Пронск

Глава 13

Воевода Ратибор стоял впереди ратников, схоронившихся до поры в лесу, и внимательно наблюдал за тем, как татары буквально вырубают из ледового плена туши забитого скота, сильно обгрызенного волками. Последних здесь, кстати, тоже много, валяются они и на льду, и по берегам – все до единого нашпигованные стрелами, словно подушки для иголок…

Ратибор собирался напасть и теперь лишь ждал удобного момента, когда у завала соберется как можно больше растянувшихся по льду реки телег… Он привел с собой полторы тысячи ратников из числа ополченцев, уже получивших какой-никакой боевой опыт да разжившихся трофейными бронями, и еще сотню дружинников. Поганых было не больше, и все они сейчас занимались добычей пропитания, совершенно точно уверенные в том, что находятся в безопасности…

Когда тумен отступил от стен Ижеславца да двинулся по льду реки в направлении Пронска, воевода все никак не мог поверить в случившееся, в собственную удачу. Разве подобное возможно? Он ожидал продолжения кровавого штурма – огонь ведь уже потух, и ничто не мешало поганым атаковать – до падения детинца в конечном итоге. Правда, по его подсчетам, тысяч шесть агарян они бы точно успели навеки упокоить в русской земле! И тут вдруг резкое отступление…

Или же хитрый обманный маневр с целью выманить русичей за стены? Последнее было вполне в духе степняков, очень часто использующих ложные отступления и прочие обманки в битвах. Правда, вороги прямо на глазах русичей перебили уцелевших лошадей и жадно сожрали их! А большую часть конских табунов и отары овец до того угнали оставшиеся за стенами дружинники Захара Глебовича, племянника воеводы по сестре… Ратибор с детства возился с парнем, потерявшим отца, научил его ездить верхом, владеть мечом, копьем и луком, принял тогда еще в сотню простым ратником… И отношение его к племяннику было едва ли не отцовским – ему-то Господь сыновей не послал, только девок. Ныне же Захар вернул дяде долг едва ли не сыновьей любви, сумев помочь осажденным всем, чем смог, и ведь крепко же помог!

А потому «обманный маневр» был не совсем понятен для воеводы: как ворог без лошадей сумеет преодолеть довольно-таки значительное расстояние до стен от реки? Впрочем, татары могли поступить и иначе: отойти от града на пять-шесть верст, втянуться в лес, а после дождаться появления ополченцев на реке и тогда уже ударить с двух сторон!

Это было ожидаемо и вполне осуществимо, а потому воевода отправил вслед отступающим дозоры, и не по реке, а на лыжах, вдоль нее. Для пущей верности воев провели подземным ходом, чтобы выхода их не заметили наверняка следящие за крепостью сторожи поганых.

Хоть сколько-то ведь должно было остаться у степняков лошадей? Хотя бы для гонцов?!

Весь день вои собирали трофеи, правили клинки и подгоняли под себя монгольские брони, выносили за стены трупы нехристей, предавали земле своих павших… А воевода ждал, когда вернутся его дозоры, и дождался, когда на землю уже легла ночная тьма.

Сообщения дозорных были обнадеживающими: тумен ушел далеко вперед, не пытаясь остановиться и устроить засаду. Впрочем, разъезды половцев на льду реки они действительно заметили… Что же, Ратибор и так не собирался вести рать прямо по Проне!

Как и не собирался он оставаться в стороне.

Среди его ратников были ополченцы окрестных земель, в том числе и Пронска. У кого-то родные спрятались в спешно подготовленных зимовьях, у кого-то ушли в стольный град удельного княжества. Но при этом все до единого вои понимали: врага нужно остановить. Ведь не будет им житья, покуда поганые топчут родную землю! А потому никто не желал оставаться в Ижеславце, да и не смогли бы с учетом ограниченности съестных припасов. А потому Ратибор даже на мгновение не задумывался, как ему поступить – вести рать на помощь Пронску или же остаться в удержанной крепости.

Конечно, вести!

Что же касается того, как быстро пройти, минуя реку… Еще в то время, когда воевода узнал, что для отряда Захара спешно собирают лыжи, он приказал и своим ратникам запастись личными или же изготовить их на месте. Но вообще-то пара лыж есть дома, считай, у каждого русича… И вот теперь они пригодились – для стремительного рывка по лесу, вдоль русла Прони!

Покидала рать практически обезлюдевший Ижеславец (в граде на тот момент остались лишь раненые с горсткой так и не покинувших крепость жителей) под покровом ночи, но уже ближе к рассвету – в самое тяжелое для дозора время. Уходили тихо, стараясь не выдать себя лишним шумом, дружинников Ратибор и вовсе провел подземным ходом. И зашли сразу в лес, по самому короткому пути от чудом уцелевших пронских ворот.

…Два дня ратники спешно продвигались вперед, пока наконец едва ли не поравнялись с хвостом тумена, некогда осаждавшего Ижеславец. Где-то далеко впереди раздавались звуки боя, впрочем, затихающие, а напоследок ветер донес до слуха воеводы отдаленный голос рога, показавшегося смутно знакомым. Почему-то сердце его вдруг остро кольнуло… Но помочь сражающимся впереди воям русичи уже ничем не могли, и волевым усилием Ратибор заглушил плохие предчувствия.

Под его началом ратники сделали крюк по лесу, уходя от реки, и подобрались к опушке, а после перед их изумленными и даже ошарашенными взглядами предстала картина разоренного лагеря поганых и только-только завершившегося побоища. По-своему завораживающая и одновременно пугающая… Вот только время было уже потеряно: новоприбывший тумен как раз подступил к стоянке, в то время как далекие врата детинца закрылись за спинами последних отступивших в Пронск воев.

Воеводе осталось лишь глухо выругаться, скрипнуть зубами – и начать ждать. Ждать своего часа, когда помощь его отряда оттянет на себя силы штурмующих град татар…

А еще нужно было как-то решать вопрос с пропитанием отряда, вышедшего налегке, без обоза – вои взяли столько зерна и сушеного мяса, сколько смогли унести. Но личный запас каждого из ратников был рассчитан на два, максимум три дня – как раз столько, чтобы дойти до стольного града удельного княжества. Увы, больше с собой русичи взять просто не могли…

Воевода очень долго, тщательно обдумывал возможность ночного прорыва к крепости. Но, наблюдая за тем, как татары возятся с вырубкой деревьев, относя их едва ли не под самые стены града, где всего в трехстах шагах от них был вырыт ров и где поганые принялись вкапывать в землю надолбы, Ратибор отказался от этой задумки. Тихо, без боя к этому препятствию прорваться не получится, а когда проснется огромный лагерь нехристей, в коем собралось не менее пятнадцати тысяч нукеров, его отряд прижмут ко рву и вырубят начисто…

А после воевода увидел, как татары собирают повозки и направляют их к реке, в сторону Ижеславца, и тут же вспомнил о завале из тушек заколотых гридями Захара животных. Ордынцы по-прежнему испытывают проблемы с продовольствием – это же очевидно! Но и его воям нужна еда… Дальнейшие действия казались предельно простыми и очевидными – ударить по поганым, занятым добычей замороженных тушек, перебить сколько удастся, ослабив тьму, да забрать побольше мороженого мяса! А коли татарва после этого сунется в лес искать его отряд – так пускай! Ни окружить, ни догнать себя спешенным степнякам русичи на лыжах не позволят, зато потери ворогу нанесут вполне себе ощутимые…

Дав людям достаточно отдохнуть, Ратибор повел воев назад. Вел целый день, и уже ближе к вечеру русичи достигли завала, немного отстав от татар, не так давно приступивших к вырубке туш изо льда и размещением их на повозках. Темник, занявший место раненого, а то и убитого в Ижеславце Бурундая (что это был именно Бурундай, сообщил один из взятых в полон кипчаков), отправил добывать еду не менее тысячи нукеров. Но последние, как видно, не ожидали для себя никакой угрозы… Ни одного дозора поганые не выставили, щиты сложили у повозок (а чего на себе тяжесть таскать!), да и тетивы на луки никто не натягивал, так что и колчаны со срезнями, и тугие луки в саадаках также были разложены у повозок.

Невероятная беспечность!

За которую нужно наказывать…

И вот сейчас воевода, дождавшись, когда не менее двух третей ордынцев соберется у «вала», коротко бросил:

– Стрелы!

Приказ Ратибора прозвучал довольно громко, его подхватили сотенные головы и ватажники, и три сотни лучников двинулись к виднеющимся впереди разрывам среди деревьев, на ходу натягивая тетивы с наложенными на них срезнями. А увлеченно занятые добычей мяса агаряне ничего не услышали, заметить же движение воев на опушке подступившего к самой реке леса было практически невозможно. Разведенные на берегу костры подсвечивали поганым лишь вал из туш, в то время как за линией света тьма была практически непроглядной…

– Бей!!!

Кто-то из татар, орудующих внизу, оглянулся на громкий крик, настороженно вглядываясь в чернеющую наверху полосу деревьев. А вот рухнувшую сверху стрелу он увидел, лишь когда она уже впилась ему в живот, разрывая плоть и кромсая внутренности…

Жестко хлестнул по столпившимся внизу нехристям град стрезней! А следом в воздух взметнулась уже вторая волна стрел, устремившихся к ворогам да гудящих в падении… И как же дико закричали тяжелораненые нукеры! Многие не успели даже понять, что происходит, а кто понял, ринулся к повозкам, надеясь успеть схватить щит или же укрыться за деревянным бортом. Но очередная волна оперенной смерти ударила в бегущих, сбивая раненых и убитых на лед … И в этот же миг в третий раз запели тетивы русских луков, отправляя в полет срезни к ворогу, так удачно подсвеченному разведенными на берегу кострами!

– Пошли!!!

Хорошо бы перебить всех нехристей стрелами, но многие из них уже успели укрыться за телегами, уже натягивают сейчас тетивы собственных луков. Еще чуть-чуть, и начнут стрелять в ответ… Но именно в этот миг воевода бросил свою рать в атаку, пока еще можно преодолеть спуск с крутого, высокого берега без потерь!

Тонкой и длинной цепочкой всего в два-три ряда воев сотни ратников умело заскользили вниз по склону, чуть согнув ноги и перенеся вес тела вперед, чтобы не упасть. Да все одно кто-то падает, налетев на кочку или сук какой, притаившийся под снегом… Но большинство русичей успевают благополучно скатиться вниз, охватив, считай, весь татарский обоз на всю его протяженность, и тут же бросаются они на ворога, подняв над головами секиры!

Вскипает яростная схватка – кипчаки и тюрки яростно рубят орусутов саблями, бьют в них из луков едва ли не в упор, укрывшись за телегами! Но после внезапного обстрела атакующих стало едва ли не в два раза больше, и в схватке они свирепее. А привычные к топору руки ополченцев наносят свои удары не реже, чем степняки с их верткими кривыми клинками… К тому же большинство ратников Ратибора обзавелись какой-никакой броней, с трудом подогнанной под широкоплечих, коренастых воев, превосходящих монголов ростом. Но теперь крепкие панцири худесуту хуяг, уже прозванные русичами куяками, защищают своих новых владельцев от клинков половцев и хорезмийских гулямов, в то время как секиры орусутов легко рубят незащищенную плоть поганых…