Порочные занятия

Глава 41

ФЕНИКС

В воскресенье утром меня жутко рано будят тяжелым удар кулака в дверь. Я набрасываю подушку на голову, чтобы заглушить звук, но кто бы это ни был, он продолжает стучать.

— Феникс, — кричит Шарлотта. — Просыпайся.

— Зачем? — я рычу. — Сейчас полночь.

Она смеется.

— Что? Сейчас восемь утра.

— И?

— Ну давай же.

Кто-то издает быстрый стук, похожий на барабанный бой. Слишком ритмично, чтобы это могла сделать Шарлотта.

— Аксель, это ты?

— Проснись, проснись, — отвечает низкий голос.

— Нет, — я зажмуриваюсь и сжимаюсь в клубок. Подобные вещи должны быть незаконными.

— Открой дверь, мы просто хотим подремать с тобой, — кричит голос из коридора.

Аксель и Шарлотта хохочут и продолжают стучать. Я скриплю зубами. Это обратная сторона учреждения, связанного с преступным миром.

Хотя мы, студенты, технически равны, это не так. Каждый из нас привязан к семье, и у каждой семьи есть свое место в иерархии.

Если вы достаточно хорошо устроились, вам может сойти с рук такое дерьмо, как разбудить целый коридор людей в безбожный час, ведь никакой безумец не захочет начинать вражду.

Я слышала, что у Акселя есть связи с семьей Бестлэссонов, и он лучший друг Вира, племянника «Одина». Отец Шарлотты — Киран Бресс, двоюродный брат Деклана Дагды, управляющего ирландской мафией.

Папа решил зарегистрировать меня анонимно, но он использовал девичью фамилию моей матери, которая относится к семье низкого ранга, отдаленно связанной с «Одином».

Короче, я никто.

— Иду, — кричу я.

Стук внезапно прекращается.

Когда я подхожу к двери и открываю ее, Шарлотта проталкивается внутрь.

— Извините за вторжение, но дерьмо только что попало в вентилятор.

Я отступаю назад и протираю глаза.

— Что случилось?

— «Один» приедет на воскресный обед.

Я моргаю, чтобы проснуться.

— Зачем?

— Ваш разговор придал Виру смелости сказать отцу и брату, что он не будет работать в организации, — Аксель говорит с ухмылкой. — Милая ночнушка.

— Это все равно не объясняет, почему ты так рано вламываешься, — бормочу я.

— Мы должны увезти Вира до прибытия «Одина», — Шарлотта роется в моем гардеробе, который уже куда лучше организован после использования студенческой прачечной.

— Хорошо, — зеваю. — Дайте мне полчаса, и встретимся снаружи.

— Двадцать минут.

***

Полчаса спустя я сижу на заднем сиденье фургона в стиле «Скуби-Ду» с клавишником «солдатиков» слева от меня и их барабанщицей справа.

Я не вижу Вира, но Аксель уже объяснил, что тот лежит под кучей оборудования, потому что охрана кампуса заинтересована только передвижением людей, а не предметами или тем, что спрятано под ними.

Я наклоняюсь к единственной участнице группы женского пола.

— С Виром все будет в порядке?

Она пожимает плечами.

— Это не первый раз, когда мы вывозим его из кампуса под задним сиденьем автомобиля.

— Разве он не мог одолжить чье-то удостоверение личности?

Аксель оборачивается с переднего сиденья.

— Мы пробовали, но каждый сотрудник и охранник знает его в лицо.

— Черт, — бормочу я. Папа и дядя Вира хуже моих. По крайней мере, я лишь частично была пленницей.

Аксель подъезжает к окраине Марина-Виллэдж, залитой утренним солнцем. Здания в этой части города расположены плотно, высотой в пять или шесть этажей, с отдельными магазинами на нижних этажах и квартирами на верхних. В самом конце улицы виднеются далекие проблески моря.

Он паркуется возле «Уирли», который, что неудивительно, закрыт, но затем выпрыгивает из фургона и открывает заднюю дверь. Клавишник тоже выходит.

— Эй, чувак, зал закрыт, — слышу я его голос из-за спины.

Раздается громкий скрежет, сопровождаемый легким покачиванием фургона, когда участники группы раздвигают предметы, чтобы освободить своего солиста.

Я вытаскиваю свой телефон. Без пяти минут девять утра. Сомневаюсь, что в таком сонном городке, как Марина-Виллэдж, кто-то просыпается так рано.

— Вы взволнованы? — Шарлотта крутится на переднем сиденье, ее карие глаза сверкают.

— Еще рано, — бормочу я.

Барабанщица рядом со мной прикрывает рукой рот, чтобы подавить зевоту.

— Я говорила им, что они перебарщивают. Если бы мы вышли в десять, как я предлагала, мы бы не устали так сильно.

Ее зевок заразителен, и мои глаза слезятся, когда я тоже следом зеваю.

— Должны быть открыты места для завтрака.

Шарлотта похлопывает меня по плечу.

— Отличная идея. Я скажу Акселю.

Входная дверь открывается, и клавишник садится рядом с Шарлоттой. Затем открывается задняя пассажирская дверь, и Вир садится на сиденье рядом со мной.

— Привет, — он смотрит на меня сквозь пелену длинных светлых волос.

В памяти всплывают вчерашние слова Акселя:

«После вашей ссоры Вир был сильно подавлен».

Это был просто обмен словами между двумя людьми, которые едва знали друг друга. И его настроение до сих пор не имеет для меня никакого смысла, учитывая то, как он вел себя первые два года после нашего знакомства.

Более скептическая часть меня задается вопросом, вдруг он не обращал на меня внимания просто потому, что думал, будто я никуда от него не денусь.

— Привет, — смотрю на свои колени.

— Ради всего святого, мы можем уже идти? — бормочет барабанщица.

— Аксель вас познакомил? — спрашивает Вир.

— Я оставил эту честь тебе, — пожимая плечами, говорит Аксель, садится на переднее сиденье и запускает двигатель.

— Ингрид, — барабанщица протягивает руку. — Я в группе только потому, что я родственница Вира, и они заменят меня ровно в тот момент, когда найдут кого-то с членом.

Я пожимаю ей руку и сочувственно улыбаюсь.

— Рада встрече.

— Ингрид — близнец Акселя, — говорит Вир.

— Оу, — смотрю на пару, не замечая большого семейного сходства, кроме цвета волос.

Вир кладет руку на плечо клавишника и представляет его как Эрика, который также является его дальним родственником.

После этого наступает напряженная тишина. Шарлотта время от времени оборачивается, переводя взгляд с Вира на меня, как будто играет молчаливую сваху.

Я сжимаю руки вместе, желая, чтобы она не старалась так сильно.

Вероятно, она помнит, как сильно я злилась из-за того, что Вир не замечал меня, и теперь хочет все исправить, но все шансы иссякли восемнадцать месяцев назад.

Мне приходит в голову мысль, что профессор Сегал никогда бы не стал играть в такие глупые игры. Этот человек никогда не говорил смутно о том, чего хочет, даже когда узнал, что я его студентка.

Странно, как мужчина может выхаживать девушку с похмелья, ничего не требуя взамен, выплачивать щедрое пособие на жизнь, потому что это его язык любви, гоняться за ней, когда она уходит, и изо всех сил стараться доказать, что она не шлюха в его глазах и все только за тем, чтобы в итоге выдать «Вы более не представляете для меня интереса».

Хотела бы я стереть его из своей памяти, но то короткое время, что мы провели вместе, стало минимальным стандартом. Если мужчина не умеет принимать решения, то он становится для меня невидимым.

Аксель едет по главной улице, ища место, открытое воскресным утром в девять, и все, что он находит, это гостиница, в которой по умолчанию должен подаваться завтрак, но портье бросает один взгляд на то, как одета группа, и говорит, что завтрак только для гостей отеля.

В конце концов находим засаленное кафе, хозяину которого все равно, как мы все одеты. Я стараюсь сесть с Ингрид в самом дальнем конце стола подальше от Вира.

Когда мы все заказываем английский завтрак, он оказывается лишь наполовину прожаренным и полностью покрытым маслом. Даже тост подрумянился только с одной стороны.

— Эй, — говорит Ингрид в середине завтрака. — Разве ты не та девочка с бананом?

Я беру кружку с чаем.

— Ты изучаешь финансы и бухгалтерский учет?

— Нет, но было видео, на котором ты выходишь из кабинета того профессора, — отвечает она с ухмылкой. — Я слышала, что Аттена заставила его унижаться.

— Это не совсем так, — бормочу я.

— Он такой чертовски горячий, я бы пососала его банан.

Я давлюсь чаем.

— Ингрид, — шипит Аксель с другой стороны стола.

Она поворачивается к своему брату.

— Отвали.

— Ну, Фи думает, что он ужасен, — она бросает на Вира обнадеживающий взгляд. — Не так ли?

Я качаю головой, не подтверждая и не опровергая ее слова. Одной из причин, по которой я пошла с группой, было то, что я забываю о профессоре Сегале. И последнее, что мне сейчас нужно, это напоминания.

Мы сидим в кафе больше полутора часа, а мальчишки заказывают все больше и больше мерзкой еды, чтобы хозяин нас не выгнал. Ингрид заполняет тишину, объясняя, что она научилась играть на барабанах, когда была младше, и единственный способ тусоваться с мальчиками — это играть на музыкальном инструменте.

Вир поднимается со своего места.

— Менеджер «Уирли» только что сообщил, что он на месте.

Аксель возвращается к кафе, где мы встречаем длинноволосого мужчину, одетого в цветочную рубашку и очки в стиле Джона Леннона. Он ведет нас на улицу за домом, к стоянке на полсотни машин.

Здесь уже стоит несколько белых фургонов, которые, я думаю, были припаркованы с ночи. Прежде чем я успеваю задаться вопросом, почему у них у всех одинаковые номерные знаки, мой желудок урчит.

Теперь я жалею, что не съела жирный завтрак.

— В «Уирли» подают еду?

— Банч-меню есть на их веб-сайте, — говорит Аксель.

Я бросаю сумку на колени, готовая включить телефон, когда менеджер открывает заднюю дверь зала и приглашает войти.

Аксель, Эрик и Ингрид начинают заносить инструменты в зал, а Шарлотта берет пару сумок с одеждой, в которых, как я полагаю, находятся их костюмы.

Я тянусь за гитарой, но Вир кладет руку мне на плечо.

— Феникс, можно тебя на пару слов?

— Что случилось? — поворачиваюсь, чтобы встретиться с его обеспокоенным взглядом.

— То, что я сказал на днях, — он делает глубокий вдох, выглядя так, будто вот-вот начнет отрепетированные извинения.

— Я не обиделась, — выпаливаю я, прежде чем он успевает закончить предложение. — У меня просто был дерьмовый день, и то, что я сказала, прозвучало слишком резко.

Один из фургонов позади нас открывает двери. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что из машины выходит парень в грязном белом комбинезоне, похожий на маляра или декоратора.

Повернувшись к Виру, я натянуто улыбаюсь ему.

— Серьезно, не беспокойся о…

Между нами проносится маляр и хватает Вира.

Я оборачиваюсь.

— Что Вы делаете?

Он игнорирует меня и продолжает идти к своему фургону.

Мой пульс подскакивает, посылая прилив крови в конечности. Я беру футляр для гитары и с удовлетворительным треском замахиваюсь им над головой мужчины.

— Блять, — рычит он.

Сильные руки обвивают меня за талию и отрывают от земли.

— Помогите!

Огромная рука зажимает мой рот и заглушает крик.

— Что делать с ней? — спрашивает мужчина.

— Забирай.

Из второго фургона выходит еще одна пара мужчин, каждый с оружием. Мой желудок подпрыгивает, и я перестаю сопротивляться. Одно дело бороться со случайным человеком, но это не может быть совпадением.