойти к директору.

Я резко перевела возмущенный взгляд на физрука. Он вообще видел эту юбку?!

— Мне нельзя спрашивать, почему у нее порвались брюки, да? — спросила девчонка, с трудом подавляя смех.

— Так, Сметанина, — Николай выставил вперед руки, как бы открещиваясь от причастности к моим разорванным палаццо, — Что бы ты себе ни придумала — все было не так. Ясно? Просто дай юбку Надежде….

Парень глянул на меня в ожидании того, что я назову свое отчество, и я, фыркнув, сдалась:

— Надежда Львовна.

— Отлично, — Николай примирительно кивнул, — Сметанина, дай Надежде Львовне юбку на время урока, и я прощу тебе опоздание.

— И я не буду бегать кросс! — пыталась сторговаться девчонка, почувствовав власть в своих руках.

Николай Николаевич вздохнул, но согласился.

— Хорошо, только никому не говори.

— Идет! — девчонка протянула физруку руку, и тот пожал ее, скрепляя договор.

— Идите в раздевалку, — сказал Николай, кивая мне.

Я вскинула палец вверх, чтобы начать гневную тираду о том, что я думаю о существовании юбок-годе в мире моды, но два насмешливых взгляда, обращенных в мою сторону, заставили меня проглотить возмущение и выйти из укрытия, крепко придерживая рвань на ноге.

Сметанина победно улыбнулась и пошла в сторону раздевалки, и мне не оставалось ничего, кроме как пойти следом за ней.

— Надо было просить освобождение от физры на месяц, — пробормотала девчонка, и позади нас раздался громкий голос физрука.

— Не перегибай, Сметанина!

— Ладно-ладно! — ученица развела руками, покидая коридор.

Я обернулась, глянув на то, как Николай Николаевич аккуратно придерживает герань, выброшенную из родного горшка. На меня он больше не смотрел, но, если бы он повернулся, то заметил бы, как я, сама того не ведая, улыбаюсь.

— Надежда Львовна, вы где там? — позвала Сметанина, и я, тряхнув головой, последовала за ней в раздевалку. — Вам пиджак в комплект не нужен?

Какой кошмар. Как пережить в этом Булкине целый год?

***

— Тук-тук-тук, — приветливо улыбаясь, я заглянула в распахнутые двери кабинета директора.

За компьютером сидела худощавая брюнетка лет пятидесяти. Услышав мой голос, она вскинула глаза и, поправив очки в старомодной оправе, улыбнулась:

— Валенкина, да? — уточнила она, и я, скривив губы от родной фамилии, кивнула. — Заходите.

С непривычки одергивая ужасную юбку, я прошла в кабинет и присела на стул перед директорским столом.

— Я вас ждала пораньше, — призналась директриса, — Хотела сразу представить вас классу, у них сейчас как раз урок.

— Простите, у меня случились непредвиденные обстоятельства, — оправдалась я, блуждая взглядом по стенам, обвешанным грамотами на имя Людмилы Сергеевны Прошиной — директора старейшей школы славного Булкина.

— Ничего, начнете со следующей недели, — женщина мило улыбнулась и вдруг заговорила шепотом, — Антон Игоревич объяснил, что для вас это просто временное занятие, но я попросила бы вас с особым вниманием отнестись к детям. Пусть урок труда — не самая важная дисциплина, но девочки в какой-то мере будут смотреть на вас и брать пример. Понимаете?

Хотелось закатить глаза, демонстрируя свое отношение к возложенной на мои плечи ответственности, но вместо этого я только коротко кивнула. Кому вообще нужны эти уроки труда?

— Вам нужна будет программа? — поинтересовалась Людмила Сергеевна, шаря глазами по полке с папками.

— Не думаю, — я покачала головой, — Я и без программы смогу сшить с девочками фартук.

В моем голосе мелькнуло презрение, но женщина этого явно не заметила. И тогда я зачем-то добавила:

— Вас попрошу в ответ не упоминать вслух имени Антона Игоревича. Мое пребывание здесь и наши отношения должны остаться в тайне, — строго произнесла я, — Пресса все разнюхает, сами понимаете.