Книга Розы

Вторник, 13 апреля

— Мамочка! Роза читала мне про Снежную королеву!

Роза обожала свою шестилетнюю племянницу Ханну. Ножки ее напоминали веревочки с узелками вместо колен, а веснушчатое личико — свежеснесенное яичко.

Селия, сестра Розы, со своим мужем Джеффри жила в элегантном четырехэтажном особняке в ге-оргианском стиле с красным кирпичным фасадом и красивыми высокими окнами, выходящими на северную сторону парка Клэпем-Коммон.

Джеффри никогда не мог бы позволить себе такое роскошное жилье, но в первые дни Союза дом освободился, как и многие другие желанные дома, владельцы которых внезапно куда-то исчезли, и один из друзей Джеффри по гольф-клубу задействовал свои связи. Благодаря присущему Селии хорошему вкусу, особняк был наполнен сверкающей ампирной мебелью, диванчиками с ситцевой обивкой, свежими цветами и самой современной бытовой техникой. У проигрывателя высилась стопка пластинок «Дойче-граммофон», а на каминной доске скучились фотографии Ханны в серебряных рамках.

Ханна была единственным ребенком и, несмотря на все усилия, скорее всего, таковой и останется. Селия дала сестре понять — все дело в Джеффри, но Роза подозревала, что Селия отлучила Джеффри от постели, решив, что уже внесла свой вклад в повышение рождаемости. Как бы там ни было, Роза старалась не размышлять на эту тему. Вполне достаточно и Ханны. Она любила посидеть с племянницей, и Селия беззастенчиво этим пользовалась.

— Я выбрала сказку с королевой из-за коронации, — поспешила объясниться Роза.

— Весьма уместно! — рассмеялась Селия. — Представляю себе Уоллис в роли Снежной королевы, всю в белом горностае. Как ты думаешь, что она наденет в Великий день? Все мои подруги с ума посходили: только это и обсуждают. Костюм для короля придумал Хьюго Босс, но наряд Уоллис, судя по всему, пока держат в секрете. Я думаю, будет что-нибудь дико модное от Диора. В ее стиле. Как ты думаешь?

— Понятия не имею, — рассеянно ответила Роза, проводя рукой по шелковистым волосикам Ханны.

— Уверена, что ты знаешь, просто не можешь мне рассказать. Государственная тайна.

— Это вряд ли, — коротко отозвалась Роза.

Она живо представила себе подруг Селии, перемывающих кости королеве Уоллис с присущей им смесью снобизма и светской жестокости. Чисто английская черта — обожать и презирать одновременно, — и они, хотя и смотрели на Уоллис свысока, как на американку, завидовали ее несомненному вкусу. Тот факт, что светская дама из Балтимора собиралась стать членом британской королевской семьи, опрокинув вековую традицию, являлся совершенно возмутительным, однако Уоллис привносила в дом Виндзоров явно недостававшие тому живость и блеск.

— Марджори Стивен как-то раз пришлось играть с ней в бридж. Говорит, она ужас какая остроумная. — «Остроумная» среди подруг Селии комплиментом не являлось. — Видимо, просто хочет вернуться обратно в Америку. Жизнь в королевском дворце ей кажется чудовищной скучищей: говорит, все эти замшелые придворные застряли в прошлом. Король, конечно, ничего и слышать не хочет.

Роза глянула на выпуск «Вог», лежащий на кофейном столике Селии. То ли потому, что мода принадлежала элите, то ли из-за того, что других способов отличиться практически не оставалось, гели очень ревностно следили за одеждой. Роза далеко не единственная часами горбилась над швейной машинкой «Зингер», выдумывая юбки из старых гардин и блузки из хлопчатобумажных простыней. На королеву, конечно, подобные ограничения не распространялись, и женские журналы во всех деталях освещали ее одежду, прически, туфли и даже дворцовый интерьер.

В этом месяце на обложке красовалась фотография королевы, облаченной в лазурный шелковый костюм от Феррагано и блузку с большим бантом на груди. В обнимку с двумя щенками она позировала в саду у Форт-Бельведер, загородного коттеджа королевской семьи в Большом Виндзорском парке.

— А можно еще одну сказку? — Осмелев в присутствии тети, Ханна скакала на месте и дергала Розу за руку. — Ну, может…

— Нет, нельзя! — отрезала Селия. — Тетушка Роза весь день работала. Она устала. Ступай-ка наверх и поиграй у себя до прихода папы.

После того как недовольная Ханна удалилась, волоча за лапу плюшевого мишку, Селия рухнула на бирюзовую софу, закинув стройные ноги на спинку, и провела рукой по блестящим волосам, окрашенным в популярный оттенок «нордическое золото».

— Не знаю, как тебе это удается, — усмехнулась она. — Мне достаточно одну сказку прочитать — уже тошно. От детей так устаешь!

— А мне нравится. Правда. К тому же недавно и так пришлось вспомнить про Снежную королеву.

Весь последний месяц Роза редактировала версию сказок братьев Гримм для школ и детских садов, а также школ невест и центров обучения материнству. Сказки считались важным элементом идеологической подготовки детей, и Роза прослушала лекцию в Министерстве пропаганды на Малет-стрит, в которой подробно рассказывалось о необходимой корректировке учебной программы. Изменения рекомендовались довольно простые: принцы в форме штурмовиков, гномы — недочеловеки, а уродливые сестры Золушки — шотландки.

С монархами возникали сложности. Несмотря на предстоящую коронацию, в целом режим не одобрял королей и королев. Королевская власть являлась атрибутом разлагающегося архаического общества, и Роза обычно заменяла их функционерами рейха: гауляйтерами и мэрами. Когда ей попадался король, она заменяла его на обергруппенфюрера. Но с королевами так просто справиться не получалось.

— Не понимаю, в кого это у Ханны, — закатила глаза Селия. — Я никогда не любила сказки. Да и вообще книги не любила. Вечно пытаются тебя чему-то учить. — Она рассмеялась, показывая безупречные зубы.

Этот смех разил мужские сердца на сотню шагов вокруг, и многие действительно успели влюбиться в Селию, пока она не отдала предпочтение своему мужу.

Роза уже не в первый раз задавала себе один и тот же вопрос: почему именно Джеффри?

Из-за нехватки мужчин в Союзе сестре Розы, как и всем остальным женщинам, приходилось встречаться с мужчинами на несколько десятков лет старше себя. Занудный, лишенный юмора, лысеющий в свои сорок пять Джеффри во время учреждения протектората работал в бухгалтерской фирме и, поскольку никогда не брал в руки оружия, получил преимущество при поступлении на службу новому режиму. В его жизни практически ничего не изменилось, и, если Джеффри и питал неприязнь к поставленным над ним иностранцам, его невыразительное от природы, тестообразное лицо служило превосходной ширмой. Не говоря уже об усах щеточкой, которые он, как и многие другие, отпустил в подражание Вождю.

Поужинать или иногда потанцевать с Джеффри — это еще можно как-то понять, но выйти замуж за него, за этого мужчину, который теперь походил больше на троюродного дядюшку, чем на мужа? Ежедневно выслушивать его нелепые мнения, сдобренные застарелыми предрассудками. И как только Селия такое выносит?

Стоило Розе об этом подумать, как хлопнула дверь и появился сам Джеффри. Вручив грете портфель и зонт, он подошел к женщинам, чтобы наградить их кисло пахнущими поцелуями.

— Роза. Рад тебя видеть. Давно пора пригласить вас на ужин.

Роза прекрасно знала, что он имеет в виду. С одной стороны, он презирал ее за сожительство с Мартином Кройцем — женатым мужчиной, с другой же — никогда не помешает иметь родственника, пусть даже неофициального, со столь впечатляющими связями. Она представила себе Джеффри во главе стола, с сальной улыбочкой ковыряющего во рту зубочисткой и поправляющего приборы, готового на все, лишь бы повыше вскарабкаться по социальной лестнице. И Мартина, безупречно корректного, флиртующего с Селией, смеющегося шуткам Джеффри и при этом скрывающего презрение к ним обоим.

— Роза читала Ханне сказки.

— Хм. — Джеффри извлек из усов крошку табака. — Не уверен, что мне нравятся все эти сказки.

— Они совершенно безобидны, дорогой.

— Ребенку от них никакой пользы.

— Роза читает ей самые простые, ведь так, Роза?

— Совсем простые. — Ну почему Селия всегда пытается его умаслить? — Это сказки, которые читают на идеологических занятиях.

— Не успеешь оглянуться, и она сама захочет читать, — недовольно изрек Джеффри.

Девочкам строго воспрещалось читать до восьмилетнего возраста, а когда их учили читать, то делали это гораздо более формально, ниже уровнем, чем при обучении мальчиков. Согласно введенным Розенбергом правилам, женщинам полагалось знать лишь ограниченный набор слов — в идеале, две трети от словарного запаса мужчины, — а ведь читая, рискуешь ненароком первысить норму. Это может заворожить и опьянить. Научить выражать свои мысли ярко и по-новому.

От дальнейших разговоров Розу спас вопль, донесшийся сквозь лестничные перила с верхнего этажа:

— Роза! Хочу тетушку Розу!

— Я поднимусь, пожелаю ей спокойной ночи?

— Мы так не делаем, Роза, — поморщился зять. — Уступать ей — значит баловать.

— О, Джеффри, ну пусть. — Селия положила руку на рукав его пиджака. — А ты пока смешай мне коктейль.

Когда Роза вошла в спальню Ханны, маленькая девочка с торжествующим видом сидела в постели с плюшевым мишкой в руках, а остальные игрушки выстроились полукругом по росту, с гладко расчесанной шерстью, блестя глазками-пуговицами. Селия, с ее любовью к оформлению, сделала из спальни мечту маленькой девочки: полосатые обои, яркий узорчатый ковер перед камином, белая детская мебель.

— Почитай еще сказку, Роза.

Роза уселась на низкое кресло с ситцевой обивкой у детской постели и открыла томик сказок братьев Гримм.

— Что же нам почитать? «Спящую красавицу»?

— Нет.

— «Золушку»?

— Нет.

— «Гензель и Гретель»?

— Нет, — Ханна в предвкушении откинулась на подушку. — Почитай мне свою. — И засунула большой палец в рот.

Роза встала и притворила дверь.

Когда Роза сказала Мартину, что ничего не знает о литературе, она солгала.

Все началось со смутной, неоформленной мысли, скорее даже чувства, некоего прилива энергии, покалывания в пальцах, когда казалось, что от напря-жения лопнет кожа. У нее не было пишущей машинки — все они строго учитывались, и на них требовалось получать разрешение. Именно стук пишущей машинки, услышанный сквозь стену или потолок, чаше всего фигурировал в доносах. Но в один прекрасный день, внезапно поддавшись порыву, она купила пару тетрадей в коричневых обложках и, положив их перед собой, задумчиво застыла с ручкой в руке. И вдруг ее прорвало: идеи и фразы всплывали откуда-то из глубин подсознания, впервые получив выход. Слова кружились и выплескивались на бумагу. Она все писала и писала, как лошадь, понесшая в галоп, обо всем, что приходило в голову: о своей жизни, переживаниях и мечтах. Короткие рассказы, описания, дневниковые записи, стихи. Сказки, чтобы читать на ночь Ханне.

Вскоре Роза поняла, что, если не пишет, чувствует себя не вполне живой.

Когда очередная тетрадь заканчивалась, она отгибала отставший лоскут обоев над плинтусом за кроватью. Изысканные обои с зелеными листьями остались от предыдущих вырожденческих обитателей ее жилища, и Роза зачастую гадала, кто же они были. Под обоями находилась неплотно прилегающая доска, и, осторожно оттянув ее вверх, она открывала покрытую сажей нишу, где когда-то находился камин. Дымовую трубу заложили кирпичом, а на топку перестраивавшие дом рабочие кирпича пожалели и просто засыпали ее строительным мусором, приколотив поверх пару досок.