Пройти по Краю Мира

Но худшим было даже не это, а то, что, будучи единственной дочерью вдовы, Рут была вынуждена всегда выступать переводчиком и адвокатом для матери.

К десяти годам девочка была англоговорящей миссис Лу Лин Янг, которой приходилось отвечать на телефонные звонки, договариваться о визитах к врачу и писать письма в банк. Однажды ей даже пришлось составлять унизительное письмо священнику.

— Лути такая непослушная, — диктовала Лу Лин, как будто Рут была невидимкой. — Может, мне послать ее в Тайвань, в школу для плохих детей? Что скажете?

Тогда она отредактировала эти слова, превратив их в следующее послание: «Возможно, Рут стоит отправиться в пансион, в Тайвань, где она сможет научиться манерам и всему необходимому юной леди. Что вы думаете на этот счет?»

У Рут сложилось странное впечатление, будто это благодаря матери она стала «книжным доктором». Ей просто было необходимо редактировать жизнь, чтобы выжить.

В три часа десять минут Рут расплатилась с водопроводчиком. Арт так и не вернулся домой и даже не позвонил. Простой заменой части водонагревателя не обошлось, пришлось менять его целиком. Из-за протечки водопроводчик отключил электричество во всей квартире и не включал его, пока не откачал остаток воды и не снял старый водогрей. Все это время Рут не могла работать.

Она уже опаздывала. Отправив факсом план главы Агапи, Рут заметалась по квартире, ища записи, телефон и записную книжку. Потом она села в машину и поехала к Пресидио Гейт, через эвкалиптовый лес на Калифорния-стрит. Ее мать жила в пятидесяти кварталах к западу, в той части Сан-Франциско, которая называлась Сансет, рядом с Лэндз Энд.

Предположительно у Лу Лин был запланирован очередной осмотр. Вот уже несколько лет она пропускала ежегодные осмотры, хоть они и были включены в ее страховой полис. Мать никогда не болела. Рут не помнила, когда у той последний раз была хотя бы простуда. Ее матери исполнилось семьдесят семь, но она была абсолютно лишена обычных гериатрических проблем: артрита, высокого холестерина или остеопороза. Ее самой страшной болезнью, на которую она часто и предельно детально жаловалась, был запор.

Правда, последнее время Рут обратила внимание на то, что мать стала не то что забывчивой, а какой-то легкомысленной. Она говорила «лента», когда имела в виду оберточную бумагу, «конверт» — если речь шла о почтовой марке. Рут составила в уме целый список таких оговорок, чтобы перечислить их врачу.

Еще она должна будет рассказать о том случае, что произошел в марте. Лу Лин врезалась на машине в идущий впереди грузовик. К счастью, все обошлось шишкой: она просто ударилась головой о руль. Больше никто не пострадал, кроме машины: ее пришлось сдать в утиль.

— Перепугалась насмерть, — отчиталась Лу Лин. — У меня чуть кожа не отвалилась.

Она во всем винила голубя, который влетел ей в лобовое стекло. Но сейчас Рут подозревала, что дело было не в пернатом придурке, а в голове матери. Возможно, у нее случился инсульт или шишка оказалась не такой уж безобидной. Может, у нее было сотрясение мозга, а возможно, на месте удара образовалась трещина или откололся кусочек кости. Но в чем бы ни была причина этой аварии, полиция сочла виновницей Лу Лин, а не голубя. Та так разозлилась, что расторгла договор со страховой компанией на свою машину, а потом стала жаловаться, когда они отказались его возобновить.

Когда Рут рассказала об этом происшествии Агапи Агнос, та заявила, что в таком возрасте невнимательность и гневливость могут быть признаками депрессии.

— Тогда моя мать пребывает в депрессии и гневе всю свою жизнь, — ответила Рут. Она не стала упоминать о ее угрозах самоубийством, которые Рут слышала так часто, что почти научилась на них не реагировать.

— Я знаю отличных психотерапевтов, которые работали с клиентами из Китая, — сказала Агапи. — Они прекрасно умеют обходиться с культурными особенностями: с мифологическими представлениями, давлением старых общественных устоев и потоком ци.

— Поверь, Агапи, моя мать совершенно не похожа на остальных китайцев.

Рут раньше жалела, что ее мать не была такой, как тетушка Гал. Та никогда не говорила о призраках, несчастьях и разнообразных способах умереть.

— В любом случае, дорогая, позаботься о том, чтобы доктор осмотрел ее самым тщательным образом. А потом подойди к ней и передай от меня большое целительное объятие.

Это было приятное пожелание, но Рут редко обменивалась объятиями с Лу Лин. Когда дочь пыталась обнять мать, плечи той напрягались, словно она готовилась к нападению.

Приближаясь к дому Лу Лин, Рут окунулась в обычный в этих местах летний туман. За окнами появились и замелькали кварталы с одноэтажными домами, построенными в двадцатых годах, потом с коттеджами, появившимися в тридцатых, а следом — с безликими многоквартирными домами шестидесятых годов. Роскошный видна океан, сливавшийся с горизонтом, портили провода, натянутые от домов к столбам. На многих панорамных окнах были влажные потеки от близости океана. Водостоки и выходы ливневки проржавели, как и бамперы на старых машинах.

Рут свернула на улицу с домами получше, чьи архитектурные изыски выдавали попытку их создателей имитировать стиль Баухауз. Здесь были лужайки, украшенные кустами, подстриженными в замысловатых формах, например в виде пуделя на тонких ножках.

Она подъехала к дому Лу Лин, двухуровневому строению в среднеземноморском стиле, с выгнутым фасадом абрикосового цвета и кованым ложным балконом вокруг эркера. Раньше Лу Лин с гордостью сама ухаживала за своим крохотным двориком. Она поливала и подстригала зеленую изгородь, выравнивала аккуратный бордюр из белых камней, обрамляющий короткую дорожку к дому. Пока Рут жила с ней, ей приходилось косить траву на лужайке размером семь на семь футов, а Лу Лин всегда придиралась к тому, насколько аккуратно подстрижены края, выходившие на дорожку. А еще она все время жаловалась на желтые пятна травы, выгоревшей от мочи, которую оставляла собака соседа, живущего через дорогу.

Лути, иди и скажи этому человеку, чтобы он не позволял собаке это делать.

Рут нехотя отправлялась к соседнему порогу, стучала в дверь и спрашивала соседей, не видели ли они чернобелую кошку. Потом она возвращалась и говорила матери, что сосед постарается, чтобы собака так больше не делала. Даже когда Рут уехала в колледж и возвращалась на выходных, чтобы проведать мать, та почти на пороге встречала ее с тем же требованием. Вскоре история о пропавшей кошке устарела, и Рут пришлось придумывать новую. Обычно Рут как могла оттягивала эти визиты к соседям, а Лу Лин все время ворчала насчет того, что желтых пятен становится больше, что Рут ленива и постоянно обо всем забывает, что совершенно не печется о своей семье, и так далее и тому подобное. Рут пыталась игнорировать эти претензии, уткнувшись в книжку или в телевизор.

Однажды она набралась храбрости и сказала матери, что ей надо нанять адвоката, чтобы подать на соседа в суд, или пригласить садовника, чтобы тот привел газон в порядок. Так посоветовала ей сделать соседка по студенческому общежитию. И еще она сказала, что Рут с ума сошла, если позволяет матери гонять себя, как шестилетку.

— Она что, платит тебе за то, что сделала тебя девочкой для битья?

— Ну, она же дает мне деньги на карманные расходы в колледже, — признала Рут.

— Да, но все родители это делают. Они должны так делать. Вот только это не дает им права превращать детей в своих рабов.

Наслушавшись этих слов, Рут приехала и выдала матери:

— Если тебя это так беспокоит, так сделай с этим что-нибудь.

«Лу «Лин уставилась на нее и молча таращилась целых пять минут. А потом ее прорвало:

— Хочешь моей смерти? Чтобы у тебя не было матери, которая говорит тебе, что делать? Хорошо, может, я и правда скоро умру!

И вот так в два счета Рут была опрокинута, сбита с толку и смущена. Смертельные угрозы «Лу «Лин были подобны землетрясению. Рут знала, какая сила таится у той внутри и что «толчки» могут начаться в любое мгновение. Однако, несмотря на это знание, каждый раз, когда это случалось, она паниковала и мечтала сбежать подальше, пока мир не обрушился ей на голову.

Как бы то ни было, после того разговора Лу Лин больше ни словом не упоминала соседскую собаку. Но всякий раз, когда Рут возвращалась домой, мать демонстративно брала лопатку, шла на лужайку, вставала на четвереньки и с болезненным усердием выкапывала пожелтевшую траву и засевала лужайку заново. Рут понимала, что так мать старалась ее проучить, но всякий раз от этого зрелища у нее начинал болеть живот, хоть она и не подавала виду. Наконец Лу Лин действительно наняла специалиста для восстановления лужайки: строителя, который сделал форму для заливки и замостил весь дворик красными и белыми цементными ромбами. Дорожка тоже стала красной.

С годами красный цвет выцвел, а белый стал грязным.

В некоторых местах кладка выглядела так, словно под ней произошла серия извержений крохотных вулканов. Сквозь трещины стали прорастать травинки, поодиночке и тощими пучками. Подходя к дому, Рут подумала, что надо будет вызвать сюда кого-нибудь, чтобы привести это место в порядок. Ей было жаль, что мать больше не заботилась о внешнем виде дома, и стьщно от того, что она мало ей помогала. Может, ей стоит попросить собственного помощника приехать сюда, чтобы прибрать и починить то, что нуждается в ремонте.

Когда Рут приблизилась к порогу, женщина, снимавшая нижний этаж, выглянула из дверей и поманила ее. Франсин была анорексичной особой лет тридцати, которая, казалось, носила кожу восьмого размера на теле второго размера. Она часто жаловалась Рут на то, как много всего в доме требует починки: постоянно выбивает электрические пробки, дымовые детекторы давно устарели, ступени на заднем крыльце слишком неровные и могут стать причиной несчастного случая или судебного иска.

— Всегда недовольна! — возмущалась Лу Лин.

Рут хватало ума не принимать сторону домовладелицы. Она лишь боялась, что в один прекрасный день может случиться настоящий пожар, и с ужасом представляла заголовки газет: «Владелица дома в бедном районе посажена за решетку за игнорирование угроз жизни и безопасности». Поэтому Рут тайком занималась решением самых насущных проблем. Когда она купила Франсин новый датчик дыма, Лу Лин об этом узнала и разразилась негодованием:

— Ты думаешь, что она права, а я — нет?!

Рут помнила это еще с детства: гнев Лу Лин нарастал до тех пор, пока все ее проклятия не сжимались в единственную старую угрозу: «Может, я умру скоро!»

— Тебе надо поговорить с матерью, — капризно объявила Франсин. — Она обвиняет меня в том, что я не плачу за жилье. А я всегда плачу вовремя, в первое число месяца. Не знаю, в чем дело, но она повторяет претензии снова и снова, как заезженная пластинка.

У Рут все оборвалось внутри. Ей не хотелось этого слышать.

— Я даже показала ей чек с отказом. А она на это: «Вот видишь, чек-то все еще у тебя!» Странная какая-то.

— Я разберусь, — тихо проговорила Рут.

— Да она покоя мне не дает, пристает по сто раз на дню. Я с ума тут сойду!