Преследуя Аделайн

Как долго он преследовал меня? Три месяца? Совсем недолго. На самом деле, это такой незначительный срок, что мне становится не по себе. Я еще так многого о нем не знаю. Какой у него любимый цвет? Есть ли у него аллергия? Надеюсь, у него есть аллергия на все мои любимые блюда, чтобы мне не пришлось делиться с ним. Или, по крайней мере, я надеюсь, что они ему не понравятся. Больше для меня.

И я надеюсь, что мне не нравится его любимая еда, потому что если понравится, я, наверное, тоже буду есть с его тарелки.

Он, наверное, не будет против. И это смягчает мое сердце до состояния кашицы. Потому что каким-то образом мужчина, которому было бы все равно, если бы я ела его еду, влюбился в меня. Это так чертовски мило.

Я плюхаюсь на кровать и стону. Дайя ушла час назад. Остаток дня мы провели, работая над своими делами. По большей части она оставила меня в покое, пока я размышляла над откровениями. А после ее ухода я продолжала пить, пока не перестала думать об этом.

Завтра я буду жалеть об этом. Я еще не прошла и половины пути к следующей части своей серии, а у меня уже много читателей, которые настаивают на ней. Давление всегда становится сильным, когда между выходами проходит несколько месяцев.

Неважно. Может быть, Зед зайдет и волшебным образом вылечит мое похмелье, ведь он умеет заставлять меня чувствовать то, что физически невозможно. Особенно когда он вскидывает бровь и на его губах появляется злая ухмылка.

Я сжимаю свои бедра, поток возбуждения поднимается между моих бедер. Мое дыхание учащается при одном воспоминании о его взгляде, и я таю. Как такое возможно?

Я стягиваю с себя леггинсы, жжение в животе распространяется, и мне кажется, что я тону в огненной яме. На моей груди уже образовался румянец, и я знаю, что очень скоро он начнет ползти вверх по шее.

Затем я срываю с себя футболку, оставляя только лифчик и трусики. Он белый и шелковистый, и безумная часть меня хочет, чтобы Зед был здесь и увидел его. Он бы, наверное, подумал, что я выгляжу так невинно. Ангел и демон. Запретные, но все равно притягивающиеся друг к другу.

Об этом можно было бы написать книгу… основанную на влечении двух противоположных душ.

Прикусив губу, я провела рукой по нижнему белью, кончик пальца едва заметно коснулся моего клитора. Прикосновение такое легкое, но в то же время электричество пробегает по моим венам. Я закрываю глаза, испуская дрожащий вздох. И я представляю, что Зед стоит передо мной на коленях. Приказывает мне ласкать себя для него. Показать ему, что я делаю, когда его здесь нет.

Мое сердце сильно бьется в груди, как баскетбольный мяч на площадке. Я скольжу пальцами дальше вниз, погружая кончик в скопившуюся лужу влаги. Я смущенно мокрая.

Облизнув губы, я погружаю два пальца внутрь, стон срывается с моих губ, когда мое тело охватывает наслаждение.

Глубокий, бездонный голос Зеда шепчет в моей голове обо всех грязных вещах, которые он прорычал мне на ухо. Все слова, от которых мое сердце замирает в груди.

Мое искупление станет твоим спасением.

Я была уверена, что он станет моим проклятием. Но в этот момент мне кажется, что я попала в рай.

Нирвану.

Как он и говорил, когда его язык погружался глубоко внутрь меня, как сейчас мои пальцы.

Я стону громче, крещендо нарастает, когда перед глазами мелькает образ Зеда, сидящего позади меня в машине, пирующего на мне — нет, пьющего из меня, как умирающий, лишенный воды.

Наслаждение нарастает, когда я провожу пальцами по своему клитору и растираю чувствительный бутон тугими кругами. Моя голова откидывается назад, а позвоночник изгибается. Издавая задыхающиеся стоны, я кружу клитор все быстрее и сильнее, пока почти не догоняю оргазм.

И наконец, я опрокидываюсь на край. Я громко вскрикиваю, выкрикивая имя Зеда, когда оргазм обрушивается на меня быстро и без угрызений совести. Он заканчивается прежде, чем я успеваю восстановить дыхание.

Опустившись на пол, я вздохнула, уголки моих губ нахмурились. Мое тело вялое и бескостное, но грудь — она все еще напряжена. Этот оргазм был лишь временной отсрочкой. И я понимаю, что тяжесть никуда не денется.

Сегодня мне просто… грустно.