Мелкая сошка

— С этим трудно, но можно поспорить.

— А вот тут вы не правы. Спорить тут бесполезно, так как эта аксиома, — оговорюсь заранее: для меня аксиома, для вас теория, — проста до банальности, тем, естественно, и гениальна.

— И в чем же заключается ваша теория?

— В двух спиралях прогресса либо, если хотите, одной, но с двойственным значением.

— Теория Листрудия?

— Она самая, а вы не такой зверь, каким кажетесь на первый взгляд.

— В человеческой ипостаси я окончил в свое время гуманитарную академию в столице.

— А вот этот факт косвенно, но подтверждает теорию Листрудия.

— И чем же?

— Ну, давайте взглянем немного назад. Я не знаю вашего возраста, но, думаю, «Светлые века» и «Эпоху знаний» вы не застали?

— Увы, я молод, зелен и сир. Сознаюсь и каюсь в этом.

— Ничего, мой друг, возраст, мозг и просветленность — дело, в принципе, наживное. Не печальтесь, — Харм оценил шутку собеседника. — Оглянитесь немного назад, и вы увидите, что раньше было меньше всякой гнили и беспутства. С самых древних времен темные были заняты добыванием пищи, не было ни подручных средств, ни парализаторов, ни банков крови. Ничего не было, что сейчас обеспечивает безбедную жизнь неродившимся, неумершим и всем остальным. Мы восхищаемся сейчас подвигами наших предков, так как сами не способны на что-то подобное. Мы пользуемся благами цивилизации и страшно этим гордимся. Варвар, не знающий слова «телевизор», не разбирающийся в последних марках автомобилей и не умеющий самостоятельно юзать всемирную сеть, вызывает у нас только сочувствие и брезгливую улыбку, но в то же время мы гордимся своими пращурами и их подвигами, которые тот же варвар может проделать и проделывает каждый день сейчас. Посмотрите на современных оборотней, рост их и сила почти не отличаются от средней шавки дворового разлива, и сличите это с легендами, где такие же, как они, рвали хотя бы двести лет назад в собачьих боях бойцовые породы и пачками укладывали в сырую землю преследующих их гончих. Вы гордитесь, что акселерация делает вас выше и красивее? Этим можно гордиться, но если не учитывать того, что это вас делает невыносливыми и малосильными. Люди уже не срываются в ужасе с насиженных мест, услышав про вампира или оборотня, они снимают про вас кино и пишут книги. Если вы выбежите на улицу в час пик в своем истинном обличии, то даже страха не увидите в глазах прохожих человечков. Они подумают, что где-то недалеко проходит карнавал, снимают кино, или просто пройдут мимо вас и бросят пятак на пропитание бедному артисту.

Оборотень слушал все, открыв пасть и не смея возразить.

— А что у нас происходит с вашей, так сказать, духовностью? Ничего хорошего, поверьте мне. Тот же прогресс расслабляет вас и в этой сфере. Оборотень времен каменного или бронзового века, а тем более «Светлых веков», не мог себе позволить лежать на диване и бездумно проводить время, так как его постоянно гнал вперед голод и стремление выжить. В те времена люди видели оборотней, знали их силу и старались истребить, и, чтобы спасти свою шкуру, нужно было каждую минуту быть наготове. А сейчас? Сейчас вы можете купить мясо в любой лавке, кровь в любом донорском пункте. Охотиться не надо, быть готовым не надо, и у вас есть огромная возможность проводить время в размышлениях. А к чему приводят данные размышления?

— К пониманию жизни?

— Вот к этому-то они как раз и не приводят. Раньше оборотень четко верил в Лучезарного и не мог и мысли допустить про его отсутствие. Сейчас же за измышления про отсутствие Великого никто не то что не покарает языкастого, а даже ухом не пошевелит, ибо у каждого есть личная точка зрения на это. Сейчас допускается все, и Его отсутствие, и природные условия возникновения нашего народа, и еще куча всяких вариантов и возможностей. Но это еще полбеды. Беда в том, что с отсутствием веры в Светлейшего мы начинаем забывать заповеди его. Начинаем думать над правильностью их. И к чему это приводит? К полнейшей демократизации темной стороны. Вампиры и оборотни отказываются употреблять в пищу человека на основании его псевдоразумности. Суккубы и инкубы плачут о том, что их не теми сотворили, и спят с подобными себе по половому признаку. Призраки и привидения якшаются с людьми. Это разве не падение нравов?

— Я согласен, достопочтимый Харм, это падение нравов. Но, что вы перечислили, это скорее исключение, чем правило.

— Если это было бы правилом, то темный народ уже бы не существовал. Мы еще не в конечной стадии морально-технической спирали, но к этому все идет.

— Не скажите. Это же не повальный процесс.

— Пока не повальный. Пока. Но он уже идет. А если какой процесс идет, то он, как правило, идет необратимо. Свидетельство тому не количество отвернувшихся от древних истин адептов, а наплевательское отношение к ним окружающих. Еще какие-нибудь двести лет назад за это бы выгнали из города и устроили бы охоту. А сейчас всем на это наплевать. Вот и выходит, что мы идем по спиралям. От верований чистосердечных к технологическому прогрессу и от зверино-плотских побуждений к демократизации морали. Вы хотите это опровергнуть?

Лестер, а именно так звали оборотня, закрыл отвисшую за время монолога Харма пасть и помотал головой.

— Так что, друг мой, единственным правильным путем изменения общества до тех пределов, что вам нужно, является полное уничтожение цивилизации и восстановление каменного века. Что, естественно, не нужно широкому числу обывателей, а следовательно, ими будет не поддержано.

— Но по крайней мере можно же попытаться пустить эти спирали назад.

— Если пытаться, то точно ничего не получится. Тут или делать все за раз, или не делать вообще. Как вы видите это постепенно? Малыми порциями и частями? И как, скажите мне, будет это выглядеть? Запретить машины, но оставить интернет и телевидение? Или оставить все, но драться только на ножах?

— Ну, можно по крайней мере начать лечить такие пороки, о которых выговорили.

— А как их лечить? Запретить покупать кровь в пунктах сбора донорской крови? Так вы думаете побороть лень в вампирах? А смысл? Ну запретите, и что? Обозлите против себя официальных торгашей и откроете тем самым подпольный рынок? Не пойдет. Ваш запрет приведет только к изменениям, притом не в лучшую сторону, для простого обывателя, но ни к чему иному. Запретите общаться с людьми? Невозможно, ибо они живут с нами бок о бок, и дверь не заколотишь.

— И что же тогда делать? Вот вы, Харм, так много знаете, подскажите, что же нам делать?

— Ничего. У людей есть два очаровательных высказывания, которые точно описывают то, что нужно делать. Первое выражение — их колдунов, называемых у них докторами: «Не навреди!» Значит оно, что если не можешь помочь, то не стоит и пытаться вмешиваться, иначе сделаешь только хуже. Второе: «Не уверен — не обгоняй». Оно гласит, что стоит делать только то, в чем уверен, а не жить по правилу «сейчас ударим, а там видно будет, даст ли сдачи».

— То есть, как я, сирый в своей безграмотности оборотень, понял, то если мы не уверены, что после наших дел точно станет лучше, то и замышлять их не надо?

— Альбинос думал, и волосы темнели, — усмехнулся Харм. — Вы правильно поняли, уважаемый.

— Вы предлагаете нашему движению распустить всех существ, рьяно нас поддерживающих, и плыть по течению воли Великого?

— Не стоит так близко к шкуре воспринимать мои слова. Я говорил в общих понятиях, не отождествляя все мною сказанное с кем-то конкретным и не давая точные инструкции на тему «кто виноват и что делать». Увольте меня, сударь, от ответственности методического пособника. Я предлагал всего лишь думать над ситуацией и методами ее исправления.

— А вы хороший софист.

— А как вы думали? Других разве назначали на должность глав профсоюзов?

— Из всего выше сказанного я делаю вывод, что к нам вы не присоединитесь. Это точное решение?

— Точнее только снайпер стреляет. Я выбираю ту позицию, которую озвучил. Лес — это в первую очередь покой, отсутствие цивилизации и других факторов разложения нашего народа.

— Но, может, вы будете помогать хоть советами нашему движению? Вы очень точно подмечаете отрицательные стороны у нас, так не поможете ли вы нам их исправить? С вашими мозгами и опытом это не будет так тяжело.

— Мой друг, если бы старый безмозглый Харм видел точный путь искоренения всего, что ему не нравится на этой земле, то, поверьте, он бы не сидел тут сложа руки в размышлениях и созерцании. Как только я узнаю или пойму обходные пути для «Не навреди» и «Не уверен — не обгоняй», я тут же начну действовать, но сейчас это совершенно бессмысленно.

— Но…

— Тише! Соловей начинает петь. Вы когда-нибудь слышали песню черного соловья? Нет? Слушайте, и вся ваша политика вам покажется мелкой сошкой в океане вселенского спокойствия и порядка.