Душа моя

— На нейтральной они в выходные — кино, теннис, детское кафе. Погода мерзкая. А то, что каждый день…? Он скоро уедет. Что уж теперь? Я в самом начале допустила ошибку — нельзя было позволять им так сближаться. Но он замечательный отец, Лянка! И этого не отнимешь. Судя по всему, других детей не настрогал, так что это природное, что ли?

— Так может… — осторожно начала подруга.

— Даже речи не идет — ни с моей, ни с его стороны. Я его терплю с трудом — бесит, а он сразу сказал, что здесь только на время отпуска. Пошалить не отказался бы, судя по тому случаю, но я пресекла… Что? Что ты там молчишь?

— Страсти кипят, — отозвалась, наконец, она, — а он, случаем, не действует на тебя, как Голубев?

— Хуже — я уже ненавижу всю их породу!

— Вам нужно сесть и поговорить о том, что случилось тогда. Иначе ты сорвешься. Или он. Испугаете ребенка.

— Я больше не сорвусь. А он тем более не сорвется. Впечатление — мобилизовался всеми силами и примет от меня любую гадость и мерзость, проглотит даже прямые оскорбления и только поморщится. Я не знаю, что это. Так дорожит временем с дочкой? А с чего вдруг такие яростные отцовские чувства?

— Он скажет? — продолжала гнуть свое Алёна.

— А ты помнишь, как я рвалась мирить тебя с Олегом? Ничего тебе не напоминает? Я ведь тоже тогда считала, что права и понимаю все лучше, чем ты.

— Да я вроде и не мирю вас? Ладно… Не было бы только поздно. Заезжай, звони — не пропадай. Пока, Ир, — отключилась она.

А я попыталась представить себе… потому что совет хороший, правильный — говорить. И — нет. Невозможно! Не та ситуация. Я не смогу прямо спросить его — за что ты так со мной тогда? Чем я заслужила? А если и смогу, то что он может ответить? Есть ли такому хоть какое-то оправдание? И хочу ли я его знать? Да я же сдохну от боли! Она вернулась вместе с ним, и чтобы я еще ковырялась в старой ране? По собственной инициативе? Да ладно!