Анна

* * *

ДВА ПАКЕТА

Вита – небольшая деревня в провинции Трапани. На улице Алерамо, посреди фруктового сада стоял современный дом, принадлежащий семье Ло Капо. На первом этаже жила Костанца, вдова Доменико Ло Капо, владельца преуспевающей строительной компании, умершего в 60 лет от сердечного приступа. На втором этаже обосновалась Лаура, их старшая дочь, мать Пьетро, разведённая с Мауро Серрой, механиком гоночной команды "Ducati". На третьем этаже располагалось две квартиры, в которых жили две другие дочери: Аннарита и Челесте.

Аннарита, младшая, изучала архитектуру. Челесте, которой было уже за 30, была холоста и владела гончарной мастерской в центре города. Люди говорили, что Челесте – ни рыба, ни мясо, а одно из тех существ, которым секс не интересен, независимо от пола. Про Аннариту ходили слухи, что она лесбиянка, а её учёба в университете – лишь предлог, чтобы ездить в Палермо к подруге, которая работает в городском совете. В общем, деревенские пересуды.

Дело в том, что после смерти Доменико в доме на улице Алерамо жили одни женщины, которые опекали Пьетро, как маленького короля.

Только одному мужчине было разрешено приходить в это своеобразное женское общежитие – Мауро, отцу мальчика. Вечно путешествующий по миру механик выкраивал выходные в месяц и две недели летом, чтобы приехать к сыну и бывшей жене, которая вместе с сёстрами кормила его капонатой почти без уксуса, омлетом и канноли с рикоттой из овечьего молока. В те дни звезда Пьетро уходила в закат, а звезда отца ярко сияла на небе.

Мауро Серра был высоким и рыжим, с голубыми глазами и густой бородой, обрамлявшей лицо. Он одевался во фланелевые рубашки, а на ногах носил остроконечные техасские сапоги. Сёстры утверждали, что он переплюнул Роберта Редфорда и, как и американский актёр, был заядлым плейбоем.

Когда по воскресеньям три сестры смотрели Гран-При, они пытались угадать, кого из девушек-зонтиков[9] Мауро уже успел соблазнить.

– По одной каждую гонку, – фыркнула Лаура, подавая пармезан.

Лаура Ло Капо была красивой женщиной со смуглой кожей и с двумя угольно-чёрными глазами. После развода она набрала вес и не перестала закрашивать седину на корнях длинных волос. Она называла бывшего мужа плейбоем, но вместо того, чтобы ревновать, гордилась этим:

– Разве можно мешать льву охотиться? Нельзя же запирать его в клетке. Я так не могу. Это преступление против женского пола.

Поскольку она была единственной львицей, от которой у Мауро был ребенок, это льстило её самолюбию и вполне удовлетворяло: пока Мауро не забывает о Пьетро и привозит ей из путешествий магниты на холодильник, этого вполне достаточно. Младшие сёстры тоже не сопротивлялись обаянию зятя, и каждый раз, когда он приезжал домой, одевались понаряднее, красились и соревновались в искусстве обольщения. Мечта о жизни в гареме, деля механика между собой, оказывало стимулирующее действие на их либидо.

– Поскольку ему понравились каннеллони, которые я приготовила своими руками, то сегодня ночью плейбой будет спать со мной, – говорила младшая, теряя всякую скромность.

– Ему нечего делать с такой худышкой, как ты, – возражала Челесте. – А вот я... как ты там выражался, Мауро? – тигрица!

И она приподнимала руками свои большие сиськи.

– Не ссорьтесь, девочки! Если обнимемся, то все втроём поместимся в постели. Да, Мауро, я знаю, что ты будешь не против, – разгорячённо орала Лаура, ополаскивая посуду.

Возбуждённые, как старшеклассницы, женщины хихикали, чувствуя себя продвинутыми и современными.

Механик уже видел себя на пенсии, милостью Божьей, с тремя женщинами, которые служат ему и почитают, как вавилонского царя.

Маленький Пьетро тоже вырос, уважая этого статного и необыкновенного отца, который привозил ему футболки и побрякушки с брендом Ducati. Он часами сидел в сарае и смотрел, как тот чинит старый мотоцикл "Лаверда Йота".

В солнечные дни они вместе ездили на море, мальчик садился на бензобак.

Короче говоря, жизнь была просто прекрасна, но, как и в любом уважающем себя сюжете, случилось нечто такое, что нарушило гармонию в семье. На улице Алерамо появился Патрицио Петрони, новый бойфренд Аннариты. Он был из Рима, весил больше 100 кг, невысокий и широкий – его было легче перепрыгнуть, чем обойти. Копна чёрных кудрей висела чуть выше лба. Очки в толстой оправе на носу-картошке. Раздутый живот не помещался в шортах, свисающих с низких ягодиц, а икры, круглые, как у индейки, торчали прямо из пары чёрных высоких кед.

Аннарита неохотно рассказывала о том, как они познакомились, но по некоторым подробностям становилось понятно, что не последнюю роль тут сыграл Facebook[10]. Патрицио на своём римском диалекте объяснил сестрам, что они с Аннаритой любили друг друга всегда, практически со времён Большого Взрыва, и наконец, в этой жизни, им удалось соединиться после тысяч жизней, проведённых в погоне друг за другом.

– Эти двое подходят друг другу не более, чем колокольный звон кусочку мыла, – уныло прокомментировала старая Костанца.

– Патрицио некоторое время поживёт у меня, ему надо дописать свой роман, – объяснила Аннарита сёстрам, которые слушали её с отвисшей челюстью.

Писатель разместился в квартире своей девушки и превратил гостиную в кабинет. К концу недели его уже ненавидела вся семья.

Пьетро он не понравился, потому что воровал его "киндер-сюрпризы". Бабушка жаловалась, что он "слишком много себе позволяет". Лаура ненавидела его, потому что считала неуклюжим и уродливым, как чума. А Челесте – потому что тот соблазнил сестру, которая, бедняжка, была немного легкомысленна.

Для Патрицио все недовольства семьи Ло Капо были, как укусы овода для буйвола. Он садился за стол и чавкал, а потом растягивался на диване, обнимая свою девушку, наблюдая по телевизору за соревнованиями по барбекю. В остальное время он писал роман. Стук клавиш слышался на лестнице день и ночь. Изредка он выходил из квартиры, чтобы купить себе картошки фри и шаурмы.

На заброшенном поле Челесте и Лаура провели тайную встречу, где разработали план, чтобы избавиться от "Мешка со вселенским дерьмом" (это прозвище Патрицио по достоинству заслужил), не слишком обидев сестру. Было установлено, что его должен убедить Мауро. По-хорошему или по-плохому.

Механик пригласил Патрицио на пиццу и мужской разговор, а когда вернулся, сёстры ждали его в ночных рубашках.

– Ну что?

– Он умял два патапиццы, кальцоне с творогом и сосисками и 4 кружки пива.

Лаура, вся убитая горем, опустилась в кресло.

– Что такое патапицца?

– Пицца с картофелем фри.

Челесте бродила по гостиной, посасывая сигарету:

– Но ты спросил его, когда он уйдёт?

– Ему надо роман дописать.

Лаура отрезала кусок пирога и протянула бывшему мужу:

– Ты хоть спросил, о чём он его пишет?

– Это история мира, населённом не людьми, а гигантскими хомяками.

Две женщины выжидательно смотрели на него.

Механик откусил пирога:

– Он едва закончил описывать доисторическую эпоху.

В течение следующих трёх месяцев ничего не изменилось, пока в новостях не сообщили, что в Льеже неизвестная болезнь косит население и что по какой-то неясной причине, связанной с отсутствием гормонов полового созревания, дети оказываются к ней невосприимчивы.

Мауро провёл месяц в Голландии, испытывая новый мотоцикл, а на обратном авиарейсе в Палермо почувствовал себя плохо, будто ему нос резали двумя ножами, а голову сжимали в стальных тисках. Сходив в туалет проблеваться, он заметил у себя на боку красное пятно.

Лаура встретила его в аэропорту. Он вышел к ней уставший и с блестящими глазами. В машине механик начал кашлять. Его уложили в постель, но, несмотря на лимонный сок и аспирин, температура всё повышалась. Его осмотрел доктор Панунцио, семейный врач. Он успокоил сестёр:

– Ничего серьёзного. Просто грипп. Ему нужно отдохнуть.

Новости из Северной Европы были неутешительными: вирус вырвался за границы Бельгии и безостановочно распространялся по всему континенту. Команда немецких учёных работала над созданием стабильной вакцины.

К счастью, в Италии было лишь несколько отдельный случаев.

Два дня спустя у Мауро случился респираторный коллапс, и Лаура отвезла его на машине скорой помощи в Палермо. Женщина вернулась с высокой температурой и насморком. Она рассказала, что в больнице царит хаос, а Мауро разместили в коридоре вместе с сотнями других больных с аналогичными симптомами.

Через неделю семья Ло Капо, за исключением Челесте, которая лежала у себя с кашлем, собралась перед телевизором и ждала сообщения от премьер-министра по всем каналам. Однако перед журналистами предстал министр здравоохранения, который извинился за отсутствие премьера и, кашляя, посоветовал населению оставаться дома и выходить только в случае крайней необходимости:

– Любого, кто страдает острым респираторным синдромом, сопровождающимся отёчными кожными пятнами, высокой температурой и симптомами пневмонии или других респираторных заболеваний, нужно немедленно изолировать, потому что он может быть заразен и представлять угрозу для тех, кто находится в непосредственной близости.

Лаура, обеспокоенная и с высокой температурой, уже несколько дней не имея новостей о бывшем муже, попросила Аннариту съездить в Палермо. Сестра застала на шоссе бесконечную вереницу автомобилей, нагруженных багажом и пытающихся покинуть остров. Ей сказали, что в столице военное положение, и нельзя ни заехать, ни выехать. Аэропорт также закрыт, а паромы в Калабрию остановлены.

Первой, кто умер в доме на улице Алерамо, была бабушка. Вирус прикончил ей меньше, чем за неделю. Аннарита была единственной из дочерей, которая смогла пойти на похороны. В церкви, кроме Патрицио и Пьетро, почти никого не было. Катафалк также не приехал, и Патрицио погрузил гроб в свой универсал. Городок опустел, большая часть магазинов закрылась. В Вита те, кто не лежал в постели, сидели перед телевизором или общались по телефону с дальними родственниками.

Патрицио целый день читал новости за компьютером. На планете болели все от Индии до Соединённых Штатов, даже Австралию не обошла эта участь. К тому времени стало ясно, что зараза вырвалась на свободу задолго до зарегистрированных случаев в Бельгии. По мнению многих, в том, как распространялся вирус, и в том, что он долго выжидал, пока не превратился в биологическую бомбу, была какая-то злая ирония. Из-за скорости, с которой он мутировал, синтез вакцины был невозможен. Даже исследователи, которые работали над этим, несмотря на строгие процедуры по борьбе с заражением, не выжили.

В Вите, где до эпидемии насчитывалось 2,5 тыс. жителей, чуть менее чем за месяц умерла половина. Кто-то умирал, с уверенностью ожидая вакцины, а кто-то, более скептически настроенный, забаррикадировался в доме, запечатав его скотчем, но сам не избежал болезни. Дети, единственные здоровые, бродили по городку в поисках еды и воды для родителей, бабушек и дедушек.

Телевидение приостановило выпуск новостей и транслировало только старые фильмы. Телефонные сети перестали работать одна за другой. Когда отключилось электричество, птица Апокалипсиса развернула над Витой свои холодные и тёмные крылья.