Империя желания

Глава 1

Гвинет

Два года спустя

— Папа!

Я бегу вниз по лестнице к входной двери, мои кроссовки стучат по мрамору с каждым шагом.

При звуке моего голоса он останавливается и поворачивается ко мне с вопросительным взглядом и улыбкой.

Папа всегда улыбается, когда смотрит на меня. Даже когда злится, то вскоре все забывает и улыбается.

Наша домработница Марта говорит, что я единственная, кто заставляет его улыбаться от всего сердца. Так что я отчасти горжусь тем, что обладаю суперсилой, заставляющей «дикого дьявола», как его окрестили СМИ, улыбаться только мне.

Но СМИ — это сборище придурков, потому что они забывают, что он был таким набожным отцом-одиночкой с детства.

Папа не сильно постарел. В свои почти тридцать восемь, у него все еще крепкое телосложение, которое подчеркивается костюмом. Он высокий и широкоплечий, у него восемь кубиков. Без шуток. Он самый здоровый человек из всех, кого я знаю. Но у него также есть несколько возрастных границ, которые делают его самым мудрым — не считая определенного человека.

Кроме того, взгляд его серо-голубых глаз, тех глаз, которые смотрят на меня с любовью, может убить. Я могу сказать, почему многие люди находят его устрашающим и абсолютно жестоким. Когда у кого-то есть такое состояние, внешность и личность, люди либо приклоняются, либо остаются в стороне.

Но опять же, у меня есть суперсила быть его единственной плотью и кровью.

— Ты забыл свой телефон, — я машу им перед ним и пью ванильный молочный коктейль — мой вариант утреннего кофе.

Папа вздыхает и берет телефон. Он не из тех, кто когда-либо что-либо забывает — его память как у слона, но кажется, что в последнее время он был озабочен больше, чем обычно.

Может случилось что-то важное. Или виноваты его нескончаемые судебные баталии с моей сводной бабушкой Сьюзен. Клянусь, ни один из них не отступит, это будут вечные судебные процессы, пока один из них не умрет.

Положив телефон в карман, он ущипнул меня за щеку.

— Что бы я делал без тебя, мой маленький ангелок?

Я отступаю.

— Эй! Я уже не маленькая. Месяц назад мы отметили мое двадцатилетие.

— Ты всегда будешь для меня малышкой. Кроме того, ванильный молочный коктейль по-прежнему остается твоим любимым напитком, что подтверждает мою теорию.

— Он приносит мне счастье.

— Ага.

— Я действительно выросла. Видишь, какая я высокая?

— Неважно, какого ты роста или сколько лет. Ты всегда будешь для меня маленькой.

— Даже когда буду старой, морщинистой и заботиться о тебе?

— Даже тогда. Смирись с этим.

— Ты безнадежен, папа.

— Гвинет Кэтрин Шоу, кого вы называете безнадежным?

Я поправляю его кривой галстук и изображаю грусть.

— Некого Кингсли, который стареет, но отказывается встречаться с кем-то.

— У меня есть маленький ангел, и поэтому мне больше никто не нужен.

— Я уйду однажды, папа.

— Нет, если у меня есть право голоса.

— Ты собираешься оставить меня одинокой навсегда?

— Хм, — он задумчиво смотрит на меня, как будто пытается понять, чем закончится несчастье человечества. — Гипотетически нет, потому что со временем я захочу внуков. Но мне не нравятся мысли, которые приводят к такому результату.

— Всегда может быть неожиданная беременность.

Папа напрягается, и я мысленно проклинаю себя за то, что не держу рот на замке. Он не фанат подобного, думаю, из-за моей матери.

Он скрывал это от меня до восьми лет. До этого просто говорил, что она умерла, но потом я услышала, как он разговаривает с Нейтом, и именно тогда рассказал мне печальную реальность.

С тех пор мы договорились никогда не лгать друг другу.

— Ты беременна? — его голос теряет всякий юмор.

— Что? Конечно нет, пап.

Он хватает меня за плечи и наклоняется так, чтобы его глаза находились на одном уровне с моими.

— Гвен, если да, просто скажи мне.

— Нет…

— Это тот парень с байком? Я собираюсь убить его.

— Это не Крис. Я просто пошутила. Мне жаль.

— Уверена? Потому что этого ублюдка ждет неожиданный визит от меня, как его Мрачного жнеца.

— Не надо, пап. Я правда не беременна. Обещаю.

Он выдыхает, затем отшатывается, как будто его ударили.

То, что я только что сказала, должно быть, напомнило ему о том, как я оказалась у его двери. Моя загадочная мать — тема которой здесь табу — бросила меня перед домом дедушки, когда папа еще учился в старшей школе, с жалкой запиской: «Она твоя, Кингсли. Делай с ней все, что хочешь».

Так и появилась я. Брошенная. Никому не нужная.

Она даже не сказала ему позаботиться обо мне. Просто «все, что хочешь».

— Не шути о таких вещах, Гвен, — говорит мне папа серьезным тоном.

— Я знаю. Я не хотела, — улыбаюсь ему, пытаясь изменить настроение. — Ты больше ничего не забыл?

Он ставит портфель на пол и раскрывает руки.

— Подойди сюда.

Я ныряю, обнимая его.

— Я люблю тебя, пап.

— Я тоже тебя люблю, ангел. Ты лучший подарок, который я когда-либо получал.

Слёзы собираются в моих глазах, и мне нужно собрат все силы, чтобы не стать достаточно эмоциональной и сказать ему глупости по типу, как мне больно, что я точно не мамин подарок. Что она посчитала меня мусором, который нужно выбросить. Что она трусиха, бросившая нас обоих.

Потому что в каком-то смысле у меня всегда было предчувствие, что он ее ждёт. Даже двадцать лет спустя, которые вымотали его. Он должен быть на пределе своих возможностей.

Может, я тоже на пределе. Несмотря на всю папину любовь, я всегда чувствовала, что часть меня пропала, потерялась где-то, и никогда не вернётся обратно.

Это могло быть причиной того, что я выросла пустым человеком, в основе которого почти ничего не было. Как кто-то милый снаружи, но совершенно пустой внутри.

Кто-то с дисфункциональным мозгом.

Кому-то, кому нужны списки и механизмы выживания, чтобы оставаться на плаву.

— Ты поменяла шампунь, Гвен? Пахнет ванилью, но это другой бренд?

Я закатываю глаза и отступаю. У него сверхчувствительный нос, он может даже учуять, когда я пью за его спиной, или, когда почистила зубы и использовала много жидкости для полоскания рта.

— Я смешала две марки вместе. Серьезно, пап, у тебя странное обоняние.

— Это для тех случаев, когда мой ангел решает выпить, когда ей не положено.

Я корчу гримасу, и папа взъерошивает мои волосы, отгоняя каштановые пряди.

— Только не волосы! — я отхожу и разглаживаю их.

— Ты по-прежнему выглядишь прекрасно.

— Ты говоришь это только потому, что ты мой отец.

— У тебя мои гены, ангел, и необычная внешность. Любой найдет тебя красивой.

Но не Нейт.

Меня охватывает дрожь от того, что я просто вспомнила его имя. Мне нужна вся моя решимость, чтобы попрощаться с папой, и не вогнать себя в краску от этих мыслей.

После того, как он уходит, я сажусь на ступеньки, кладу рядом с собой молочный коктейль и беру браслет. Тот самый, который он подарил мне на день рождения два года назад.

В тот день рождения, когда я поцеловала его, и он так жестоко отверг меня, это прожигало меня до костей при мысли об этом.

Если я думала, что Нейт оттает к моему восемнадцатилетию, то теперь он тверд как гранит. Он не разговаривает со мной, если в этом нет крайней необходимости. Мы редко видимся, и когда я прихожу в фирму под предлогом того, что обедаю с отцом, он меня просто игнорирует.

Но он не делает это грубо, а просто еле уловимо и эффективно, чтобы папа не заметил. Я даже могу сосчитать, сколько раз мы виделись за последние пару лет.

Пересекались — примерно двадцать раз.

Разговаривали — ноль. Если не считать случайного «Как дела?» чисто для галочки.

Не то чтобы он всегда присутствовал, когда был дядей Нейтом. Он был там в основном из-за папы и не обращал на меня особого внимания, как будто я была фоновым шумом.

Просто девушка, не пользующаяся успехом у мужчин.

Ребенок.

Но я могла по крайней мере существовать рядом с ним, не чувствуя, что разрушаюсь изнутри.

После того, как я поцеловала его, то в одно мгновение испортила непринужденные отношения, которые у нас были в течении восемнадцати лет.

Но я не жалею об этом.

Потому что надеялась, что буду для него чем-то большим, чем просто ребенком. Надеялась, что он увидит меня в другом свете.

Все мои надежды разрушились.

Но мне нужно распланировать день рождения папы, который будет через несколько недель, а это значит, что он будет там.

Я сглатываю, сердце колотится в груди.

Хотя этого не должно быть, потому что я переборола это. В любом случае, это к лучшему, так как папа сходил с ума, так что все в порядке.

Все хорошо.

Я говорила себе это два года, но это никогда не казалось правдой. Думаю, это потому, что он Нейт.

Тот самый Нейт, который научил меня контролировать пустоту внутри меня и превращать ее в силу.

«Эта пустота никогда не исчезнет. Это часть того, кем ты являешься сейчас, нравится тебе это или нет», — сказал он в день моего пятнадцатилетия, когда обнаружил, что я прячусь в винном погребе отца. Вот что я делаю, когда всего становится слишком много, и не хочу расстраивать папу — прячусь.

Тот день был одним из тех, когда меня подавляли. Я ненавидела тот свой день рождения, так как снова почувствовала себя брошенным новорожденным младенцем на обочине дороги, хотя ничего об этом не помнила. Будто никто не хотел, чтобы я присутствовала рядом, и это опустошило меня. Настолько пусто, что я не могла дышать и сдерживала слезы, когда папа пел мне «С Днем Рождения».

Это был день, когда я поняла, что, несмотря на то, что у меня лучший отец в мире, я не чувствую себя полноценной. Я считала себя странной, потому что все, чего хотела — чтобы вернулась мама.

Каждый день рождение я загадываю это желание. Мама. Моя мама. Я хотела, чтобы она вернулась и объяснила, почему так поступила со мной.

Но папа был так счастлив в тот день, как и во все мои дни рождения. Он всегда устраивал подобные мероприятия, которые планировал несколько недель. Так что я не могла быть неблагодарной сукой и начать рыдать перед ним.

Вот почему я пробралась в винный погреб и сделала это одна, в тишине.

Пока дверь не открылась, и не появился дядя Нейт. В то время он еще был дядей, устрашающим человеком, который несколькими словами мог поставить на место родителя хулигана. Он сделал это однажды, когда мне было десять, когда девочка назвала меня необразованной, потому что моя мать была шлюхой. Это был самый распространенный слух: Кингсли Шоу трахнул шлюху и стал родителем-одиночкой, когда сообщил, что шлюха исчезла.

Я не сказала отцу, потому что знала, что он будет кричать и создаст драму, но Нейт забрал меня в тот день из школы по его поручению и заметил, что что-то не так. Он допрашивал меня, пока я не заплакала и не призналась во всем. В тот же вечер он посетил дом этой девочки и сказал матери, что она либо будет держать дочь под контролем, либо он подаст на нее в суд за это.

— Ты не будешь прикрывать людей, которые причинили тебе боль, Гвинет, ты меня слышишь? Это именно то отношение, которое побудит их и дальше причинять вред тебе и другим. Если ты не хочешь, чтобы Кинг не узнавал все это, приходи ко мне. Поняла?