Сверхчеловек

19. Месть

Вот так, с мыслями — весьма сладкими, надо сказать! — о том, как я отомщу, и буду мстить и мстить моей милой инопланетяночке, пока до мозолей себе, или ей, не сотру, я и заснул.

Просыпаюсь от тряски.

Это меня, оказывается, трясёт за плечо толстячок-доктор. А за ним стоит Ханс. С весьма грозным видом. Моргаю. Но заставляю себя лежать, словно расслабленный, сильно подвявший в холодильнике, томат.

Ханс подходит ближе, и весьма ехидно ухмыляется мне в лицо. Губы — в ниточку. Что-то лает на немецком. Доктор переводит:

— Вы хитры. Но не настолько, как предполагаете. Всё верно: никаких камер видеонаблюдения тут нет. Зато есть окно в стене, — Ханс указывает рукой куда-то мне за затылок, — И через него отлично видно, какой вы коварный и подлый враг! Мы видели, что вы можете двигаться. Хоть и с трудом. Но, значит, можете и говорить! И сейчас эти бойцы отвезут вас в пыточную камеру!

Скашиваю глаза: точно! Вокруг меня возникает целое отделение: с десяток бойцов в полной нацистской форме, и с весьма настороженными и сердитыми физиономиями.

Думаю. Похоже, пока я не мог осмотреть всю площадь комнаты, а рассматривал лишь её углы, да и то — только в верхней части, где обычно глазки камер и втыкают для лучшего обзора, действительно: не мог заметить того, что за моим затылком висит якобы зеркало. Которое и вижу теперь, переключившись на зрение подходяще стоящего бойца. Ну, теперь-то понимаю, что прозрачное оно с той стороны… Ах вы ж гады коварные!

Подловили.

Ну и ладно. Продолжаю себе лежать-полёживать, не делая никаких движений или усилий, чтоб освободить своё тело от ремней. Дюжие парни между тем хватают мою каталку и везут её к двери. И по коридору. Коридор как коридор: до середины закрашен голубой масляной краской, сверху — побелка. Но пятен сырости она не скрывает: или потолок течёт, или просто влага конденсируется наверху. Выходят в коридор, понятное дело, двери. Белые. Что за ними — понятное дело, неизвестно, но по-немецки на табличках что-то написано. Пока в головы не лезу за пояснениями — есть более насущные проблемы.

К сожалению, везли недолго: всего-то метров пятьдесят. И вот мы — в «пыточной».

А ничего принципиально нового. Ну, относительно подвалов гестапо, или инквизиции. Разные блоки с верёвками, на стенах и потолке, ужасные на вид приспособления. На белом столике разложены клещи, гвозди, и ещё какие-то железяки… В углу — мрачного вида субъект. На руках — резиновые перчатки, на нижней части лица — маска. На меня смотрит, как давешняя медсестра: словно на врага. Ну правильно — враг я и есть.

Словом, Ханс подготовился.

Лежу себе, жду. Моргаю. Ханс говорит что-то с раздражением. Доктор переводит:

— Хватит прикидываться. Вы уже можете говорить. Почему молчите?

Продолжаю молчать, легонько этак забравшись «моему» Хансу в мозг.

Вижу тут странную смесь: и уважение, и опасение, и желание действительно выведать у меня, как это я стал сверхчеловеком. И действительно готов он пытать меня. И моё молчание злит и беспокоит его. А больше всего его напрягает, что я не сопротивляюсь.

Потому что опасается он: что из способностей я успел восстановить?! Однако оглушать меня, или дурманить моё сознание разными психотропными препаратами он тоже не хочет. Ну, пока. Нужен я ему в «чистом» виде.

Ханс подходит ещё ближе и смотрит мне прямо в глаза. Отвечаю тем же.

Наконец, после долгого «рассматривания», решается он:

— Клаус, Юрген. Вы — ноги. Вольф, Петер. Вы — руки. Отстёгивайте. И переносите его вон в то кресло. И держите крепко. Он ещё слаб, но может сопротивляться!

Информацию эту получаю уже без перевода доктора — его, кстати, тоже Хансом зовут! — а непосредственно из мозга моего Ханса. К счастью, понятия и образы переводить не нужно. Так что всё понимаю прекрасно. Как и то, что сейчас меня постараются зафиксировать понадёжней. Но для этого вначале меня нужно развязать и отстегнуть.

Вот этого момента я и ждал.

Едва мои руки и ноги освободили, даже не вставая с каталки, приказываю я Клаусу и Юргену. И вот уже кулак Клауса в паху Юргена, а колено Юргена — бьёт по причинному месту Клауса! Оба диких вопля я загоняю обратно к ним в глотки: шум мне без надобности! С Вольфом и Петером разобрался ещё проще: от сильнейших апперкотов в челюсти друг другу одновременно падают на пол в глубочайшем нокауте оба!

Не глядя, поскольку переключился на зрение Ханса, приказываю остальным шести архаровцам сцепиться в куче-мале, словно мартовские коты. Потому что каждому теперь кажется, что бьются они со мной! И вскоре они напрочь отрубают друг друга. И всё это — тоже молча! Мужика в углу, явно палача, заставил я просто треснуться с разбегу головой о кафельную стену — ту, что была напротив него.

Побледневший Ханс, чувствую, лезет рукой в кобуру.

Вырываю у него с помощью телекинеза чёртов люггер из кисти, да так, что он невольно вскрикивает: я со злости чуть палец ему не сломал! Пистолет пока отправляю на шкаф в дальний угол: пусть-ка полежит! Осторожно, на цыпочках, отступающего к двери доктора придерживаю окриком:

— Хальт!

Доктор, словно свинячий студень, застывает в шаге от двери.

Вот теперь не торопясь поднимаюсь на своём ложе. Спускаю ноги вниз. Вздыхаю. Нет, не то, чтоб эти все усилия очень сильно измотали меня… Просто — сил пока всё-таки маловато. Значит, придётся подкормиться тут, у них. Отдохнуть. Пока не восстановлюсь.

Говорю сжавшему рот в тоненькую ниточку бледному Хансу прямо в мозг:

— Я, конечно, мог бы всех вас попросту убить. Ну, или ослепить. Или кастрировать. Но я против вас ничего не имею. У меня, да и у всей Земли сейчас проблемы куда посерьёзней. Или ты хочешь, чтоб нас всех превратили в рабов? Шахтёров и фермеров? Узников всепланетного концлагеря? А ресурсы нашей планеты чтоб разграбили?

А спасти нас могу только я.

И если б ты догадался спросить до того, как надумал меня пытать, я тебе и так ответил бы. Что не сможет больше никто превратиться в сверхчеловека.

Потому что взорвал я к …ерам собачьим то устройство, что облучило мой мозг!

Открываю ему эту часть моих воспоминаний. Показываю, что да как было.

При этом замечаю, что Ханс заметно расслабился. Перестал бояться, что я его убью — просто из злости. Или для острастки остальных. И понимает, что нужен он мне.

Ну и правильно. А то кто же будет нашей тарелкой управлять?!

И помогать мне Мир спасать?!