Правда о втором фронте

Майор с некоторым раздражением следил за разглагольствованиями полковника и облегченно вздохнул, когда тот ретировался.

— Мне кажется, — продолжал он, — интерес к русским всегда был большим. Сейчас к этому интересу прибавилось настоящее восхищение мужеством народа. Мы понимаем теперь вас значительно лучше, чем когда бы то ни было. И мы решительно не хотим старых глупостей в отношении России.

— Вы говорите: «мы»…

— Да, мы. Я имею в виду офицеров, армию.

— Это, конечно, много. Но ведь не армия направляет политику Англии.

— Я знаю… Я знаю, что роль армии равна тут нулю. Некоторые парни с красными околышами (красные околыши носят высшие чины английской армии) могут делать тут больше, чем вся армия. Мы можем сказать свое слово через парламент…

— Не будь глупцом, Генри, — прервал его один из офицеров, — мы можем повлиять на парламент так же, как на завтрашнюю погоду.

— Но мы можем захватить его в свои руки, — убежденно возразил майор. Он рассказал, что еще осенью 1943 года армейская газета 8-й армии в Северной Африке организовала «пробные выборы в парламент». Офицеры и солдаты всех политических партий развернули настоящую предвыборную кампанию: устраивали митинги, произносили речи, распространяли листовки. Консерваторы потерпели на «пробных выборах» сокрушительное поражение. За годы войны армия сильно полевела. Учитывая влияние солдат в семьях, майор ожидал, что очередной английский парламент будет «левым».

Отметим здесь между строк, что консервативное руководство страны, наблюдавшее это полевение армии, пыталось устранить солдат от активного участия в избирательной кампании, ускорив выборы в парламент.

После постыдного выступления английской армии против бельгийских и греческих патриотов цензура отметила увеличение критики правительства и лично Черчилля в солдатских письмах домой. Солдаты советовали голосовать за лейбористов, надеясь найти в них достойных представителей народа. Их ожидания не оправдались. Лейбористское правительство, выслуживаясь перед правящей верхушкой Британской империи, не изменило реакционного курса консерваторов во внешней политике, несмотря на огромные изменения в Европе, к приняло меры к укреплению внутренних позиций господствующего в Англии класса.

Идейная пустота части кадровых офицеров, рассматривавших войну как спорт, казалась мне не только серьезной угрозой борьбе союзников против общего врага, но и несчастьем для самих офицеров: физически нельзя было вынести всех лишений и трудностей войны без того вдохновения, которое может быть определено как «идейное воодушевление», без ясного осознания моральной правоты своего дела, без непоколебимой устремленности к четко видимой цели. У меня создалось впечатление, подкрепленное затем многочисленными встречами и разговорами, что рядовое офицерство английской армии сознавало политическую цель вторжения на европейский континент очень туманно. Это было, конечно, выгодно реакционной части генеральских и бригадиро-полковничьих кругов, которая в свою очередь лишь выполняла волю людей, видевших в освобождении Европы от гитлеровской оккупации не великое прогрессивное дело, а только возможность подчинить ее своему влиянию.

В самые последние годы каста английских кадровых офицеров, известных в простонародье под именем «медных картузов», была разбавлена молодым, более или менее демократически настроенным, вышедшим из среды британской технической интеллигенции офицерством инженерных, танковых и авиационных войск. Английские врачи, адвокаты, писатели, журналисты и даже государственные служащие, отличающиеся высокими заработками и вполне безбедным существованием, целиком срослись с правящим классом, стали его активной составной частью. Английская техническая интеллигенция, находясь, как некое средостение, между рабочими и работодателями, обладает незначительным социальным весом и незавидным экономическим положением. Некоторые из ее наиболее изворотливых представителей выходят «в люди», становятся директорами и совладельцами предприятий. Однако это бывает очень редко. Техническая молодежь обречена тянуть лямку на фабриках и заводах наряду с мастеровыми я рабочими.

Кадровое офицерство встретило «техников» без особого восторга. «Техники» звали кадровых «медными картузами», те именовали их «чумазыми». Недавние выходцы с заводов и шахт были лейбористами по убеждениям, между тем как большинство старых кадровых офицеров поддерживало консерваторов. Разделение шло снизу доверху. Кадровые избрали своим кумиром и вождем фельдмаршала Александера, католика и реакционера, объявив Монтгомери «выдвиженцем толпы»; «техники» поносили Александера и прославляли Монтгомери.

Но это размежевание стало для меня ясным позже, в Нормандии. В первых разговорах с офицерами в Эпингском лесу казалось невозможным отличить лейбористского офицера от «медного картуза»: он имел такое же путаное представление о войне, о фашизме, о мировой политике, как и обычный кадровый офицер вроде капитана Роутса. Заметно было только, что среди «техников» чаще попадались люди, видевшие, что интересы Великобритании лучше обеспечиваются не в борьбе против советского народа, а в союзе с ним.