Молоко для вредного ректора

Глава 34.

Удивительно, как быстро и слаженно может работать отдельно взятая магическая академия, когда на кону стоит ее судьба. Началось все с того, что мои активные талантливые второкурсники узнали, в чем дело. Кажется, это донна Первис, потащившая Мезенгарда, Гаредоса и Кензари сдаваться ректору, подслушала разговор преподавателей и поняла, что дела плохи и академия на грани закрытия.

К слову об этой боевой троице. Выяснилось, что именно Мезенгард, Гаредос и Кензари украли змею-бойтату из зверинца профессора Мирскена. Ну, на самом деле, крал Гаредос, чтобы впечатлить девушку, то бишь, донну Первис. За Гаредосом увязался Мезенгард, который согласен на любое правонарушение, лишь бы было весело. А уж когда они возвращались с добычей, их застукал Кензари. Как оказалось, Кензари не так давно повздорил с матерью и та урезала ему месячное довольствие. А бойтата — ценная вещь, за которую можно выручить немало золота.

В общем, Кензари помог им спрятать животинку и сказал, что будет молчать, если получит свою долю денег. Наивный Кензари и не предполагал, что красть столь ценное существо можно не ради наживы, а ради любви и богатырской удали, так что был уверен, что змейка будет продана, а деньги поделены на троих. Для него стало сюрпризом, что Гаредос хотел подарить бойтату любимой девушке. А уж когда Мезенгард, познакомившись с ценным животным поближе, понял, что «такая милашечка пропадет без опытного зоолога и надо ее вернуть», Кензари окончательно вышел из себя.

Собственно, драка в коридоре была вызвана именно столкновением трех интересов похитителей. Молодые горячие особи не нашли ничего умнее, чем решать конфликт кулаками. Возможно, все и обошлось бы, поскольку перед ректором драчуны не раскололись и об украденной бойтате не сказали ни слова.

Преступники не учли лишь одного — Лиру Первис. Узнав, на что пошел ради ее любви Гаредос, Лира первым делом всыпала незадачливому ухажеру, а заодно и его заклятым приятелям. Тем не менее, доводить дело до отчисления хулиганов Лира не хотела, похоже, она действительно влюблена в этого остолопа Гаредоса. Отсюда и несколько крайне неловких разговоров, которые у нас состоялись с донной Первис, когда она пыталась мне что-то сказать, но при этом хотела выторговать для хулиганов условия получше.

Именно Лира Первис после отъезда инспектора созвала второкурсников на то, что они позже назвали «особо секретным совещанием». Не самое худшее название, учитывая, что речь идет о шестнадцатилетках, верно?

Закрытия академии не хотел никто и, в то время как преподаватели приходили в себя после событий в подвалах пытались без лишней шумихи решить вопрос с Уэсливером и топили горе в чашках успокаивающего чая, студенты искали свои собственные пути спасения.

Признаться, в те дни мы, профессора, мало знали о том, чем занимаются наши студенты. Так или иначе мы потеряли коллегу и не имеет значения, что Уэсливера таким, какого мы его знали, на самом деле никогда не существовало. Мы были знакомы с маской. Человек же, прятавшийся под ней, чуть не убил нас с Эхои и всех, кто находился в академии.

На педсовете ректор Корвус в кои-то веки дал слово преподавателям.

— Итак, коллеги, Митч Уэсливер находится в медицинском крыле под присмотром доктора Агро, однако долго так продолжаться не может. Ваши предложения?

— Пустить его на удобрение для растений! — мстительно предложил профессор Остерандо. Он все еще не мог простить Уэсливеру свой бесценный гравилат.

— Отрезать этому мудаку.. — Эхои бросила осторожный взгляд на Бриара, — ну, что-нибудь отрезать.

— Сдадим его полиции и дело с концом! — широким жестом рубанул воздух профессор Мирскен.

Из куска клубничного пирога, который держал профессор, полилась начинка, падая прямо на мантию проректора Каллахан. Проректор одарила коллегу строгим взглядом и отодвинулась.

— Но репутация академии, — вздохнула она и покачала головой.

— Какая репутация, коллега? Очнитесь же! — вспылил неизменно тихий профессор Гоббс. — Нас всех не сегодня-завтра разгонят и это уже решенный вопрос. Терять нам нечего, так что пусть с Уэсливером полицейские разбираются.

— Возможно, вы правы, — медленно кивнула проректор. — Однако… профессор Мирскен перестаньте уже крошить на меня свой пирог!

— А что прикажете на вас крошить, если у меня только пирог? — насупился зоолог и отодвинулся от проректора подальше.

Еще один суровый взгляд метнула проректор в сторону Мирскена.

— Вот ничего и не крошите.

— Если мы сообщим о профессоре Уэсливере, — ровным мягким голосом рассуждала Джин Келли, — сюда слетится стая сумасшедших экспериментаторов, готовых рисковать чужими и своими жизнями ради сомнительного ритуала. Полагаю, это как ситуация с убийцами-подражателями. Известные убийцы вдохновляют других на… ну, на убийства, — неловко закончила она и забилась обратно в угол у книжного шкафа, отчаянно розовея щеками.

— В ваших словах есть смысл, — скупо похвалил библиотекаршу Бриар.

Ну, надо же! Расщедрился наш гоблин на такое вот слабое подобие похвалы. Кто бы мог подумать?

Я бросила на него мимолетный нежный взгляд. И действительно, кто бы мог подумать…

После долгих размышлений, споров и трех съеденных пирогов (один из которых был практически целиком проглочен оголодавшим Мирскеном), мы пришли к решению: произошедшее в подвалах должно остаться тайной. Разумеется, она уже известна половине академии, но любое учебное заведение это живой организм, с которым можно договориться. История с профессором Уэсливером не уйдет дальше этих стен.

Даже если Форише Глас закроют, а именно это и произойдет как только чиновники подготовят все необходимые бумаги, мы будем знать, что, по крайней мере, не привлекли в этот край охотников за силой, которую не обуздать. Что до Уэсливера… У Эхои среди прочих артефактов хранится и давно опустевшая лампа. Если Уэсливер так мечтал о могуществе, он его получит. Как известно, джинны обладают феноменальной космической мощью.

***

— На следующем семинаре мы побеседуем о преимуществах и недостатках нелинейных заклинаний. Одни из вас будут говорить, что нелинейные заклинания это хорошо, другие попытаются опротестовать эту точку зрения. Пожалуйста, подготовьте аргументы для обеих сторон. На занятии я разделю вас на две группы, дам пять минут на подготовку и проведем дебаты. На сегодня вы свободны, всего доброго.

Вопреки моим ожиданиям аудитория не заполнилась звуками отодвигаемых стульев, топотом множества ног и веселым гомоном студентов, у которых, наконец, закончилась последняя пара. Второкурсники остались сидеть на своих местах, не отводя от меня взгляда.

— Что-то еще?

— Профессор Маккой, мы хотели поговорить о том, что ждет нас в ближайшем будущем, — деловито сказал дон Кратимитч, поднимаясь с места.

— В ближайшем будущем нас ждет обед. И если поторопимся, он не успеет остыть, — попыталась отмахнуться от студентов я.

Слишком уж серьезные лица у них.

— Мы имеем в виду закрытие академии, — вставил Мезенгард. — Вы же не думали, что мы так просто это оставим?

— Едва ли я могла ожидать, что вы просто так оставите хотя бы что-нибудь, дон Мезенгард, — вздохнула я, вставая со стула.

Правило четвертое: будь честна с собой и со своими студентами. Я вышла в центр аудитории. Внимательно вгляделась в их серьезные юные лица.

Лира Первис сидела, прижавшись плечом к плечу Дживера Гаредоса. Ее болотно-зеленые глаза не отрывались от меня, но пальцы переплетались с его пальцами. Даже когда академия закроется, у этих двоих все будет хорошо. Я уверена в этом. Я хочу быть уверена в этом.

Альфрик Мезенгард смотрел прямо и открыто, но его беспокойные пальцы теребили ремешок сумки. Юноша поерзал немного и ткнул в бок соседа — дона Кратимитча. Тот поморщился, но ничего не сказал.

Даже хулиганистая донна Мартинкай молча сидела рядом с Гогошельдом. Вот уж точно неразлучная парочка. Ругаются как кошка с собакой, а отдельно существовать не могут.

Дон Никотич не ушел, но и к происходящему интереса не проявлял. Сидел, привычно уткнувшись в учебник. Видимо, остался только чтобы не отрываться от коллектива.

А вот дон Кензари ерзал и прятал взгляд, сидя один за последней партой. Он сейчас переживает не лучшие времена. Из истории с бойтатой он вышел самым помятым. В конце концов, Гаредос получил девушку, а Мезенгард незабываемое веселье и три месяца отработок у профессор Мирскена. Никто не знал, будет ли вообще академия через три месяца, но Мезенгард был счастлив поближе познакомиться с утраченной и найденной бойтатой. Едва ли для Альфрика это вообще наказание. Каждый получил желаемое, тогда как Кензари заработал только отработки у профессора Остерандо, который требовал, чтобы студенты теперь охраняли бесценные теплицы круглосуточно.

— Итак, что же вы хотели узнать о грядущем закрытии академии, коллеги? — я сняла очки, избавляясь от еще одной преграды между мной и студентами. Только я и они. Так будет честно. Они заслужили получить подробные и откровенные ответы. По крайней мере, те ответы, которые у меня есть.

— Ничего, — фыркнул, не поднимая взгляда от записей, Никотич. — На самом деле, мы хотели кое-что рассказать.

— Допустим. В таком случае, я готова вас выслушать, дон Никотич.

— Нет уж, — вставил неунывающий Мезенгард. — Если Келеб будет рассказывать, мы все от скуки помрем. Рори, давай лучше ты.

И, швырнув в голову Кратимитча шарик мятой бумаги, Альфрик подбадривающе сказал:

— Вещай без страха и упрека!

— Кхе-кхе, — откашлялся, снова вставая, Кратимитч. Его широкое лицо немного побледнело. — Профессор Маккой, мы не хотим, чтобы академию закрывали.

— Я тоже этого не хочу, дон Кратимитч, но не всегда все в жизни зависит от наших желаний. Боюсь, это та ситуация, когда у нас, как говорится, нет выбора.

— Это не совсем соответствует действительно, профессор, — спокойно сказал студент. — Келеб, конечно, зануда, но неплохо разбирается в законах. Вы знали, что шестнадцатилетний по закону может и должен отвечать за свои преступления? А кража редких животных это тяжелое правонарушение.

С последней парты громко фыркнул дон Кензари.

— Вы имеете в виду, что ректору Корвусу стоило отправить в тюрьму всю эту веселую компанию? — я кивнула на Кензари, Гаредоса и Мезенгарда.

— Вот еще! — возмутился Мезенгард.

— Ни в коем случае, — прогнусавил зануда-Никотич. — Однако, как вам наверняка известно, многие млекопитающие испытывают некоторую привязанность к собственному потомству. Зачастую иррациональную привязанность, однако, — и он пожал плечами, будто бы говоря: «Такие уж они нелогичные, эти живые существа».

— Мы хотели сказать, что мать Кензари член парламента, — перебила его Лира Первис.

— И она согласна решить вопрос с министерством, если мы не станем сажать ее сыночка в тюрьму! — жизнерадостно сообщил Альфрик.

— Потому что ректор Корвус написал ей письмо, где непрозрачно намекнул, какие могут быть последствия у поступка Кензари.

— А она почему-то привязана к этому придурку! — и донна Мартинкай забыв о том, что ей уже давно не пять лет, показала Кензари язык.