Дом Властвующей

Шемс

Они не стали накладывать на нож чары невидимости — Татьяна нашла заклятие получше. И оно неожиданно сработало, что, как правило, было для их тандема несвойственно. После долгих приготовлений и ещё более долгих экспериментов Шемс удалось создать «карман вовне». Опасное оружие больше не нужно было прятать сзади за поясом, на голени, на предплечье и так далее. Это была настоящая магическая связь. Теперь стоило Шемс только пожелать, как нож бесследно пропадал из материального мира или же наоборот в мгновение ока материализовывался, и её пальцы вновь крепко сжимали деревянную рукоять. Конечно, как и предрекала крёстная, на всё про всё у них ушло почти два месяца, но оно того стоило.

— Они отказали мне в оформлении опеки, — мрачно объявила Татьяна, едва вечером перешагнула порог квартиры. — Сослались на то, что я не замужем, да к тому же не имею официального трудоустройства.

Шемс только что вылезла из душа и стояла перед ней с тютбаном из махрового полотенца на голове.

— Мне уже шестнадцать. Я вполне могу жить одна.

Они прошли в кухню, где Татьяна по-хозяйски включила электрический чайник и принялась выгружать из пакета на стол принесённые продукты.

— Я пыталась разобраться в нашем законодательстве, но толком так ничего и не поняла, кроме того, что суд должен удовлетворить заявление и объявить ребёнка полностью дееспособным. Тогда да, несовершеннолетние подопечные, достигшие шестнадцати лет, могут проживать отдельно. Нам бы с хорошим юристом посоветоваться…

— Или мне стоит поискать работу, — Шемс закусила губу, задумалась.

— Тебе сперва образование надо получить! Слушай, Шемс, попытайся вспомнить, может Улана говорила о каких-нибудь ваших родственниках. Может у неё есть братья или сёстры, пусть двоюродные, да хотя бы троюродные. Ну хоть кто-то ведь должен быть!

Шемс подумала о Дарреле. Она представляла его печальным рыцарем, сражённым могущественными силами зла. Стоит ли рассказать о нём Татьяне? Мама так и не рассказала, хотя они были лучшими подругами. Потому что приобщение к этой тайне грозит опасностью для каждой бессмертной души.

— Нет, никого нет.