Хитрая затея

Глава 30. Допросные страсти

Дальнейшие события наглядно показали, что в доброте и человеколюбии Иван Адамович превзошёл даже самого себя. Благодаря столь достойным человеческим качествам пристава я получил целых два свободных дня, потому что Крамниц решил закончить с воровством Ташлина, прежде чем плотно браться за приказного советника по делу об убийстве его супруги и Данилевича. О том, чтобы поступить именно так, мы с Иваном Адамовичем договорились уже давно, как и о том, что моё присутствие на допросах о воровстве вовсе не требуется. А зачем? Само воровство я открыл, Палату государева надзора работой обеспечил, дальше у них самих прекрасно получилось, теперь пусть и губной пристав всё надлежащим образом оформит и передаёт суду.

Перед началом допроса Ташлина по убийственному делу Крамниц порадовал меня пусть и ожидавшейся, но всё равно хорошей новостью — сличение пуль, выпущенных из револьвера Артмана, что с прочими его вещами прислали из Риги, с пулями, извлечёнными из тела Данилевича, доказало, что отставной капитан был убит именно из этого револьвера. Ещё пристав рассказал о допросах Ташлина по воровству. По его словам, Ташлин не признавался в каждом отдельном воровском деянии, пока его не прижимали доказательствами, но будучи прижатым к стене, уже особо не отпирался. Мы оба посчитали, что и на допросе по убийствам он будет вести себя так же, поэтому каких-то особенных сложностей не ждали. Как несколько позже выяснилось, сложности тут обнаружились совсем с другой стороны.

— Итак, господин Ташлин, прежде чем начать допрашивать вас об убийстве супруги вашей и господина Данилевича, — объявив Ташлину суть обвинения и разъяснив, что он волен опровергать обвинение и даже вообще молчать, но всё, им сказанное, будет записано и представлено суду, Крамниц перешёл к сути, — должен вас спросить: не желаете ли вы по собственной воле и с чистою совестью признаться в причастности к оным убийствам?

— Не желаю, — твёрдым голосом ответил Ташлин, хотя глаза опустил. — Признаю, что хотел отобрать у неверной жены и её любовника принадлежащие мне ценности, но убивать их не просил и не приказывал. Это всё Маргарита.

— Маргарита фон Альштетт? — уточнил Крамниц.

Ташлин утвердительно кивнул.

— Извольте отвечать словами, — напомнил пристав.

— Да, Маргарита фон Альштетт, — отозвался Ташлин.

— Поясните, — потребовал Крамниц.

— Мы с Маргаритой договорились, что она подговорит Антонину бежать с любовником, чтобы я получил законное основание для развода, — всё так же не поднимая глаз сказал Ташлин. — Ценности она должна была выманить у них обманным путём. О том, что они были убиты, Маргарита мне сказала уже позже.

— И что же она вам сказала? — недоверчиво поинтересовался пристав.

— Что они поняли её обман, принялись сопротивляться, напали на Маргариту и её слуга, спасая госпожу, обоих застрелил.

— И вы на том настаиваете? — в голосе Крамница слышалось торжество.

— Настаиваю, — подтвердил Ташлин.

Крамниц забрал у писаря допросный лист, чернильницу и перо.

— Пишите внизу: «записано с моих слов, мною собственноручно подписано», — предложил он Ташлину.

Вообще, здешние правила обязательной подписи допрашиваемого под допросным листом не требуют, достаточно подписи лица, допрос проводившего. Но с подписью самого допрошенного такие листы куда более благосклонно воспринимается судьями и особенно присяжными. Ташлин обмакнул перо в чернильницу, старательно вывел затребованную Крамницем надпись и аккуратно поставил подпись.

— Хорошо, господин Ташлин, допрос я прерываю, — деловито сказал Крамниц, — отдохните пока что.

Велев присутствовавшему при допросе десятнику увести Ташлина в камеру и дождавшись исполнения приказа, Крамниц аж просиял.

— Как вам, Алексей Филиппович, а? — спросил он. — Теперь остаётся доставить сюда баронессу и устроить им с Ташлиным очную ставку!

Оспаривать столь мудрое решение я и не пытался. Вряд ли баронессе понравится этакое изложение событий, тем интереснее будет выслушать её собственный рассказ. Ташлина понять было можно — переваливая всё на подельницу, он пытается избежать смертной казни и сократить, насколько получится, срок будущей каторги. Не лучший выбор, понимаю, но Ташлину в его положении ничего иного и не остаётся. За воровство ему и так дадут немало, за жену с любовником ещё никак не меньше, но в таком виде, как он пытается представить дело нашему вниманию, плаха с топором ему не грозит. Интересно, чем на это ответит его теперь уже бывшая любовница?

…Начиналась очная ставка чинно и спокойно. И Ташлин, и баронесса подтвердили, что друг друга знают, показали, что знакомы они чуть более двух лет, не скрывали своего прелюбодейства. А потом Крамниц прочитал баронессе показания Ташлина и показал его подпись под допросным листом.

Это было что-то!.. Баронесса, срываясь на визг, ругалась по-русски и по-немецки, выдавая такие образчики словесности, отнюдь не изящной, что впору было за ней записывать, обвиняла любовника во всех грехах от непомерной лживости до мужского бессилия, а уж каким многочисленным и разнообразным оказался зверинец, вдохновлявший её на сравнения! Кончилось всё куда драматичнее — сначала нам с Иваном Адамовичем пришлось эту разъярённую тигрицу удерживать, чтобы она не разорвала Ташлина в клочья, а здоровенный десятник держал Ташлина, не давая тому отвесить своей даме сердца успокоительную оплеуху. Смирившись с тем, что применить к Ташлину карательные меры ей не дадут, баронесса, кое-как отдышавшись, наотрез отказалась говорить в его присутствии, и Крамниц вновь водворил её бывшего любовника в камеру.

— Всё было полностью иначе! — нервно заявила баронесса.

— И как же? — Крамниц показал самое заинтересованное внимание.

— Евгений сразу захотел убить жену и её любовника, — ну да, другого ожидать от баронессы было бы сложно. — Он только поставил условие, чтобы Антонина не мучилась. А как умрёт Викентий, ему было всё равно.

— Викентий? — ухватился Крамниц. — Вы его тоже знали, как и Антонину Ташлину?

— Так, немного, — попыталась вывернуться баронесса. Не вышло.

— При каких обстоятельствах вы свели знакомство с Викентием Данилевичем? — выпускать птичку из когтей Крамниц не собирался.

— Нас взаимно представила Антонина, — занервничала баронесса. — Но я виделась с ним только два или три раза, сегодня точно уже не упомню.

— А с Антониной Ташлиной вы когда и каким образом познакомились? — тут же спросил Крамниц.

— Два года назад в театре. Наш общий знакомый, палатный советник фон Визин, знакомил нас, они с Евгением вдвоём были, — кажется, баронесса не вполне понимала, зачем её обо всём этом спрашивают. Да и ладно, понимать тут что-то от неё не требовалось, от неё нам с Иваном Адамовичем нужны были исключительно ответы на вопросы.

— Расскажите о ваших отношениях с Евгением и Антониной Ташлиными, — велел Крамниц.

— Они оба были несчастны в браке, — баронесса изобразила приличествующую моменту печаль, — чужие друг другу. Антонина очень этим тяготилась, и я ей посоветовала найти милого друга на стороне. И когда Евгений стал проявлять известного рода интерес ко мне, она перенесла это легко, потому что была уже счастлива с Викентием. Нас с Антониной такое положение даже забавляло.

Хм, по своему небольшому опыту общения с Антониной Ташлиной я бы не сказал, что эту женщину хоть что-то в жизни забавляло. Но я и видел её один только раз…

— Получается, с Ташлиной вы дружили? — сделал вывод Крамниц.

— Да, мы с ней были подругами, — опрометчиво согласилась баронесса.

— То есть вы вот так просто и легко отравили вашу приятельницу и велели вашему эконому убить её любовника? — пристав заманил-таки баронессу в тупик.

— Нет! — баронесса опять чуть не сорвалась на визг. — Это не я! Я в Москве была, а отравила Антонину Эльза! А Юргену убить Викентия приказал Евгений!

— Бросьте, госпожа Альштетт, — Крамниц отмахнулся от её выкриков. — Артман был в услужении у вас, а не у Ташлина, стало быть, и приказывать ему Ташлин не мог, а вы могли. Что же касается вашего местонахождения в тот день, скажите, какую пьесу давали в театре?

— «Женитьбу Фигаро», — ответила баронесса уверенно, но одарила пристава таким злобным взглядом, что могла бы, казалось, прожечь в нём дырку. Ну да, опустив в обращении приставку «фон», Иван Адамович показал, что как особу благородного состояния более её не воспринимает. Но возражать не пыталась, должно быть, понимая бесполезность любых протестов в своём нынешнем положении.

— Кто из высоких особ присутствовал на представлении? — не останавливался Крамниц.

— Царевич… Владимир, — прижать бывшую (да, теперь уже бывшую) баронессу не вышло, хотя заминку с ответом заметили мы оба. Но заминку эту к делу не пришьёшь… Впрочем, всё правильно — Липпе должна была отчитываться перед хозяйкой о своих выходах. И если для девушки из простого народа посидеть в одной зале с царевичем и царевной стало событием, которое она не забыла, то для дворянки оно было, в общем-то, делом более-менее привычным, и вспомнить доклад служанки она смогла с некоторым трудом.

— Ну хорошо, вижу, вы это знаете, — с обманчивой покладистостью согласился Крамниц. — Но откуда эти подробности знать Эльзе Липпе, если в театре были вы, а не она? Что вы ей о том сказали, мне говорить даже не думайте — ни за что не поверю, будто вы ей докладывали. А она знает, у нас её слова записаны.

Не только записаны, заметил я про себя, но и проверены. За эти дни я через Леонида выяснил, что его брат Владимир с супругою ходили на «Женитьбу Фигаро» как раз-таки тринадцатого октября прошлого года.

— И ещё: неужели вы и вправду полагаете, будто присяжные поверят в то, что какая-то служанка могла обмануть Ташлину, выдавая себя мало того, что за особу благородного происхождения, так ещё за хорошо знакомую ей приятельницу? — с усмешкой поинтересовался Иван Адамович.

Дыра, которую наша вынужденная собеседница снова попыталась прожечь взглядом в приставе, на этот раз явно задумывалась как ещё большая по размеру, но у Маргариты Фёдоровны опять ничего не вышло.

— Да, — через минуту вынужденно признала Альштетт, но тут же попыталась извернуться. — Да, это я отравила Антонину. Но я не могла иначе! Евгений… Вы ему не верьте, это страшный человек! Он сказал, что убьёт меня, если я его ослушаюсь!

Крамниц выслушал этот театральный монолог с показным сочувствием. Да, актриса из неё могла бы получиться неплохая… Но не с такими зрителями.

— Каретой Артман правил и тела он же закапывал, — Крамниц не спрашивал, а требовал подтверждения этих своих слов.

— Да, — с бывшей баронессы можно было писать картину «Обманутая и покинутая».

— Ценности старинные почему Артману передали? — строго спросил пристав.

— Я не передавала, может, Евгений передал? — не врать, похоже, давалось ей с огромным трудом.

— И как бы Ташлин передал их Артману, если они после убийств у вас же с ним и были? — ехидство из Крамница так и сочилось.

— Мы хотели за границу уехать и связаться с покупателем уже оттуда, — нехотя выдавила Альштетт.