Надкусанное яблочко

– Это не моё.

– А чьё?

– Не знаю. Впервые вижу эти вещи.

– Где Вы были прошлой ночью? – спросил Архипов.

– Дома. А в чем, собственно, дело? – возмутился человек-гора.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Чарли может, – кивнул подозреваемый на пса. Спаниель, как будто почувствовал важность момента, залаял в защиту хозяина. Ещё как могу! Гав!

– Показания собаки к делу не пришьёшь. Зачем Вы приезжали к Илоне Хабаровой в санаторий?

– Повидать хотел.

– Вы – один из последних людей, которые видели Хабарову живой, – с нажимом произнёс следователь.

– Что?! Она умерла?

– Собирайтесь. Вы задержаны по подозрению в убийстве.

* * *

Ники прикрыла глаза и словно провалилась во времени и в пространстве. Солнце слепило, а навстречу ей тянул руки большой бородатый мужчина с добрыми глазами, иди скорей ко мне, малышок, иди, иди – папа. Сначала колючки бороды щекотали нежную детскую кожу, Ники хохотала. Потом сильные руки подкидывали её к солнцу, вокруг зеленел парк, и гуляли люди. Мама сидела на скамейке и периодически охала, осторожно, не урони. Ники взвизгивала от удовольствия, от простого детского счастья, когда все, кого ты любишь, рядом. Потом они сидели в летнем кафе, ноги болтались под столом, не доставая до пола. Ники маленькой ложечкой выхватывала белое мороженое из железной вазочки на чёрной пластмассовой ножке, быстро облизывала, глотала и тянулась к следующему шарику. Не части, малышок, горло заболит.

Ники открыла глаза. Мама с трубками в естественных и искусственно проделанных отверстиях тела, лежала на больничной койке и периодически стонала. Девушка инстинктивно схватилась за живот. Видимо, обезболивающие перестали действовать, и брюшную полость женщины раздирала дикая боль. Ники физически ощущала, когда матери становилось хуже.

Нужно позвать медицинскую сестру. Или уже священника? Девушка не знала ответа. И посоветоваться ей было не с кем. Кроме матери, у Ники никого не осталось.