Звезда пленительного несчастья

Сантехник Гаврильев. Сколько верёвочке ни виться

Регина резко открыла глаза, как будто кто-то нажал на кнопку пульта и включил новый день. В последнее время она спала без сновидений. Просто ложилась вечером в кровать, натягивая одеяло до подбородка, закрывала глаза и проваливалась в тёмное нечто. Но сегодня ей приснился сон.

Она узнала это место сразу, хотя никогда не стояла на этих высоких крепостных стенах. Наяву. Во сне стояла, да. Наяву – нет. Как и в прошлом году, рядом с Региной, мелко дрожащей под пижамой, стояла и смотрела в небо женщина, высоко задрав голову. С озера дул ветер, принося с собой запах застоявшейся воды, тины, лягушек. Женщина в красивом платье рукой в элегантных перчатках придерживала широкополую шляпу. Она не походила на монахиню в клобуке, приходившую к Регине во сне тогда, когда убили фельдшера скорой помощи. Та была тёмноволосая с глазами-льдинками. Нет, совсем не походила. Женщина вдруг сняла шляпу и оглянулась. Золотистые локоны рассыпались по плечам. Глаза изумрудного цвета уставились прямо на дрожащую в пижаме женщину.

– Регина, – позвала она.

Ростоцкая проснулась и резко открыла глаза. Нет, она не права. В этой блондинке было что-то, напоминавшее монахиню. Нечто неуловимое. Слабо уловимое. Знакомое.

– Зачем она пришла? – сама себя спросила Регина.

Архипов спал, повернувшись к ней лицом. Регине нравилось смотреть на мужа спящего. Он был такой расслабленный, спокойный, с этими светлыми кудрями, разметавшимися по подушке. Испытав прилив неожиданного счастья с появлением в её животе новой жизни, она стала испытывать ещё большую нежность и к Руслану. Ведь именно он ей это счастье подарил. Она даже иногда задыхалась от нежности, как пела в молодости эпатажная Земфира. И эта нежность вытекала из неё солёными капельками из глаз.

Ростоцкая вытерла подступившие слёзы и решительно встала. Пора готовить завтрак.

– М-м-м, а чем у нас так вкусно пахнет? – сказал пришедший через полчаса на кухню Руслан, подошёл сзади, обнял, нежно притронулся к животу и поцеловал её в шею. – Доброе утро вам обоим!

"Каррр!"

– Ой, прости, Гриша. Тебе тоже доброе утро. Как спалось?

– Отлично. Ужасы не снились, и на том спасибо, – сказала Регина, переворачивая сырник на шипящей сковородке. – Иди умывайся и садись за стол. Можешь пока сметану из холодильника достать.

– Какая вкуснотища! – стонал от удовольствия Руслан, поглощая очередной поджаренный кругляшок из творога.

– Ешь на здоровье, – улыбнулась Ростоцкая.

Именно ради этих слов и этого восхищения, которое её муж не уставал производить, она и готовила ему еду. С любовью.

– Архипов, а ты хочешь знать пол ребёнка заранее? – спросила Регина, наклонив голову в бок.

– У Андрюхи будет мужской пол. Без вопросов, – уверенно сказал Руслан и облизал ложку из-под сметаны.

– У какого ещё Андрюхи? – спросила женщина и нахмурилась.

– У нашего сына, – удивился в ответ он.

– Ты так уверен, что будет мальчик?

– Да. У меня же должен быть наследник. Сын. А потом девочку родим. Старший брат будет для неё защитником.

– То есть как у тебя в семье, – подвела итог Регина.

– Да.

– А моё мнение ты не хочешь узнать? Всё-таки это будет и мой ребёнок тоже. Скажу по секрету, он сейчас сидит в МОЁМ животе и, возможно, слышит этот разговор.

– Дорогая моя, любимая жена, тебе нравится благородное имя Андрей? – спросил Руслан с издёвкой.

– Дорогой мой, любимый муж. Мне нравится благородное имя Павел, – парировала Регина.

– То есть я хочу назвать сына в честь своего прославленного деда, а ты – в честь отца. Забавно.

– Жаль, что их звали неодинаково, – добавила грустно Ростоцкая, убирая посуду со стола.

Неприятный разговор прервал настойчивый звонок на мобильный телефон Архипова.

– Слушаю тебя, Берёзкин, – недовольно ответил Руслан. После паузы добавил. – Жди, выезжаю.

– Что случилось? – встревожено спросила Регина.

– Убийство, – ответил Архипов, поцеловал жену в щёку и умчался на работу.

Регина тоже собралась, наказала Грише следить за порядком в доме и вышла на улицу. Говорят, беременным прогулки полезны. Вот и погуляем. На самом деле идти было недалеко. Дом, доставшийся Ростоцкой в наследство от тётки Матильды, находился в самом центре Старграда. Когда-то в нём жила купеческая семья, потерявшаяся в вихре революции и в после революционной расправе над кулаками и пережитками общества. Потом жил важный инженер с семьёй. Теперь поселились Ростоцкие.

В семидесятые дом перешёл тётке Матильде, занимавшей высокую должность в городском коммунальном хозяйстве. Она дом "довела до ума" – провела водопровод и канализацию. А что ещё нужно? Регина тоже внесла свою лепту. Реставрировала старинную мебель, ухаживала за печными изразцами, меняла приходящий в негодность текстиль. Обстановка в доме, за некоторыми мелочами, напоминала интерьер начала двадцатого века. Регина оглянулась. Дом на крепком кирпичном фундаменте стоял на пригорке и сохранился более чем отлично. Впрочем, на их улице все дома были со столетней историей, новостроек не наблюдалось. Булыжная мостовая, узкие тротуары. Лишь современные фонари да тарелки спутникового телевидения выдавали в этой улице принадлежность к двадцать первому веку.

Пройдя центральную площадь, банально носящую имя вождя мирового пролетариата, Ростоцкая свернула в переулок, где стоял бывший приказной дом. Здание девятнадцатого века недавно отреставрировали, и теперь оно выделялась среди собратьев яркой ядрённо-канареечной окраской. Дополняли картину пластиковые окна "под дерево".

– Доброе утро, – кивнула Регина знакомому охраннику, прикладывая пропуск к валидатору.

В кабинете архивистов её ждала неунывающая коллега Зинаида Ивановна Глушко. Раньше она работала в администрации города, а теперь трудилась младшим архивистом.

– Доброго утречка, Регина Павловна, – сказала Глушко, поднося дымящуюся чашку с чаем к губам.

Она сидела за круглым столом и дула на горячий напиток. Чайный фарфоровый сервис, тарелка с румяными булочками, вязаные салфетки на архивных полках – Зинаида Ивановна пыталась создавать уют всеми доступными ей средствами.

– Доброе утро, – ответила Ростоцкая, проходя к рабочему месту. Сумку поставила на системный блок. Отжала кнопку компьютера.

– А Зинаида вот прямо нутром чуяла – сейчас Регинушка зайдёт. Вишь – чайник вскипятила, чаёк заварила. Булочки будешь? Свежие.

– Буду, – решительно сказала Регина, усаживаясь рядом с коллегой.

Булки у Глушко получались отменные – пышные, невесомые, сладкие и при этом неприторные. Как ей это удаётся? Регина уже просила рецепт, мудрила с тестом, но так вкусно не получалось. Заговаривает она их что ли?

– Аппетит гарний. Молодец. Евши, евши, товарищ старший архивист. Тебе полезно. Но что-то, погляжу, смурная пришла. Случилось чего?

Регина перестала жевать. Вздохнула.

– Балакай давай. Тётка Зинаида секреты держать умеет, – сказала Глушко, показывая, как застёгивает рот на молнию, закрывает на ключ, а воображаемый ключ выкидывает через левое плечо.

– В общем, мы с Архиповым никак не можем прийти к компромиссу, – решилась поделиться Регина.

– Куда вы не можете прийти? – спросила Глушко, выпучив глаза. Что за зверь такой – компромисс?

– Договориться не можем. Я хочу назвать сына Павлом, а он – Андреем.

– Тю, – сказала пожилая женщина, замахав в сторону коллеги помоложе рукой. – Я думати, серьёзное что стряслось. Имя поделить не могут. Тоже мне проблема.

– Проблема, – упрямо повторила Клептоманка.

– А если дивчина родится, тогда что? Или ты уже знаешь, что будет хлопец?

– Не знаю пока.

– Так что же вы из-за прозвища дивчины не подрались? – расхохоталась Глушко.

– Руслан сказал, что будет парень.

– Много он знает, твой Руслан. И вот что я тебе скажу. Главное, чтобы дитёнок здоровенький родился и не хворал. Чуешь? Остальное ерунда. Хоть Митрофанушкой назовите, хоть РП345.

– Ну, да. Только…

– Никаких только. Хуже нет беды, чем хворое дитя. И сам мучается, и родителей мучает. И чтобы не бедокурил сильно. Вон мой хлопец вырос. Малой был – какая ласковая детина была. Мамка, мамка. А сейчас что?

– Что? – испугалась Регина.

– Из комнаты по делам несовершеннолетних не вылезае. Прибила бы поганца, да жалко – родной.

– Как же так? Он же послушный у Вас был!

– В том-то и дело, что БЫЛ. А сейчас других слушает, а не мамку. То колёса украдут у машины, то велосипед угонят. Чует сердце, скоро Зинаида передачки ему в казённый дом носить будет.

– Да. Вы, Зинаида Ивановна, как всегда правы. Выбор имени – это не проблема, – сказала Ростоцкая, дожевывая пышную булочку.

– Во-во, – ответила Глушко, подмигнув.

* * *

Ехать Архипову до места обнаружения трупа было недалеко. Впрочем, в Старграде всё находилось в получасе езды, не больше. Маленький провинциальный город с древней историей. В центре – администрация и государственные учреждения, остальное – частная деревянная застройка, лучиками дорог, отходившая от центра во все стороны. Добрую половину города занимали церкви и монастыри. Намоленное место.

В этом районе Старграда Руслан давно не бывал. Глухая окраина, увязшая в зелени. Пятиэтажки, покрытые копотью времени. Покосившиеся лавочки, поржавевшие детские площадки, скрипучие качели.

– Твою же дивизию! Да как так-то?! – выругался следователь, когда Берёзкин показал ему тело жертвы. Вернее, лицо.

На земле со вспоротым животом в ссадинах на физиономии лежал Лев Амурский – известный на всю страну актёр. Белая рубашка потемнела от крови. Весело начинался денёк: с Региной они почти что поссорились, на горизонте маячило новое громкое дело, того гляди очередной висяк, а ещё только раннее утро. Синицы в этот самый момент завели свою заунывную трель с подсвистами, и на небе показался краешек солнца. Город просыпался.

– Я, значит, покурил и к подъезду пошёл. А руки, после того, как меня полночи в ГИБДДе промурыжили, как тряслись, так и трясутся. Вот, посмотрите, – сказал таксист, протягивая руки вперёд.

– Петрович, давай ближе к делу, – одёрнул словоохотливого свидетеля Берёзкин.

– Я и говорю, через кусты пошёл к дому, а он лежит тут, да. А этот, значит, над ним склонился, и нож у него в руках. Я как заору "Итить твою налево! Стой! Ты это чего там делаешь?", а он – бежать. И убёг.

– Кто он? – вежливо поинтересовался Архипов.

– Да, Гаврюша. Кто же ещё?! – удивился таксист недогадливости мужика в штатском.

– А Гаврюша у нас кто? – продолжал задавать вопросы следователь.

– Так сантехник наш. Из ЖЭКа.

– Темно же было. Может, не он это был? – засомневался Берёзкин.

– Он, он. Я его сразу признал. И рубашка на ём была форменная, синяя, и тельняшка из-под неё выглядывала. Не сумневайся, начальник, – сказал Петрович с некоторой обидой. Таксисты всё примечают, ты не думай. – ОН моего соседа порешил. ОН, ирод проклятый!

– Вот Вы говорите "ирод"… а он что предал кого-то? – спросил Архипов.

– Человек дрянной, вот он кто. Не любят его здесь, Гаврюшу-то. Он ведь только числится сантехником, а случись чего, его же не дозовёшься. И за каждый вздох, отрыв задницы от стула денег просит. Ирод и есть.