Анна

* * *

Анна нажимала на педали, Астор плакал. Катамаран медленно продвигался через лабиринт бакенов.

Через некоторое время она поняла, что если повернуть руль влево, лодка пойдет вправо и наоборот.

Она достала из рюкзака бутылку вина, открыла её и хлебнула.

Астор перестал плакать, но всё равно продолжал хлюпать носом.

Ничего, успокоится.

На континенте он забудет о Пушке. Всё можно забыть. Ничто не вечно: мама, шелковичная ферма, Пьетро… Остались только Анна и Астор.

А если не успокоится, то и фиг с ним.

Течение несло катамаран в открытое море. Анна не представляла себе, сколько времени им потребуется, чтобы добраться до другого берега. Она сделала ещё глоток вина и сосредоточилась на педалях.

– Анна! Анна! – брат крепко сжал её плечо и запрыгал. – Анна! Смотри!

Девочка вскочила и обернулась. В волнах появлялась и исчезала белая точка.

Сначала она была похожа буй, затем – на плывущую чайку, но затем Анна увидела голову Пушка.

– Не может быть… – прошептала он. – Как ему удалось? Мы же так далеко уплыли, – ей обожгло горло. – Какое я дерьмо…

Астор устроился рядом с ней и начал крутить педали:

– Давай, быстрее.

Анна дернула штурвал, и катамаран пошёл на разворот, оставляя за собой белый след. Сжав зубы, они крутили педали, вцепившись в подлокотники, стараясь не потерять собаку из виду. Пёс то появлялся, то исчезал.

– Где он?

– Не вижу...

– Вот он! Вот он! – Астор указал на вновь появившуюся собачью голову.

Они стали ещё сильнее крутить педали, хотя ноги уже одеревенели.

– Держись, держись! Пожалуйста, Пушок, держись! – умоляла Анна.

Но лодка против течения двигалась слишком медленно. Собака тонула прямо перед ними, хлопая лапами по воде.

– Пушок! Пушок! – кричали они.

Они были рядом. Им удалось на мгновение разглядеть морду собаки, которая наморщилась, глаза вылезли из орбит, затем море засосало его.

– Не останавливайся! – крикнула Анна брату. – Крути педали!

И бросилась на нос, вытянувшись туловищем и руками. Она увидела, как быстро к ней приближается белая масса, скользящая под водой, как призрак. Он вытянула руки и ухватилась за шкуру обеими руками, но течением собаку толкало под лодку. Анна поискала, обо что бы упереться, но не нашла, потеряла равновесие и упала в море. Она проплыла под катамараном, глотая воду, ударилась затылком о корпус, но не отпустила руки. Одной рукой она держала собаку, а другой ухватилась за лестницу. Чуть не утонув и растянувшись, как швартов между Пушком и лодкой, она держалась, пока не стало легче. Астор, пытаясь помочь ей, поскользнулся на мокром пластике и чуть не упал за борт тоже. Он встал и схватил сестру за запястье.

Они пытались поднять собаку на корму, она толкала снизу, а он дёргал за лапы сверху. Собака была будто свинцовая.

– Тащи, тащи его, – сказала Анна и забралась на борт, тяжело дыша вместе с братом.

Вдвоем, упираясь ногами в поручень, они сумели затащить Пушка на лодку.

Анна дико устала, дрожала от холода, почти не дышала. Её рвало морской водой и "Шардоне". Астор тяжело дышал.

Они трясли собаку, пытаясь оживить её, но голова с широко раскрытыми стеклянными глазами безжизненно подпрыгивала на стеклопластиковой поверхности. Язык свисал изо рта.

– Он умер? – пробормотал Астор.

Анна стала бить собаку по груди, крича:

– Нет, он не умер.

Пёс был похож на кошек, у него было семь жизней. Он пережил пытки сына хозяина свалки, пожар, смертельные схватки, голод и жажду, раны, инфекции, а теперь вот так умер.

Анна села и закрыла лицо руками:

– Это я виновата… Это я виновата…

Астор плакал, уткнувшись псу в шею. Море обдавало их брызгами и тащило к побережью Калабрии.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Пушок еле заметно постучал хвостом по палубе.

Он ещё не использовал седьмую жизнь.