Мелкая сошка

Кирилл Ликов
Мелкая сошка

Утро в окрестностях Вертепска играло всеми отблесками и оттенками красного цвета. От яркого и блистающего пурпура до нежного, пастельного розового. Заря была великолепной, и даже туманность, скопившаяся возле речушек и болот, не мешала и не портила эту красоту. Рыба в озере плескалась громко, не боясь и не стесняясь своих игр. Молодые птички оттачивали свои голоса в каждодневном утреннем соревновании. Жизнь в лесу начинала просыпаться и отправлялась по своим делам. Белки носились по веткам в поисках шишек, муравьи, пыхтя, топали по своим тропам, неся на плечах разнообразную живность и строительный материал, молодые волчата под присмотром матери возились в траве и играючи пытались охотиться друг на друга. И только одно существо в этом лесу сидело на поляне и не проявляло хоть какие-то признаки жизни и заинтересованности во всем, что творится вокруг.

Старый Харм думал и одновременно наслаждался бешеной суетой и текучестью лесной жизни. Лешие вообще любят подумать. Что еще делать на досуге существам, которые слеплены и камня, дерева, мха и еще сотни неорганических и органических веществ, да еще и в придачу живут под тысячу лет. Только думать и размышлять, как бренен и суетен этот мир. Давно прошли те времена, когда он маленьким неразумным и зеленым подростком рвался в Вертепск, город, что стоит рядом с лесом, думая, что там намного интересней и веселее жить, чем в наскучившем с детства лесу под надзором патриархальной семьи. Прошли те времена, когда он все же выбрался в город, устроился на должность лешего Центрального парка культуры и отдыха, жил, ведя разухабисто-загульную жизнь, и наслаждался обществом верных друзей и шальных подруг. Все было в прошлом. Все. И революции, и мятежи с бунтами. Он даже стал председателем профкома вертепских леших и правил дела своих родственников, коллег и родичей. Даже переизбирался на этот пост пять голосований подряд. Но это было давно. Сейчас же Харм думал.

Шаги раздались неожиданно. Неожиданно для кого угодно, но не для Харма. Неожиданно для того, кто вслушивается в каждый отдельный шорох и скрип. Харм же слушал лес. Он знал об идущем уже тогда, когда тот обогнул первую березу и отвел когтистой лапой от глаз тонкую ветку.

— Приветствую тебя, Харм, — сказал пришлый, зная, что леший не начнет говорить первым.

— И тебе доброго утра, кровавое дитя природы.

— Я послан к тебе из города, Харм, и мне поручено сделать тебе предложение.

— И ради этого ты отвлекаешь меня от созерцания матушки Природы? Довольно мелкий повод для этого. Смею тебя заверить.

— Ты, как всегда, мудр один из долгоживущих. Но природа не меняется тысячи лет, а темному обществу нужна твоя помощь!

— Природа меняется каждое мгновение, сын славных родителей, а вот темное общество, как, впрочем, и люди, не меняется никогда.

— Ну не мне спорить с великим лешим, конечно, но, на мой взгляд, природа все-таки менее изменчива, чем сообщества людей либо нас.

— По форме, мой друг, по форме. Но не по содержанию. Мы, темные, изначально строим козни людям и вот уже на протяжении тридцати тысяч лет испытываем от этого сплошное удовольствие, не намереваясь даже хоть чуть-чуть измениться. Люди же все это время заняты уничтожением своего рода и делают с каждой сотней лет это все качественней, еще они так же, как себя, не жалея, убивают мать природу. Так что, увы, природа менее стабильное сообщество. Мутации, новые виды, изменения климата — все это делает ее изменчивой и неповторимой в каждое мгновение.

— Ладно, это все лирика и отступление от главной темы. Ты позволишь мне рассказать, зачем я к тебе направлен?

— Я и не запрещал. Валяй.

— Лесные кланы города Вертепска…

— Тебе не кажется, что уже звучит как анекдот? — перебил его Харм. — Лесные кланы города…

— Нет, не кажется… Ты сам был профсоюзным лидером такого клана.

— Я был чертовски молод…

— Начнем заново. Лесные кланы города Вертепска хотят навести порядок в темном городе и предлагают тебе присоединиться к ним. Ты узнаваем в Вертепске и уважаем. Если ты даже откажешься помогать нам своей силой, то твоя знаменитость послужит кланам лучше твоей мощи.

— Зачем наводить порядок и что подразумевается под этим словом сейчас?

— Мы хотим, чтоб правили истинные дети природы в Вертепске и его окрестностях. Вампиры и другие неродившиеся сами собой довлеют в городе, их диаспоры наживаются на нас, а их обилие денег приводит к тому, что на политическом олимпе их права ценятся гораздо выше наших. Это несправедливо. Мы долго молчали, но сейчас уже отвергнуты все компромиссы, сделаны последние шаги и обвинения. Лесные кланы поднимаются и объединяются меж собой, чтоб показать, кто в городе хозяин.

— Пафосно глаголешь, витиевато и складно, но, сколько б ни говорил, носом чую: все это простая борьба за власть. Кикиморы во главе движения небось стоят?

— Кикиморы, — согласился пришлый, — но дело не в этом. Дело в объединении всех лесных жителей в один массированный кулак. Не только силовой, но и политический.

— Раз кикиморы взялись за дело… жди лихого оборота.

— Да при чем тут кикиморы? Они только первыми поняли, что в мире творится, и другим глаза раскрыли. Лесной народ теперь зряч благодаря им.

— Ну, глаза по-разному открыть можно, ну да не в этом суть, — ухмыльнулся Харм. — Вот ты все «лесной народ» да «лесной народ», а кто из вашего народа-то в лесу был? Кто его еще помнит-то? Все в хоромах каменных живете да по барам с пивными шляетесь, на машинах ездите, а все себя лесным народом величаете.

— Под названием «лесной народ» мы подразумеваем существ, рожденных таковыми изначально, а не ставших темными способом преобразования смертью человеческих тел.

— То есть вы истинные?

— Естественно.

— Я настолько стар, что помню не по рассказам про «Ночь кровавых когтей». Если мне не изменяет память, то и тогда бунт начали кикиморы, правда их поддержали только оборотни. Они назывались тоже истинными, и ради этого названия темный народ потерял в одном Вертепске почти половину ни в чем не повинного населения, а законы предписывают оборотням иметь четко ограниченное в каждом городе сообщество.

— Оборотни не забыли того позора! — гордо выкрикнул пришедший. — Ради устранения этой несправедливости мы и объединяемся с другими кланами. Но сейчас не то время, и мы не собираемся воевать со всеми. Лесные кланы будут действовать только на политической арене. У нас такие лидеры, как Улька, Бран и Сквоч.

Всех троих Харм знал еще по временам профсоюза. Улька была старой хитрой лисой, как и полагается кикиморам. Она всегда держалась той стороны, где светила большая выгода. Бран, если говорить мягко и без трехэтажных выражений, был зверем в полном смысле этого многозначного слова. Его впечатляла только сила, а ум завораживала только власть. Сквоч был из породы одноглазых лих и, естественно, был великолепным оратором, а вот как политик он был безынициативен и бесхарактерен. Его было легко переманить на свою сторону, сбить с толку и заставить поменять свою еще недавно казавшуюся незыблемой позицию. В общем говоря, троица была еще та.

— Лешие предлагают тебя четвертым главой, и если ты согласишься, в Вертепске не будет больше политической силы, которая нас сможет остановить.

— Уговорил, чертяка языкастый. Предположим, я согласился и мы победили. Что дальше?

— Как что? Восстановление нас в павах.

— Ну, это вас, оборотней. Что после этого получит остальной «лесной народ» и вообще мирные граждане? Что изменится в Вертепске и его окрестностях?

— Мы сделаем мир чище и справедливей.

— А конкретнее можно?

— Я не настолько осведомлен о делах руководства, чтоб отвечать на этот вопрос. Сейчас стоят немного другие первоочередные задачи. Как только мы получим власть, вы поймете, глубокоуважаемый Харм, что с нами жизнь станет лучше, минимум не хуже.

— Но если жизнь станет не хуже, то зачем менять шило на мыло? Вы планируете сделать жизнь такой же, как сейчас, но зачем менять то, что есть, на то, что может быть, но примерно такое же?

— Я не политик и не оратор, мне трудно размышлять над этими вещами. Знаю только одно. Каждый патриот лесного братства должен для выполнения поставленной задачи приложить как можно больше усилий, умений и усердия, и тогда жизнь станет такой, которую мы хотим.

— Для того, чтоб наше существование улучшилось, нужно как минимум найти существ в будущее правительство идеально чистых и объективных. Есть такие?

— Найдутся. Выбор народа всегда правильно определяет самых лучших.

— Уже пять сотен лет кандидаты на высшие посты из лесного народа не занимают их, хотя нас обычно больше по количеству, чем других народностей. Вывод? Я предполагаю, что это оттого, что выборы большинством не всегда есть выборы верные. Народ можно обмануть, переубедить, и тогда лучшие и объективные останутся за бортом событий, а власть захватят лизоблюды и мздоимцы. Как вы собираетесь с этим бороться?

— Согласен с вами, достопочтенный Харм. Все это может случиться, но не в нашем обществе. Так как существа, которые поддерживают нашу идею, хоть и темные по сути, но чисты сердцами и помыслами.

— То есть вы предлагаете проводить выборы только тем составом, который поддержал идею и движение? Но тогда позвольте вас уверить, что не все идущие за вами имеют патриотические стремления. Есть и те, кто идет по меркантильным интересам.

— Если сложится так, что народ сам себе не сможет выбрать правителей, то этим займутся основатели движения, а их твердости и патриотизму не доверять нет смысла.

— То есть лучшие будут выбирать лучших?

— Примерно так.

— Тогда тут вообще нет смысла. Если выбирать будут лучшие, то они выберут априори или себя самих, так как лучше них нет по определению, или заведомо хуже себя, и тогда, естественно, в правительство все рано попадет какой-нибудь тип с червоточинкой лизоблюдства или меркантильности.

— Они не будут выбирать с червоточинкой.

— Тогда остается только первый вариант, а это не что иное, как борьба за власть, и не более. Прийти к власти и назначить себя царем на основании того, что только ведущий знает, куда следует стадо, что может быть банальней?

— Я думаю, что не все так страшно, уважаемый Харм. Всегда есть существа, для которых дело превыше личного интереса. И если такие будут, то наши вожаки их найдут и приведут к служению народу.

— Идеальных думающих существ не бывает. Каждое существо, если у него есть хоть капелька разума, в первую очередь думает о себе. Это закон выживания. Иначе бы на этой планете, кроме цветов и травы, давно бы уже ничего не существовало.

— Кроме плотских стремлений у каждого есть еще и другие, так называемые людьми духовные. Люди верят в добро и справедливость, поклоняясь Саваофу, мы же признаем кодексы чести и волю Великого.

— Окститесь, сударь, — засмеялся Харм, — ваши духовные ценности устарели тысячи, а то больше лет назад. Хоть мы и не люди, но сродни им идем по дороге прогрессирования и разрушения. И чем дальше мы проходим по этому пути, тем дальше мы отходим от тех принципов, о которых вы глаголете.