Дети кицунэ

Ясухиро стянул с себя хаори – осторожно, чтобы не задеть тело. Сначала я подумала, что невольному сокамернику просто стало жарко в этой западне, но парень думал совсем о другом. Он накрыл курткой брата – так, чтобы мне не пришлось смотреть на отвалившуюся голову. Стало немного легче. Даже душок перчёного мёда сменился хвоей.

– Мною движет чувство долга, – уже мягче сказал Ясухиро. – Долга перед отцом и долга перед сёгуном. К власти должен прийти Исао, потому что он этого достоин, и так будет лучше. Хякки-ягё можно начать в любой момент, но потом, и вообще…

Что-то рухнуло на ящик. Грохот был такой, что казалось, будто деревянное днище вот-вот проломится. Кто-то взвыл. Ясухиро передёрнуло. Она посмотрел наверх и по привычке вытянул веер. Только сейчас я поняла, что это оружие, каким бы опасным оно не казалось, для молодого даймё было скорее игрушкой – той самой, за которую маленькие дети хватаются, когда им становится страшно.

– А почему ты не можешь стать даймё? – тихо спросила я. – Чем ты хуже брата?

Ясухиро помедлил, нервно теребя веер. Наверно, если бы он нечаянно не задел припрятанное лезвие, промолчал бы ещё дольше, но проступившая на ладони кровь заставила его собраться.

– Эта бумажка… – пробормотал он. – Это заклинание твоего отца?

– Мы сейчас это будем обсуждать?

– Я задал вопрос.

– Да. Пожалуйста, отдай колотушку, пока они все там друг друга не перебили!..

– Если я возьму эту бумажку и стану невидимым, я смогу пойти вместе с хякки-ягё?

– Что? Зачем это вам?

– Я хочу лично проследить, как вы предотвращаете катастрофу.

У меня не было времени, чтобы думать.

– Я не знаю, – честно сказала я. – Полагаю, ваш охранник вас проведёт.

Ясухиро выдал нервную усмешку – едкую, неестественную, жуткую.

– Хван это может, да… – хмыкнул он, дотронувшись до свежей ссадины на переносице. – Знаешь… у нас с тобой ранки в одном и том же месте. Твоя очень красивая. Она… похожа на вишнёвую веточку.

– Так что? Вернёшь?

Он молча сунул руку за пояс и вытянул колотушку, хорошенько припрятанную от людских глаз. Выглядел Ясухиро совсем подавленным. Ещё раз взглянул на брата, укрытого курткой, перевёл взгляд на меня. Внутри что-то щёлкнуло. Я впервые увидела этого человека таким, каким он был на самом деле. Тем, кто всё это время прятался за веером.

– Если повезёт, увидимся на шествии, – шепнула я.

Ясухиро промолчал.

Я попыталась приподнять ящик – напрасно. Посмотрела на Ясухиро. Вместо того, чтобы помогать мне, он зачем-то развязывал узелок, придерживающий ножны на поясе. Я начала соображать. Когда в парень сложил веер, сомнений уже не оставалось – рычаг. Плечо и точка опоры.

– Знаешь, что делать? – буркнул Ясухиро.

– Угу. Только… Только надо немного приподнять.

Он кивнул. Положил сложенный веер, протянул мне меч. Сам встал на корточки и осторожно, всё ещё стараясь держать лицо, приподнял ящик. Зазор получился маленький, но этого было достаточно, чтобы подсунуть ножны. Техника нетрудная. Уткнуться, надавить, поднять. Гроб поддался. Ясухиро выскочил наружу и, выпрямившись во весь рост, поддержал крышку, чтобы я могла выбраться. Я успела захватить только меч.

Всё успело перемениться. Больше половины охранников, как и даймё, куда-то делись. Кажется, им удалось спастись. Исчезла и госпожа Эцуко, а Макато, истекая кровью, лежал на полу. Но самое загадочное – куда-то пропал онрё. Соры не было ни среди ёкаев, всё так же отчаянно сражающихся с воинами, ни рядом с Такеши, забившимся в угол с невидимым ящиком. А тот грохотал. Я своими ушами слышала – внутри аптекарского короба что-то рычало и билось, а братец, жалобно поджав уши, что-то тихонько скулил на лисьем.

– Господин! – Хван яростно вцепился Ясухиро в плечо. – Вы не ранены?

– Харуко, бумага… – проскрипел Ясухиро.

Я кивнула и кинулась к брату, но что-то меня остановило – чья-то ладонь уткнулась в плечо. Папаша сдёрнул бумагу с собственной груди и протянул мне руку – где?

– Дайте господину Ясухиро этот пергамент… – пробормотала я. – Ну, дающий невидимость…

Орочи усмехнулся и вытянул припрятанную колоду. Повёл рукой, и одна из карточек, выскользнув из-под нитки, сама собой поднялась в воздух. Больше Ясухиро я не видела. Да и смотреть не хотела. Что-то подсказывало, что мне ещё придётся на него насмотреться – там, в мёртвом городе Ёми…

Ни на коробе, ни на гонге знаков уже не было. Орочи с вожделением схватился за верёвки, придерживающие тарелку, и замахнулся.

– Хякки-ягё! – закричал он во весь голос. Раздался первый удар. – Хякки-ягё! Хякки-ягё!

Гонг грохнул три раза – и то, что пряталось внутри, вырвалось наружу. Это не была ни мёртвая волна от чар онрё, ни огненный шквал, ни бурный ветер…

Тарелка мгновенно расплавилась, обернувшись гадкой чёрной лужей. Эта чёрная лужа быстро растеклась, становясь всё больше и глубже, протягивала длинные щупальца, свивавшиеся в причудливые завитки и поднимающиеся над окровавленным полом.

Я поймала себя на странной мысли. Чем бы это существо не было, оно питалось кровью. Папаша довольно усмехнулся, Такеши пропал из виду. Ёкаи всполошились, оставшиеся люди кинулись наутёк. Тем, кто уцелел, несказанно повезло – они больше не интересовали чудовищ. Чёрная река влекла их за собой.

Я тоже почувствовала эту тягу. Тяжёлую, нечеловеческую, едва ли преодолимую. Другие поддавались ей с лёгкостью, но я держалась. Это неправильно, этого не должно быть…

– Идём, – Орочи дёрнул меня за плечо. – Нет времени, чтобы таращиться!

– Я никуда не пойду без брата!

– Да ещё догонит! Идём, идём!

Эта странная тягу укрепилась настолько, что я уже не могла сопротивляться. Чёрная река стелилась далеко вперёд, и я шла, будто кто-то тянул меня за невидимую верёвку. Но когда за спиной показался Такеши, вновь принявший человеческий облик, стало легче. Он взвалил на плечи короб с запертым внутри онрё.

– Масуми! – донеслось из окна. – Масуми, куда ты?

– Я не могу! – отозвался Керо. – Я чувствую, что должен быть там!

– Мас… Керо! Керо, остановись! – Широ попытался его догнать, но Керо отгородился морозным облаком из мелких кристалликов льда. – Керо!

– Прости…

Он подобрался ко мне и грустно взглянул – так, что мурашки по коже побежали. Широ ещё попытался нас догнать, но уже на лестнице мы затерялись среди других ёкаев. Невесть откуда появилась Ран. Одно из её щупалец-прядей успело поседеть.

Заиграла музыка, раздались крики и чудовищный рёв. Хякки-ягё, величественный парад ста демонов, начал свой ход. Нам оставалось только влиться в поток.

Такеши взял меня за руку. На его макушке торчком стояли лисьи уши, в жёлтых глазах уже не было белков. Когти, длинные и острые, не царапали, но крепко упирались в мою кожу, а сзади с каждым шагов раскачивался чёрный пушистый хвост. Он с ними. Среди них и чёрно-бурый лис, мельтешащий впереди. И почему я всё никак не могу назвать его «отцом»?..

За спиной вышагивает Ран. Из-под её распущенных волос скалятся острые зубы второго рта – хищные. Одна из них. Керо, как никогда бледный, смотрит на чудовищ вокруг белыми, горящими в темноте глазами. Их глазами. Зеленоглазый Хван, держа под руку кого-то невидимого, идущего рядом, ничем не отличается от них. И в то же время я слышу, как бешеный онрё скребётся в аптекарском коробе. Каждая вспышка его гнева откликается внутри меня – и придаёт сил, чтобы идти дальше. Получается, я тоже с ними.

Парад плывёт к городским окраинам. Под ногами разливается маслянистый чёрный туман, как от песен Йеньяо. Люди прячутся по домам, закрывают двери, выставляют разноцветные обереги и сидят тихо, как мыши. Они знают, что встреча с хякки-ягё заканчивается смертью. Они боятся всех – в том числе, и меня.

– Шествие ночное! Ста демонов парад! Юрэй, ёкай, цукумогами – все шагают в ряд! – громко поёт одноглазый музыкант с потрёпанной бивой.

Бивы ожившие, вместе с сямисэнами и бумажными зонтиками, недоверчиво поглядывают на «мёртвый» инструмент. Следом идут чудовищные о́ни, с ног до головы обвешенные оружием. На их плечах болтаются украшения из человеческих скальпов. «Женское начало» представляют рокурокуби с курительными трубками и длиннющими шеями, позволяющими смотреть на парад свысока, роскошные дзёро-гумо с позолоченными паучьими лапами вместо ног, чернозубые охагуро-бэттари и мелкие воровки-додомэки с птичьими глазами на руках. Неприкаянные юрэй плетутся в конце. Все одеты, как полагается – в яркие праздничные одежды. А стоит нам лишь выйти за городские ворота, ряды шествующих разбавляют «дикари» – болотные каппы, мертвенно бледная Юки-онна, древесные ко-дама и тэнгу, среди которых я узнаю Йеньяо. Вот и встретились. Кажется, теперь её несильно волнует, что кто-то может увидеть её без повязки.

– Что ты думаешь? – тихо спрашиваю я.

Такеши закусывает губу – в свете огней его клыки блестят особенно ярко.

– Если честно… – шепчет он. – Мне страшно.

Очередная вспышка Соры заставляет мои волосы вспыхнуть огненно-рыжим. Как шерсть. Бегущий впереди лис на мгновенье оборачивается, как бы сверяясь, на месте ли мы, ненадолго останавливает взгляд на моей чёлке и снова теряется среди пёстрых кимоно. Мы с Такеши вновь остаёмся одни.

– Наверно, надо сказать спасибо страху, – заключаю я. – Страх даёт понять, что ты живой.

– С этим прекрасно справляются и другие вещи.

– О чём ты?

– О том, что я чувствую к тебе.