Нужный

Глава 1

Земская больница имени святого Януария.

КАП… КАП-КАП… КАП… КАП-КАП… КАП… КАП-КАП…

С размерностью метронома падали капли дождя за окном, выстукивая по металлу откоса незатейливый ритм.

КАП… КАП-КАП… КАП… КАП-КАП… КАП… КАП-КАП…

Внутрь больничной палата из-за стекла заглядывали нахохлившиеся вороны, с потерянным видом толпившиеся на подоконнике. Время от времени они принимались жалобно каркать, широко раскрывая клюв, словно жалуясь на свою тяжелую жизнь.

КАП… КАП-КАП… КАП… КАП-КАП… КАП… КАП-КАП…

В самом углу оконной рамы, давно уже требовавшей покраски, а еще лучше полной замены, виднелись старые подтеки, расползавшиеся по облезлой древесине бурыми пятнами. Мокло и на подоконнике, часть которого уже благополучно превратилась в труху. Коснись здесь рукой, можно было с легкостью отломить кусок дерева.

Словом, нерадостное зрелище, должное навевать грусть и тоску. Больному же, которого терзали боли, и вовсе, должно было быть так худо, что впору было на стенку лезть.

Только парнишка, что лежал здесь, напротив, выглядел весьма довольным жизнью. И если присмотреться, то даже улыбался, что выглядело совсем уж странным, особенно, в этих стенах. Поневоле закрадывалась мысль, а не тронулся ли головой этот больной?

— Просто курорт… Хорошо, спокойно… Никто тебе «по шапке» не хочет дать, не матушке послать… Лежал бы и лежал…

Рафи лежал на спине, заложив руки за голову, и лениво скользил взглядом по потолку. Мыслей особо не было. За эти дни вынужденного лежания, считай, почти все уже и передумал. Другого занятия все равно больше не было.

— Хорошо… Никакой тебе суеты, непонятных головняков… А может, действительно, послать все к черту?

Внезапно пришедшая в голову мысль показалась такой простой, логичной, что он даже дыхание затаил. И правда, что он в самом деле⁈ Ведь, судьба или кто-то там наверху дает ему второй шанс, предлагает новую жизнь. Может согласиться со всем и со всеми, не рыпаться и не брыкаться, просто принять все и хорошее, и плохое, а не «упираться рогом»?

— Реально, мне больше всех надо что ли?

Его вновь охватили сомнения по поводу будущего. Пусть Рафи уже все передумал и вроде бы как решил, но сейчас…

— И чего я, в самом деле, в самое пекло лезу? Гордыня, видать, жмет в кое-каких местах…

Скривился, полностью признавая правоту этих слов. Ведь, он редко отступал, всегда стараясь «держать марку». Считал, что не по-пацански это, хотя вечно огребал за свое «геройство».

— Может пришла пора попробовать по-другому жить, а Рафи?

Честно говоря, сейчас парень уже и не знал, к кому он по-хорошему обращается: к себе ли прошлому, к канувшему в Лету настоящему Рафи или к обоим сразу. Они ведь были чертовски похоже. И тот и другой старались идти до конца. Обоих помотало так, что не дай Бог никому.

— Успокоиться, в конце концов, зажить жизнью маленького человечка?

И что смешного в таком желание? Разве плохо, «не лезть на рожон», не лезть в драку при любой несправедливости или уметь отступать?

— Забуду о прошлом и начну все сначала. Завяжу с Витяном и его волынами. Пусть он и дальше в крестного отца играет, только уже без меня. Заберу взнос из гимназии и пойду лучше в какое-нибудь училище по проще. С техникой у меня всегда было на пять с плюсом, а она здесь в особом почете. Отучусь, открою небольшую мастерскую по ремонтному делу и будут понемногу прогресс двигать. А все остальное путь лесом идет!

Выдал и даже вроде чуть отпустило. Не сказать, что проще стало, но чуть понятнее, яснее.

— И Витян, и Камова, и все эта аристократическая мразь, и Лана… Лана…

Действительно, а что тогда с Ланой? С этой крохой, что видела в нем единственного родного человека и ждала от него защиту и помощь? Она ведь сейчас никто для него, или нет?

На лбу прорезалась глубокая морщина. Словно живые, заходили желваки на скулах. Вцепившиеся в прутья кровати пальцы сжались с такой силой, что жалобно заскрипел металл.

— Вот же я…

Кто она сейчас для него? Ее брата больше нет, а Рафи теперь это он. Никто, получается? Значит, ее нужно взять и забыть, как отрезанный ломоть? Зачем ему теперь ее проблемы? Да, может это и не проблемы, вовсе, а она там, как сыр в масле катается?

— Сука…

Ругательство прозвучало смачно, натурально, словно даже не оскорбление, а обычное имя, которым его при рождении назвали родители. Вот так вот — сука! Вот какова, получается, его сущность!

— Какая же ты сука, брат…

Внезапно на него накатила злость. Просто волной захлестнула, погружая в пучину злобы с головой.

Рафи моментом вскочил с кровати и со всей силы ударил кулаком по стене. Бац! С хрустом проломил дыру в штукатурке и слое деревянной обрешетки за ней. В воздух поднялась пыль, под ноги полетели куски камней, дерева.

— Решил дорожкою Иуды пойти… Молодец…

После удара рука, словно горела огнем. Вся в крови, болью стреляет. Только лучше все равно не стало. Не отпустило его. В душе как было дерьмово, так и осталось.

— Нет, б…ь, для тебя другой дороги. Слышишь, сука? Нет!

Сплюнув себе под ноги, Рафи размахнулся и еще раз ударил в стену. Пусть еще больнее станет. Лишь бы душу облегчить.

— К черту эти розовые сопли про спокойную жизнь, собственную мастерскую и домик в деревне! Не жизнь это, а сплошная поза рака…

Ощутив солоноватый вкус крови во рту, парень медленно раздвинул губы в ухмылке. Похоже, наконец-то, его мысли в порядок приходят. И всего-то нужна была небольшая встряска, чтобы все дерьмо из башки и скуление из души выбросить.

— А вот так лучше. Гораздо лучше, — морщился Рафи, размазывая кровь по руке. Резкими колкими ударами боль отдавалась по всему телу. — Черт… Надо в следующий раз, когда на меня снова накатит, что-то другое придумать, а не по стене херачить.

Еще раз посмотрев на руку, решил до туалета сходить. Там как раз должен быть кран с холодной водой. Ему будет в самый раз.

— А ты, сестренка, пока подожди немного. Я теперь Рафи и тебя не оставлю…

Выбрался из палаты, осторожно прикрыв за собой хлипкую дверь. В коридоре было темно, ни один светильник не горел. Ясное дело, масло или керосин берегли.

Только где-то в самом конце длинного коридора мерцал огонек. Там как раз сторож обретался, что в ночную смену в больнице за порядком смотрит. Толку, конечно, от этого выпивохи немного, но кто другой на такие деньги сюда пойдет?

— Лишь бы этот старый хрыч не увидел. А то снова на всю ночь шарманку заведет про непорядок. Утром потом все мозги вынесет.

Рафи буквально на одних носочках пробежал по деревянному полу и скрылся за дверью туалета, где принялся осторожно промываться разбитые костяшки на руке.

—… Не хватало еще на пустом месте заражение отхватить, — бормотал парень, тщательно вычищая из ранок пыль, щепки. — Проблем и так хватает…

Но в какой-то момент его внимание что-то привлекло. Кажется, кто-то разговаривал. Рафи быстро закрыл кран и, шагнув к двери туалета, застыл.

— Быр-быр-быр… Быр-быр-быр… Быр-быр-быр, господин хороший… Так поздно уже… Быр-быр-быр, чай не злыдни какие-то, все понимаем… Быр-быр-быр…

Коснувшись кончиками пальцев ручки, он на пару сантиметров приоткрыл дверь. Стало гораздо лучше слышно.

— Ба, господин хороший, настоящую столичную принесли! — хриплый пропитой голос совершенно точно принадлежал сторожу. Днем Рафи его уже слышал и сейчас не мог не узнать. — Сто лет хотел попробовать, аж слюни текли. Прямо уважили старика, уважили…

— Так что там с моей просьбой? — а вот другой голос, приглушенный, твердый, был ему не знаком. Хотя, будь он по ближе, возможно бы и узнал. Слишком тихо говорил незнакомец.

— А что с просьбой? Все хорошо. Разве плохо, коли господин желает своего сродственичка проведать⁈ Дюже хорошо, — сторож уже стал «сама предупредительность». Бутылка Столичной водки, стоившей весьма немалых денег, оказала на него просто магическое действие. — Конечно, проведайте. Только чудные ботиночки ваши, милости просим, хорошенько ширкануть тряпицей. Грязь нанесете, мне потом по шапке влети… А ботиночки ваши, и впрямь, особливые. Подошва чуть ли не с вершок[1]…

Тут же раздались шаркающие звуки. Видимо, незнакомец счищал уличную грязь с обуви.

Затем уже послышались его шаги по коридору — осторожные, даже, кажется, крадущиеся.

—… Совсем запамятовал, господин хороший. В тринадцатой палате ваш племяш, — приглушенно выкрикнул сторож в спину незнакомца.

— Знаю, — едва слышно ответил тот, продолжая идти.

И тут до Рафи доходит, что это за гость заявился на ночь глядя в больницу.

— Мать-то вашу… — округлились у него глаза. — Это же тот урод с рыбьими глазами.

Мгновенно все кусочки мозаики — необычные английские ботинки с толстой подошвой и длинной шнуровкой, ровный безэмоциональный голос и его собственная палата номер тринадцать — сложились в ясную и абсолютно живую картину. Получается, за ним пришли.

Рафи живо метнулся по туалету. У него было не больше четырех — пяти минут, пока убийца (а то, что это именно убийца, не было никаких сомнений) не увидит пустую палату и не начнет его искать. Естественно, первым делом он наведается сюда.

Ему срочно нужно было хоть какое-то оружие. Хоть чертов ёршик! Пробежался от двери до окна и обратно. Ничего! Совсем ничего! Хоть водопроводную трубу ломай.

— Черт, черт… Не может быть, чтобы было пусто. Такого просто не может быть.

Еще раз окинул взглядом туалет. Четыре стены, окно, кран с раковиной и четыре очка — сероватые керамические дырки. Вряд ли здесь чего-то спрячешь. Разве только не в…

— Голанка! Б…ь, про печку совсем забыл! Вот она родимая! Самое то, чтобы что-то заныкать. До зимы далеко и ее точно не топят…

Присел рядом с чугунной дверцей, которая была вровень со штукатуркой, оттого и плохо заметна. Дернул за рукоять и почти по локоть засунул руку в темное зево печи.

Пошарил в зале рукой и замер. Кажется, там что-то было.

— Ого-го, целый штоф[2], — в его руке оказалась массивная бутылка из зеленого стекла, почти полная к тому же. Похоже, какой-то любитель выпить припрятал, чтобы с товарищами не делиться. — Не волына, конечно, но тоже неплохо. А что там, кстати?

У него внезапно возникла шальная мысль превратить этот штоф в зажигательную гранату.

— Если крепость позволит, то…

Дернул пробку и в ноздри тут же ударил резкий сивушный запах. На вкус тоже было ядрено. Похоже, градус на уровне.

— А теперь посмотрим, — прошептал парень, нащупывая в кармане зажигалку, свое собственное изобретение. Собственно, поэтому он и везде таскал ее, хотя и не курил. — Идет…

Шагнул в угол, куда и должна была развернуться дверь при открытии. Здесь самое место, чтобы встать в засаду. Больше спрятаться было некуда: ни кабинок, ни перегородок.

В тишине еле слышно поскрипывали доски. Слышалось размеренное дыхание. По коридору шли в сторону туалета. И сомнение не было, чьи это шаги раздавались.

— А я тебя недооценил. Слишком сообразительный, быстрый. Со временем из тебя бы получился хороший фамильяр, — голос человека с рыбьими глазами зазвучал неожиданно, словно из неоткуда. Видимо, он стоял у самой двери. — Ты ведь слышишь меня. Я чувствую твой страх и хорошо его понимаю. Сейчас ты умрешь и этого уже не изменить.