Прощай, Питер!

– Это из-за этой штуки! – сказала Наташа, – Я же говорила, не нужно ее трогать!

Никита молчал, внимательно рассматривая золотой анкх. Если они призвали этот туман, возможно они смогут и прогнать его. Какое странное и непонятное место. Это как будто Питер, но это не он. В Питере всегда было много людей. А то место, в котором они оказались, практически пустовало. Может они оказались на каком-то мистическом уровне города? Почему никого нет вокруг и что это за черный туман?

– Наташа, – сказал Никита, – Туман появился после того, как мы с тобой положили вместе руки на этот амулет. Давай попробуем сделать это еще раз и посмотрим, что произойдет. Не можем же мы сидеть здесь целую вечность ничего не делая. Тем более, что темнота со стороны спуска в метро тоже выглядит очень нехорошо. Я бы не хотел знать, какие секреты в ней скрываются.

– Я не хочу этого делать, – ответила Наташа, – Воспоминания, которые ко мне пришли, не доставили мне удовольствие. Но если другого выхода нет, давай попробуем.

Они сомкнули руки на анкхе и еще одна вспышка накрыла обоих. Путники лежали без сознания, когда из черной пасти метро появилась тень. Это был Никита. Только вместо глаз у него зияла пустота, а из уголков этих пустых и черных глаз струился легкий черный дымок. Рукава черной шелковой рубашки тени были закатаны выше локтя, а на запястьях зияли шрамы с запекшейся кровью.

Черный человек быстро и бесшумно приблизился к двери и толкнул ее. Дверь не поддалась. Еще один толчок, еще один. Серия ударов заставила дверь задрожать. Казалось, что еще немного и стекло разлетится вдребезги, открывая дорогу к двум фигурам, замершим на полу. Черный человек содрал руки в кровь, его лицо исказилось страшной гримасой, а пустые глазницы неотрывно смотрели на анкх, который стал светиться и вибрировать. Внезапно яркая вспышка осветила узкий простенок, залив белым светом все вокруг. Черного человека отбросило назад, в темноту вестибюля.

***

Красный треугольник. Огромная территория, совсем не похожая на треугольник. Советская промышленная зона заброшенная в девяностые. Здесь практически не оставалось производственных комплексов. Огромные здания из красного кирпича стали приютом для офисов, складов и музыкантов. Здесь располагались целые кварталы с клубами, репетиционными точками и местами для своих. Красный Треугольник был местом, куда пускали только по пропускам. Здесь музыкальная группа Никитаы проводила большую часть времени.

Наташа встречается с другим. Они оба играют в группе Никиты. Ничего еще не случилось. Через небольшое слуховое окно редкие солнечные лучи слабо освещают пыльный чердак, на котором сидят ребята. Это курилка, куда музыканты выходят отдохнуть между сессиями.

– Ты видел? Там солист группы «Музыка» пришел к своим друзьям!

Егор подрывается и бежит познакомиться с солистом популярной группы. В соседнем помещении репетируют «Искры» – еще одна популярная группа. Кажется, что все вокруг наполнены успехом, энергией и счастьем. Никита смотрит на Наташу и не может решить, нравится она ему или это какое-то другое чувство. Она мельком смотрит ему в глаза, смущается и отводит взгляд.

Когда ее сбила машина прошло совсем немного времени после их последнего концерта. Наташа так и не смогла вернуть отношения с другим, замкнулась в себе и продолжила общение только с близкой подругой. По слухам, она собиралась уехать домой. Но однажды утром машина выехавшая из слепого переулка на большой скорости просто не успела затормозить.

***

Воскресенье, 19 июля 2015

Постоянно сталкиваюсь с нехваткой денег. Это довольно утомительно. Прочитал свои старые записи. Там, представьте себе, тоже самое. Как это может происходить из года в год? Я уже готов к отчаянным жестам. Возможно ограбление микрокредитной организации? Хотя, кажется, проблема здесь в другом. У меня никак не получается соотнести расходы и доходы.

На данный момент я получаю ровно в два раза больше чем пять лет назад. Может дело в том, что выросли цены? Ведь никто не торопится индексировать оклады, в то время, как инфляция убегает вперед.

Вчера решил открыть окно, чтобы свежий морской бриз колыхнул занавески. Под окном тут же начал кто-то умирать. И никак у него не получалось даже прилично начать это делать. Не говоря о том, чтобы закончить. Но орал он так, что к окнам прильнул весь двор. Конечно, несчастного увезла карета скорой помощи, хоть и не сразу. Но во мне окончательно укрепилось чувство, что здесь не стоит открывать окон.

Мне не нравятся все эти алкаши с выхлопом. Не нравятся тетки из советской действительности. Наркоманы и бомжи, которые живут у меня под окнами и которых не выгнать потому, что на их место постоянно приходят новые, стекаясь к приемнику стеклотары в доме напротив. Совершенно точно можно назвать Васильевский остров депрессивным, а строчка Бродского: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать», – видимо, принимается многими как руководство к действию.

За последние полгода три бомжа в разное время пробирались на чердак у меня над головой. Двое из них там умерли. Да и третий тоже чуть не двинул кони. И я уверен – он наверняка еще их двинет. А еще у нас завелся пироманьяк, который постоянно поджигает двери соседям. Зимой он сжег детскую коляску, стоявшую на лестнице, и закоптил все парадное так, что света белого не видно.

Никак не могу убедить себя, что это нормально. Что это у всех так и ничего страшного нет. Страшно. В этом черном-черном городе разруха Булгакова и Гоголевские образы стали постоянными жителями. Здесь живут люди, достойные пера Мариенгофа. Чернота на стенах и в душах. Чернота вокруг.

Исли меня стало сложно огорчить происходящим, то лишь оттого, что я не питаю иллюзий. Мир уже давно не такой, каким был раньше. И совершенно не такой, каким мне хотелось бы его видеть. На девять десятых он состоит из говна и грязи, перемешанных с кровью. Вопрос лишь в том, на что ты смотришь в настоящий момент.

И пока очередной потерянный человек умирает в подвале соседнего дома, забытый родными и неродными людьми, стертый из жизни и стремящийся стать еще одной могилой под номером на окраине города, я хочу представить страну, в которой не знают, что такое многоэтажка. Страну, где никто не умирает под окнами от передоза, где уважают частную собственность, а алкоголь продают не всем. Где пекарей, пекущих булочки с маком, не сажают по статье за оборот опиатов. Где общественные туалеты моют несколько раз в день. а не только перед проверками. Я стремлюсь туда, в такую страну. Вот только как бы не повернулась жизнь и где бы я ни оказался – я все равно останусь контужен, тяжко и неизлечимо искривлен и обезображен внутри.

***

Они очнулись и посмотрели друг на друга.

– Я умерла? – спросила Наташа.

– Да, – ответил Никита.

– Значит, ты тоже умер?

– Я не знаю, – Никита встал и осторожно подошел к стеклянной двери. Туман рассеялся, улица была чиста.

– Возможно для кого-то мы и умерли. Но пока что мы здесь, а значит это еще не конец. Давай попробуем пройти наш путь до конца. Других вариантов я не вижу.

Наташа молча смотрела на Никиту, по ее щеке пробежала слеза.

– Ты винишь меня в том, как все вышло?

– Я никого ни в чем не виню. Просто… лучше бы я ничего не вспоминала, чем так. Ты уверен, что туман ушел?

– Похоже на то. Давай попробуем выйти, – Никита посмотрел на свою руку, которая все еще сжимала анкх, – покажем эту штуку Грифонам и посмотрим, что они скажут.

Обратный путь они прошли намного быстрее. Откуда-то появилось ложное ощущение, что они возвращаются домой. Хотя оба понимали что это не так. Попутчики боялись, что туман, появившийся ниоткуда и исчезнувшей в никуда, вернется вновь. Поэтому дорога до двора за аптекой Пеля заняла совсем немного времени. Казалось, Грифоны ждали ребят с нетерпением и обрадовались, увидев их живыми. Один Грифон лежал у подножия башни, пока второй прохаживался неподалеку от арки.

– Какая интересная у тебя штука! – сказал он.

– У нас есть вопросы, – ответил Никита, – Стараясь перевести разговор в нужное русло. Что это за место? Вы ведь мифические создания. Вас нет.

– В твоем мире нет, – ответил Грифон.

– Значит мы не в моем мире?

– Пора бы догадаться, – казалось, что мифическое существо получает удовольствие от того, что дурачит Никите голову.

– Тогда где мы?

– Интереснее вопрос «кто вы?».

– Кто?

– Путники.

– Путники?

– Да. Вы встали на путь и должны пройти его до конца, таков порядок.

– А если я откажусь? – спросила Наташа.

– Тогда ты останешься на этих улицах навсегда. И рано или поздно просто не успеешь убежать от тумана. Вы же видели туман?

– Вы знаете про туман? – спросил Никита.

– Конечно знаем. Туман забирает путников, которые сбились с пути.

– Тогда вы знаете и об этом, – Никита показал анкх.

– А вот об этом мы как раз не знаем почти ничего. Зато знаем тех, у кого можно найти ответы. Вам пора познакомиться со Сфинксами.

– Сфинксами? – Наташа выглядела растерянной.

– Примерно такие же зверушки как эти, только чуть пострашнее, – ответил Никита, – Пойдем.

Они вышли со двора и отправились в сторону Университетской набережной.

ГЛАВА VIII. Хранители врат

– Сфинксы древние стражи, охраняющие границы миров. Это мифология древнего Египта, откуда их и привезли в Питер. Там Сфинксы охраняли гробницы фараонов.

– Из всего, что ты сказал, я мало что поняла. Но, кажется, вспоминаю. Это же памятники возле Академии Художеств.

– В нашей прошлой жизни да. А чем это будет здесь узнаем, когда прием на место. Если Грифоны ожили, то и эти киски вряд ли остались мертвым гранитом.

Анкх в руке Никиты начал нагреваться и слегка вибрировать, когда они прошли по девятой линии и свернули налево, в сторону Благовещенского моста. Открывшаяся панорама на город выглядела зловеще. Здания утопали в тенях, частично они разрушались. Где-то виднелись следы бомбежек. Здание, в котором когда-то жил мистический художник и путешественник Николай Рерих, пугало темными провалами окон, в которых клубилась такая же чернота, что и в вестибюле метро. Казалось, что все эти окна смотрят на них. Но вокруг никого не было. Только Нева плескала мелкой волной в гранитные набережные. Лишь этот звук был отчетливо слышен в гулкой тишине.

– Слушай, а мы же пили?

– Я бы сказал, что мы пили слишком много, – ответил Никита.

***

Это был еще один обычный день в череде таких же обычных дней. Никита отправился за выпивкой. Денег давно не было. Работа в тот момент у него была самая тупая и низкооплачиваемая. Да и эту работу Никита постоянно прогуливал. Неподалеку от его дома находился частный магазинчик, в котором отпускали алкоголь в кредит. Этим местом Никита пользовался в периоды запоев.

Сейчас как раз был один из таких периодов. Сказавшись на работе больным он пил, пил и пил. Сложно было даже сказать, который день подряд продолжалось это пьянство. Обычно его нормой было пол-литра сорокоградусного алкоголя и пять или шесть банок крепких алкогольных коктейлей. Так было и в этот раз.