Степь

Два всадника долго кружили по городу, заметая следы. Выбирались на дорогу через перевалы и холмы, окольными тропинками.

Степь ласково приняла их. Они ехали, сторонясь проезжей дороги, горами, перелесками, падями. Ночи проводили то в незнакомых юртах, то в степи. Боясь погони, по очереди сторожили коней. Спали, как звери, и во сне чувствуя каждый шорох. Однажды, уже в конце пути, Очир Бато привстал в седле, всматриваясь в даль.

— Солдаты верхами! — крикнул Очир Бато.

Они рывком повернули коней на запад. Гнали их каблуками, свистом, кнутом. Конь Очир Бато стал хрипеть, спотыкаться. Рукояткой ташура[16], закусив губы, Очир Бато бил его по голове и гнал, гнал вперед, уходя от беды. Перевалив через гряду холмов, они отдышались. У коня Очир Бато морда распухла от ударов. Очир Бато потрепал его по шее:

— Прости, друг! Ничего не поделаешь, — борьба!

Хмурым, прохладным днем товарищи добрались до места. Из Забайкалья дул холодный ветер, по небу плыли рваные тучи, но дышалось легко и радостно. Они остановились у своих. Расседлали замученных коней — спасибо, друзья!

Откинув назад голову, Очир Бато первый отрезал и откинул в сторону свою тонкую черную косичку, — теперь новая жизнь!

А Сухэ Батор метался в Урге. С севера долго не было вестей. Рассылал товарищей по монастырям, по базарам и лавкам, — не слышно ли где чего? Наконец через подставных лиц они получили телеграмму: «Наши торговые дела идут хорошо». Это значило, что все в порядке.

Так пришла первая радость. Подбодрила, дала новые силы и волю к борьбе.

Решили встретиться, посоветоваться, как быть дальше.

Собрались, как всегда, на берегу Толы. Взволнованно обсуждали обстановку, спорили.

Услышав кашель стоявшего на карауле товарища, все переменили, разговор. Подскакал офицер с солдатами. Увидел пирушку, веселые молодые лица.

— Кто такие? Для чего собрались?

Сухэ Батор приветливо улыбнулся:

— Пьем, отдыхаем, купаемся! Время жаркое. — И добавил, указав на свое место — Может, не откажетесь, уважаемый начальник, выпить кумыса и погулять с нами?

Офицер отпил кумыса и ускакал. Вслед ему потекла песня. Пел Пунцук, один из лучших певцов Монголии:

Ягоды и дорогие камни славят горы и леса, породившие их.
Храбрый и честный воин славит свой аил…
Чиста и пространна прекрасная наша страна,
много табунов пасется на ее широкой груди.
В непрерывно журчащем источнике нет грязи;
в степи, открытой ветрам и солнцу, нет дурного запаха.
Будем петь, как ветер поет в ковыльных зарослях,
но если отступим от цели своей,
омрачатся наши дни и станут глухими песни.

— Ну, а теперь послушайте песню похуже! — вернулся к делу Намжил.

Нахмурив брови, Сухэ Батор придвинулся к нему.

— Слушайте! Во дворце творятся странные вещи. Знаю от своего брата. Он в услужении у Жамцо-ламы, а тот бывает у самого Богдо Гегена. — И еще тише закончил: — Из дворца, за подписью Богдо и с его печатью, пошло письмо за море, на восток. Просят помощи. Письмо сейчас у Наван-хана. Он его будет переправлять через границу… Вот, — закончил Намжил, — я думаю, что нам надо торопиться!

Помолчав, Сухэ Батор поднял глаза.

— Да, время начинать! Если будем выжидать дальше, можем еще новых покровителей-волков дождаться. Часть наших, по-моему, должна выехать на север, часть — остаться здесь продолжать работу. Решайте!

Решили ехать без замедления. Ночь провели в пади Богдо-Ула[17], у подножья которого раскинута Урга. Чуть забрезжил рассвет, по одному съехались к юрте Пунцука. Подошли к коням. Пунцук вынес из юрты чашу с молоком и сказал:

— Счастливый путь! За борьбу в интересах народа, за дело, которое останется в памяти наших детей и внуков, за новую встречу свободными и радостными. Счастливый путь, братья!

По обычаю, выпили чашу до дна.

На востоке разгоралась заря. Воздух был тих и прохладен. Город еще спал. Кони переминались с ноги на ногу, чуя путь, а люди всё будто ждали чего-то. Жали руки, перебрасывались словами, но слов нехватало, — расставались со своими, с самыми близкими, и не знали, свидятся ли вновь.

От города отъехали вместе, остановились. Пришел час расставанья.

Сухэ Батор сказал:

— Не жалея жизни, до последнего вздоха, друзья, будем бороться за свободу аратов. Я верю в остающихся. Передайте, братья, наш привет остальным верным и надежным!

Тихо слушали его степь, горы и товарищи.

Последний раз заглянули друг другу в глаза. Увидели тоску, горечь, и Сухэ Батор резким рывком повернул коня на север.

Пунцук долго смотрел им вслед. Пока были видны, еще не все оборвалось. Привстав на стременах, он ловил взглядом стройную фигуру Сухэ Батора. Но глаза туманились грустью. Молчали все, и, хоть ничего уже не было видно в голубом тумане степи, все вглядывались в даль, — не хотелось верить, что остались одни. И, лишь когда прогудели первые утренние трубы монастыря, нехотя повернули коней в Ургу — работать и ждать.