Удержать мою невесту

В чем черт возьми ее проблема? Бассейн недостаточно хорош для нее? Он недостаточно чистый? Я нанял чистильщика бассейна. И если он не выполнит свою чертову работу, полетят головы.

— Что? Бассейн недостаточно велик для тебя? — Спрашиваю, делая шаг вперед. Я подхожу к краю, осматриваю бассейн и примыкающую к нему гидромассажную ванну, расположенную посреди огромной площадки из штампованного бетона. На мой взгляд, он чистый, и стандартного размера, если не больше, чем другие бассейны, так в чем же ее дело?

Я поворачиваюсь к ней.

— Не умеешь плавать?

Вместо ответа Верона стоит там, не двигаясь и не говоря ни слова. В гневе я хватаю ее за руки и разворачиваю к себе.

— Я всегда могу бросить тебя и узнать, — угрожаю ей. Я на самом деле несерьезен ... или, может быть, так и есть. Я не знаю. Эта девушка так выводит меня из себя, что я испытываю искушение бросить ее и преподать урок уважения.

Слезы наполняют ее глаза, когда она смотрит на меня и умоляет: — Нет, пожалуйста, нет!

И хотя обычно мне нравится, когда женщины умоляют, это меня не заводит. Я слышу дрожь в ее голосе и вижу страх в ее глазах. Но почему?

Прежде чем я успеваю спросить, она вырывается из моих объятий и убегает в дом, как будто ее задница охвачена огнем.

Стоя там, чувствуя себя сбитым с толку, я поворачиваюсь к Данте за ответами. Даже если это выводит меня из себя, я понимаю, что он знает Верону намного лучше.

— В чем ее гребаная проблема? Отвечай. — Я точно знаю, что в ее семье был бассейн. Я помню, как она хвасталась этим в детстве. У меня его не было, и это всегда вызывало у меня зависть.

— Ты не знаешь? — Спрашивает Данте, приподняв бровь.

Я качаю головой, внутренне закипая.

— Ее мать утонула. Верона — та, кто нашел ее плавающей лицом вниз в бассейне. И она чуть не умерла, пытаясь спасти свою мать.

Я в замешательстве хмурю брови. Я знал, что мать Вероны скончалась, когда она была молодой, но я никогда не знал подробностей.

— Сколько лет было Вероне? — Я должен знать.

— Девять.

Черт.

Внезапно у нас с Вероной оказалось гораздо больше общего, чем я первоначально думал. По крайней мере, моя семья не была ответственна за убийство ее матери. Я не могу сказать то же самое о ее семье и моей матери.

Сжимая руки в кулаки, я киваю ему, прежде чем повернуться и направиться обратно в дом, в свой кабинет.

Верона боится воды. И хотя обычно я бы использовал этот маленький кусочек информации против кого-нибудь, я знаю, что никогда не сделаю этого с ней. Ее страх перед водой гораздо глубже, чем просто неумение плавать. В тот день она была травмирована. Вероятно, после этого она никогда не заходила в бассейн или какой-либо другой водоем.

Вот что смерть делает с детьми. Это оставляет такие глубокие шрамы, что ты никогда не забываешь, всегда помнишь ... и ты никогда, никогда не простишь.

Глава 11

Верона

Позже тем же вечером меня приглашают вниз на ужин с Лукой. Я удивлена, когда вхожу в столовую, а там только мы вдвоем. Хмурюсь, надеясь, что Данте хотя бы что-нибудь поел.

Лука все еще одет в свадебный костюм, из-за чего я чувствую себя совершенно неуместно в своем удобном топе и штанах для йоги. Правда, теперь у него нет галстука, а несколько верхних пуговиц на черной рубашке расстегнуты. Я начинаю думать, что, возможно, именно так Лука ведет себя непринужденно.

Я подхожу к столу и вижу тарелки со сливочным супом и множество бутербродов, приготовленных на гриле, с различными видами сыра и мяса.

— Ничего особенного, — говорит Лука, когда я сажусь справа от него за длинный обеденный стол. — Я еще не нанял профессионального шеф-повара.

Я понимающе киваю. Я не ожидала ничего экстравагантного, но не говорю ему об этом. Думаю, чем меньше буду говорить при нем, тем лучше.

Мы едим в тишине. Бутерброды действительно вкусные. Суп немного пресноват, но я все равно ем его, потому что голодна. Я никогда не была из тех, кто отказывается от еды. Моя бабушка никогда не умела хорошо готовить, а питание в школе-интернате было ужасным, поэтому я привыкла есть все, что мне подавали.

После того, как я закончила, вытираю рот льняной салфеткой и поворачиваюсь к мужу.

— Лука, насчет того, что было раньше ... Мой голос замолкает, но он поднимает руку, останавливая меня.

— Я знаю. Данте рассказал мне все, — говорит он.

Я хмурю брови. Данте не имел права рассказывать об этом Луке. В конце концов, я собиралась сама объяснить своему мужу. Данте не нужно было говорить о моем травмирующем детстве, поскольку это не его история.

Бенито входит в комнату, чтобы объявить о доставке.

— Да, наверх. Ты знаешь, в какую комнату, — загадочно отвечает Лука.

— Вы всегда получаете доставку так поздно вечером? — Я спрашиваю его.

Он поворачивается ко мне и говорит с ухмылкой: — Только когда это абсолютно необходимо.

Я смотрю на него несколько секунд, прежде чем отвести взгляд. Официант приносит десерт, состоящий из различных видов тортов и пирожных. Все они выглядят аппетитно, но я беру только один кусочек мятно-шоколадного торта, моего любимого. Все так ново, а нервы на пределе, что у меня почти нет аппетита. Я даже не в состоянии доесть вкусный десерт.

Лука хмуро смотрит в мою тарелку, прежде чем встретиться со мной взглядом.

— Не соответствует твоим стандартам? — спрашивает он.

Что это с ним такое, что он думает, что все ниже моего достоинства? Я не какая-то заносчивая ханжа, какой он меня явно считает.

— Я сыта, — просто отвечаю и пожимаю плечами.

Он кивает, но я могу сказать, что он мне не верит.

— Я постараюсь нанять шеф-повара и кухонный персонал на этой неделе, чтобы домработницы не занимались приготовлением пищи и уборкой.

Что ж, если домработницы готовят, они не так уж плохо справляются. Бывало и получше, но бывало и намного, намного хуже. И если это то, что я должна есть каждый вечер, то меня все устраивает.

Мы сидим в тишине, пока я потягиваю воду, а Лука пьет темный ликер из маленького бокала. Только когда Бенито входит в комнату, чтобы сообщить, что о доставке позаботились, Лука говорит мне, что я свободна и могу вернуться в свою комнату.

Смотрю на него, моргая. Я подумала, что в нашу первую брачную ночь, он захочет…

— Что? — рявкает он, глядя на меня так, словно я зря трачу его время.

— Ничего. Я ...

— Ты что? — спрашивает он, вставая и возвышаясь надо мной.

Я сжимаюсь в его присутствии. Не знаю, о чем я думала. Хочу ли я вообще спать с таким мужчиной, как Лука? Ответ — ясное и ошеломляющее "нет". Мне нужно тащить свою задницу в свою комнату, пока он не передумал и не навязался мне.

— Спокойной ночи, — говорю я ему, прежде чем покинуть комнату.

Я решаю смыть этот напряженный день горячей ванной. Мне кажется, что отмокаю несколько часов, прежде чем, наконец, достаточно успокаиваюсь, чтобы выйти. Я вытираю волосы полотенцем, а затем накидываю на себя белый халат и иду в спальню.

Я подхожу к шкафу, чтобы переодеться, и останавливаюсь как вкопанная. Почти пустой шкаф теперь заполнен одеждой. Новая, незнакомая одежда.

В благоговейном страхе мои пальцы пробегают по мягким дорогим тканям вешалок с новыми рубашками и платьями. Я проверяю бирки и, конечно же, все они моего размера. Это заставляет меня задуматься, догадался ли Лука или он заглянул в мой шкаф, когда меня не было в моей комнате, и проверил бирки на старой одежде.

Кстати, о моей старой одежде…Я возвращаюсь к вешалкам, на которых она висела. Мое сердце замирает, когда я понимаю, что мои вещи пропали. Пропала вся моя одежда... включая платье моей матери.

— Нет, нет, нет, нет, — повторяю я, обыскивая полку за полкой в поисках любимого платья.

После того, как обыскала весь шкаф, разнесла всю свою комнату и осталась с пустыми руками, я обнаружила, что мои ноги передвигаются раньше, чем мозг успевает за этим уследить. В этот момент логические рассуждения полностью выбрасываются в окно, когда я выхожу из своей комнаты и прохожу небольшое расстояние по коридору к двери, о которой Бенито сказал мне ранее, что это дверь в комнату Луки.

Мои крошечные кулачки барабанят по дереву, сотрясая раму. Ему требуется несколько секунд, чтобы открыть дверь, но когда он делает это, я тут же сожалею о своем решении противостоять ему.

Лука больше не в костюме, он без рубашки, темно-серые спортивные штаны свисают с бедер, с его волос капает вода после недавнего душа.

— Чем я могу тебе помочь? — взволнованно спрашивает он.

— М.. мои вещи! — Выпаливаю я, заикаясь. — Что ты сделал с моей одеждой?

— Дай угадаю, — говорит он, скрещивая руки на груди, демонстрируя свои мускулистые бицепсы, — Тебе не нравится твоя новая одежда.

— Меня не волнует новая одежда! — Кричу я. — Меня волнует моя старая!

Он закатывает глаза.

— Для такой принцессы, как ты, я бы подумал, что ты была счастлива избавиться от этих уродливых лохмотьев.

— Это были не лохмотья! — Слезы жгут мне глаза, но я отказываюсь отступать или показывать слабость. — Я хочу их вернуть. Сейчас же! Я требую.

— Сейчас? — Он расцепляет руки и делает шаг вперед, возвышаясь надо мной. — Этой одежде место на помойке, и именно там она и находится.

Я с трудом сглатываю комок в горле. Если я потеряю платье моей матери, единственное, что у меня от нее осталось, то просто не знаю, что буду делать.

Он подходит ко мне еще ближе и, наклонившись, шепчет мне на ухо: — Если ты снова придешь в мою комнату посреди ночи, лучше бы это было потому, что ты хочешь либо сесть мне на лицо, либо встать на колени.

Горячий румянец поднимается по моей шее и щекам, когда я опускаю взгляд в пол, весь гнев и борьба во мне быстро иссякают. Никогда раньше мужчина так со мной не разговаривал. Я всегда была недоступна для любого, кто осмеливался смотреть в мою сторону. Но у меня такое чувство, что Лука не привык, чтобы ему говорили "нет".

— Мусор не вывозится до вторника. Может быть, ты все же сможешь сохранить свои тряпки, — замечает он, разжигая мой гнев и заставляя его мгновенно вспыхнуть с новой силой.

В ярости я отворачиваюсь от него и спускаюсь по коридору. Бегу на кухню в поисках мусорных баков, где могла быть моя одежда.

Бенито сидит на кухонном столе и ест сэндвич со стаканом молока.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Предлагает он.

— Моя одежда. Что ты с ней сделал?

Он встает, оставляя недоеденный сэндвич на столе, и ведет меня на улицу к ряду мусорных баков в задней части дома.

— Лука сказал мне выбросить её.

— Я знаю, — говорю я ему со вздохом, прежде чем открыть крышку одного из мусорных баков. Я нахожу черный пластиковый пакет и разрываю его. Запах гниющей еды ударяет мне в нос, и с отвращением отворачиваюсь. — Ты знаешь, в какой именно бак положил мою одежду?

Бенито подходит к следующему и открывает его.

— Может быть, этот. Он вытаскивает несколько пакетов, и под всем этим мусором оказывается моя старая одежда.