Испорченный рыцарь

3

НИКО

Что-то тянет меня из темных глубин небытия, в которые я успел погрузиться, и я борюсь с этим.

Здесь, внизу, ничто не может коснуться меня, ничто не может причинить мне боль, и я могу притвориться, что все в порядке.

Что мой мир не развалился на части.

Как только реальность возвращается, возвращается и боль, и отчаяние, и полная безнадежность, в которой я утопаю с тех пор, как первый взрыв прогремел в загородном клубе той ночью.

Я словно застрял на карусели, только я не в ловушке, проживая лучшее время в своей жизни под веселую музыку, с яркими лошадками и мигающими огоньками. Я застрял в адской яме, едва цепляясь за жизнь, которую едва помню до этой ночи.

Жизнь, где все было на своем месте, где все было так, как должно быть. Где мы правили городом железным кулаком и уничтожали всех, кто вставал у нас на пути.

Но они победили нас.

Они, блядь, победили нас и разорвали нас на две части.

Они разорвали меня на две части, прямо по сердцу.

Меня мало что волнует в жизни, но человек, которого они забрали у меня той ночью, был на самом верху этого списка.

Зажмурив глаза, я предлагаю все, что у меня есть, чтобы остановить неизбежное, но это бессмысленно. Грохот захлопнувшейся входной двери полностью возвращает меня в реальность, и мягкие шаги приближаются ко мне.

Открыв глаза, я моргаю от окружающего меня мрака.

Я понятия не имею, который сейчас час, светло ли на улице или нет. Жалюзи и шторы здесь не открывались с тех пор, как я вернулся после той ночи.

Я не хочу жить на свету, когда тону во тьме внутри себя.

Несколько секунд я ничего и никого не вижу.

Но потом яркость проникает в мои глазные яблоки, и я вскрикиваю от досады, когда вся моя квартира заливается солнечным светом.

Оттолкнувшись от дивана, я встаю на нетвердые ноги, пытаясь найти незваного гостя, решившего помучить меня.

Глаза слезятся от яркого света, все вокруг расплывается на долгие секунды, пока передо мной не возникает видение.

— Сирена?

В свете, льющемся из окон, она похожа на ангела.

Ее светло-голубые глаза находят мои, и улыбка растягивает губы, словно она рада меня видеть.

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, мои ноги начинают двигаться, и я сокращаю пространство между нами.

Она задыхается, угадав мои намерения, и делает шаг назад, но этого оказывается недостаточно, чтобы остановить меня.

За мгновение до того, как мои пальцы обхватывают ее лицо и я прижимаюсь своими губами к ее губам, она ударяется спиной об окна позади нее.

Воспоминания о том, как я в последний раз уступил и впустил ее внутрь, заполнили мой разум.

Если не считать того, что я был пьян или под кайфом, это был единственный раз, когда я смог отключиться от своих мыслей. Единственный раз, когда мне удалось уменьшить боль.

Брианна Эндрюс.

Свет, которого жаждет моя тьма.

Мои губы двигаются навстречу ее губам. Я настолько погрузился в обещание того, что она может мне дать, что не замечаю, что она не отвечает на мой поцелуй, что ее тело застыло напротив моего, когда я прижал ее к окну.

— Нико, — задыхается она, когда я целую ее шею, прикусывая чувствительную кожу. Я игнорирую тот факт, что это не требование продолжать, а мольба остановиться.

Я не могу остановиться.

Я не хочу останавливаться.

Она нужна мне.

Мне нужна…

— БЛЯДЬ, — рявкаю я, отступая назад, когда она сильнее прижимается к моей груди, заставляя меня отстраниться от нее.

Что-то, что и так уже избито и сломано внутри меня, еще шире раскрывается от ее отказа, и боль снова пронзает меня изнутри.

— Нет, — буркнул я. — Ты должна сделать все лучше. Ты должна все это забрать.

— Нико.

— Пожалуйста, Сирена. — Мой голос дрожит, но я бессилен остановить это или даже позаботиться об этом. — Мне нужна т—

Она бросается вперед и ловит меня, прежде чем я успеваю произнести последнее слово и рухнуть на пол.

Ее руки обхватывают меня, и это чертовски приятно.

Слишком хорошо. Но я не могу ничего с этим поделать.

В этот момент боль преобладает над страхом, и я с радостью позволяю ей это.

Мы стоим так очень долго, она держит меня, не давая рассыпаться всем моим зазубренным частям и не давая мне истечь кровью по всему полу.

С тех пор, как я заставил себя вернуться в школу, мне все труднее и труднее сохранять мужественное лицо.

Я еще не готов вернуться в мир. Мне нужно время. Мне нужно… черт знает, что мне нужно на самом деле. Но сидеть в классе и готовиться к предстоящим экзаменам — точно не то.

Но это то, чего от меня ждут. То, что я должен сделать.

Мое будущее… мое будущее…

Из моего горла вырывается какой-то болезненный всхлип, и до моего слуха доносится мягкий голос Брианны.

— Все хорошо. Я держу тебя.

Я втягиваю в себя дрожащий воздух, продолжая позволять ей обнимать меня.

Я никогда не думал, что позволю этому случиться, но вот мы здесь.

Я никогда не думал, что мне придется прощаться с моим отцом. Ну, по крайней мере, не раньше, чем через несколько лет.

Я не знаю, сколько времени прошло, пока мы были заперты в объятиях, но в конце концов мой наполненный алкоголем разум понял, что мы движемся.

Оторвав лицо от шеи Брианны, я обнаружил, что мы стоим в моей ванной комнате.

— Что…

— Тебе нужно принять душ, Нико. Ты чертовски воняешь.

Я смотрю на нее, когда она отпускает меня, как будто ее нет на самом деле, а просто видение, которым, по мнению моей ебанутой головы, она должна меня дразнить.

Звучит охуенно.

И если она не более чем плод моего воображения, то я готов поспорить, что мне не дадут даже потерять себя в том, что она действительно может мне предложить. Ее объятия, возможно, и были приятными — не буду говорить ей об этом, — но ощутить себя в ее тугой киске было бы гораздо лучше.

Ощущение того, что мой школьный галстук протягивают через воротник, вырывает меня из этой маленькой фантазии, и я смотрю вниз, наблюдая, как ее тонкие пальцы быстро расстегивают пуговицы моей рубашки.

В моем горле раздается рык, когда ее горячие руки скользят по моим плечам, отодвигая ткань.

— Просто не можешь дождаться, когда я разденусь, да?

Ее глаза находят мои, но, в отличие от того, к чему я привык, я не нахожу в них огня, который обычно горит в них, когда мы так близки. Все, что я нахожу, — это жалость, сочувствие. Этого почти достаточно, чтобы заставить меня положить этому конец, отправить ее прочь, как я должен был сделать в тот момент, когда обнаружил ее в своем пространстве. Но я не делаю этого, потому что, стянув с моих рук рубашку, она проводит костяшками пальцев по моему прессу, добираясь до пояса, и я снова поддаюсь фантазии, когда она расстегивает мои брюки и стягивает их и боксеры с моих ног.

Она впивается зубами в нижнюю губу, наблюдая за тем, как мой член покачивается между нами.

Может быть, я и сломлен непоправимо после той ночи, но, похоже, мой член все еще хочет веселиться, несмотря на количество алкоголя, в котором я пытался себя утопить.

Опустившись на колени, она отрывает взгляд от моего члена в пользу моих ног, чтобы освободить их от оставшейся одежды, пока я не оказываюсь перед ней, голый, разбитый и пустой оболочкой мужчины.

Того безжалостного солдата, которым я всегда себя считал, уже давно нет.

Вместо него — этот… этот…

— Станет легче, Нико. Я обещаю, — говорит она, отбрасывая в сторону мою одежду и снова вставая во весь рост, и, к сожалению, не останавливается, чтобы обхватить меня своими роскошными губами. Хотя то, что она сказала, когда вталкивала меня сюда, — правда, я прекрасно понимаю, что не помню, когда в последний раз принимал душ. Я не уверен, что смогу заплатить ей достаточно, чтобы она отсосала мне прямо сейчас.

Положив одну руку мне на грудь, она заставляет меня отступить назад, пока мы не оказываемся внутри моей душевой кабины.

— Приведи себя в порядок, — инструктирует она, протягивая руку, чтобы включить душ, вероятно, прекрасно понимая, что меня сейчас окатит ледяной водой. Садистка. — Я сейчас… Ах, Нико, — кричит она, когда я не позволяю ей отпрыгнуть от воды, а вместо этого прижимаю ее к себе, пока она льется.

— Отпусти меня, придурок.

— Позже. А сейчас мне нужна помощь в наведении порядка.

Развернув ее, я прижимаю ее к кафельной стене и снова прижимаюсь губами к ее губам, когда вода пропитывает ее насквозь.

Она снова сопротивляется, но на этот раз ей не удается сдержаться, и через несколько секунд ее тело расслабляется на моем, а губы раздвигаются, впуская меня внутрь.

— Да, Сирена, — простонал я в ее поцелуе. — Ты знаешь, что единственный реальный способ очистить мой член — это твой грешный рот.

Она отталкивается от стены, и в ее горле раздается стон острой нужды. Обхватив рукой ее бедро, я подтягиваю ее ногу к себе, освобождая пространство между ее бедрами, чтобы прижаться к ней.

— Еще, — стону я, подхватывая мокрую ткань ее платья и волоча ее по телу.

Наш поцелуй прерывается на то время, пока я стягиваю платье через голову, и прежде чем оно с влажным шлепком падает к нашим ногам, мы снова сталкиваемся.

Так было между нами с той первой ночи.

Зависимость, которой никогда не бывает достаточно.

Ее бюстгальтер падает на пол, мои руки поднимаются, чтобы погладить ее груди и ущипнуть за соски, заставляя ее стонать от желания.

— Скажи мне, как сильно ты нуждаешься в моем члене, Сирена.

— Нико, — хнычет она, а я продолжаю тереться об нее, поднимаясь все выше и выше, даже не касаясь ее.

Прямо перед тем, как она достигает точки невозврата, я опускаю ее ногу и отступаю назад.

— Что за… Ты, гребаный мудак.

На моих губах появляется ухмылка, и впервые с тех пор, как я проснулся и нашел ее здесь, я начинаю чувствовать себя прежним.

— Я думал, ты уже знаешь, Сирена, — предупреждаю я, мой голос низкий и хриплый. — Я еще хуже. — Я опускаюсь перед ней на колени, вода отскакивает от моей спины, когда я смотрю на нее.

Ее грудь вздымается, ее безумные сиськи приковывают мое внимание на долгие секунды, прежде чем я, наконец, отвожу взгляд, чтобы поймать ее глаза.

— Единственное место, куда ты кончишь до того, как я введу в тебя свой член, — это на мое лицо.

Из ее горла вырывается испуганный крик, когда я неожиданно стягиваю с ее ног легинсы и трусики. Хлипкая ткань легинсов рвется задолго до того, как я добираюсь до ее коленей, и это превращает меня в дикаря.

Потянув сильнее, я срываю остатки одежды с ее тела, оставляя ее стоять в одних носках.

— К черту, — бормочу я, поднимая с земли одну из ее промокших ног. Я перекидываю ее ногу через плечо и ныряю в ее киску.

В тот момент, когда ее вкус взрывается на моем языке, я полностью принимаю ту старую часть себя, которая, кажется, оживает, когда мы находимся в таком состоянии.

— НИКО, — кричит Бри надо мной, пока я усердно сосу ее клитор. Ее пальцы погружаются в мои мокрые волосы и извиваются, пытаясь притянуть меня ближе. — Блядь. Да. Заставь меня кончить, детка, — требует она, как маленькая отчаянная шлюха.

Немного сдвинувшись, я раздвигаю ее ноги пошире для лучшего доступа и без всякого предупреждения ввожу в нее три пальца.