Брижит Бардо. Две жизни

В другой раз полиция арестовала перед ее домом какого-то типа с автоматом «Узи» в руках. А еще однажды какой-то ненормальный перебросил через забор чемодан, в котором оказался игрушечный пистолет. Как-то раз поздним вечером под окнами ее дома был замечен какой-то подозрительный незнакомец, и лишь подоспевшие жандармы сумели выдворить его прочь. Однако на следующую ночь наглец уже снова был тут как тут — на этот раз он попробовал вскарабкаться на крышу. При аресте у него обнаружили нож.

А еще как-то к ней в дом вломился некий полоумный субъект, который с кулаками набросился на сторожа и сломал ему нос. А еще один на протяжении нескольких лет то и дело пытался проникнуть в «Мадраг», уверенный, что его примут здесь с распростертыми объятиями. Жандармам то и дело приходилось выпроваживать наглеца, а Брижит, отчаявшись, даже предложила оплатить ему обратный проезд. В течение нескольких лет какой-то американец, словно по расписанию, стал появляться перед ее домом, в надежде, что ему будет предложено погостить. У него даже хватило наглости заявить своим друзьям в Штатах, что лето он проведет в гостях у Брижит. Он даже перевел свою корреспонденцию на ее адрес.

Однажды, когда Брижит с друзьями загорала на пляже, над ними пролетел вертолет с эмблемой Французской национальной полиции. Заметив внизу обнаженную блондинку, пилот описал небольшой круг и вернулся, чтобы взглянуть еще раз. Поняв, что на него не обращают внимания, пилот сделал третий заход. Затем четвертый. Пятый. С каждым разом он становился все наглее, опускался все ниже, пытаясь привлечь к себе внимание. Неожиданно он оказался слишком низко и, не сумев описать очередную дугу, рухнул в море.

В другой раз, когда Брижит с друзьями проводила время на пляже, она заметила в море, в десятке метров от берега, ящик оранжевого цвета. Надо сказать, что плавающий в море мусор теперь мало кого удивляет, и поэтому никто из присутствующих на пляже не увидел в этом ничего подозрительного. Однако спустя час этот оранжевый ящик покачивался на волнах все там же, где и раньше. Одному из друзей Брижит показалось подозрительным, что его не отнесло течением, и он решил проверить, в чем тут дело. Под ящиком оказался мужчина в водолазном костюме, а в руках у него — камера с телеобъективом.

Однажды вечером, когда Брижит с друзьями устраивала на пляже небольшой пикник, ей показалось, будто в кустах за домом раздался подозрительный шорох. Старый друг Брижит, французский актер Андре Пуссе, заслуживший себе репутацию сильного парня не только на экране, но и участием во время войны в движении Сопротивления, тотчас поднялся и пошел взглянуть, что там в кустах. Пуссе, крадучись, выследил темную фигуру, выждал удобный момент, после чего сгреб в охапку незваного гостя и прижал его к стене.

«Какого черта тебе здесь надо? — прорычал он.

— Но я ведь fie сделал ничего плохого! — незнакомец окаменел от ужаса. — Пуссе держал его мертвой хваткой, — у меня дурного и в мыслях не было. Прошу, вас. Я никого не хотел обидеть!

— Тогда какого черта тебе здесь нужно?

— Я просто пришел за бельем, — парень был ни жив, ни мертв. — За ее бельем. Ну, вы сами понимаете, всякое такое.

— Что — всякое такое? — Пуссе и не думал отпускать беднягу.

— Ну, вон то, — и парень попытался указать на бельевую веревку. — Ну, вон там. Вот это.

Пуссе повернул голову.

— Ее нижнее белье?

— Да-да, это все, за чем я пришел, — пытался объяснять парень. — Я прихожу сюда и краду ее белье. Затем я режу его на небольшие квадратики, приклеиваю их на открытки и продаю открытки туристам.»

Временами единственным способом уберечь себя от любопытных взглядов было либо весь день сидеть взаперти, либо отгораживать пляж простынями. Бардо то и дело жаловалась фотографам: «Я словно пленница».

И пока она жаловалась — иногда пытаясь урезонить их, а иногда набрасывалась на них с криком, — те как ни в чем не бывало продолжали снимать.

Кстати, Брижит никак не могла взять в толк, зачем им это надо.

«Я каждый день выгляжу совершенно одинаково. Каждый день я хожу в одном и том же купальнике. И каждый день сюда налетают фотографы, чтобы нащелкать новые снимки. Вчерашние их уже не устраивают. Точно такая же фотография, но сделанная неделю назад, им, видите ли, уже не подходит».

Ничуть не лучше, а порой и хуже бывало, когда она выезжала за ворота «Мадрага». Отправиться с ней в ресторан означало, что вся округа соберется там, чтобы поглазеть на знаменитую актрису. В лучшем случае, толпа будет терпеливо дожидаться у входа, когда же она наконец пройдет мимо. И тогда зеваки двинутся вслед за ней по улице.

Та же самая картина имела место, когда Брижит отправлялась в клуб. Ее появление там неизменно расценивалось как самое главное событие вечера, в то время как на улице еще больше народу толпилось в надежде взглянуть на нее, когда она будет выходить.

Брижит уже давно дала себе зарок нигде не появляться без провожатых. И если ей требовалось куда-то пойти или съездить, а попутчик так и не находился, ей ничего не оставлось, как отказаться от этой затеи и сидеть дома.

Как-то раз, когда в «Мадраге» гостил Пуссе, Брижит попросила его съездить вместе с ней в магазин одежды, что напротив городской ратуши Сен-Тропеза. Пуссе пытался отговорить ее от этой затеи, уверяя, что ничего не смыслит в покупках. Однако Брижит настаивала на своем, и в конце концов ее гость был вынужден сдаться — ведь если он не поедет с ней, ей придется остаться дома. Они вдвоем отправились на машине в город, припарковались около порта и по узким пустынным улочкам дошли до магазина.

Пуссе был уверен, что им удалось остаться незамеченными.

Когда же, всего через каких-нибудь четверть часа, они выходили из магазина, у выхода на тротуаре их уже поджидали человек сорок. По Сен-Тропезу уж прокатился слух, что Бардо в городе, и Пуссе пришлось силой прокладывать ей дорогу.

Но, по крайней мере, в Сен-Тропезе, когда Брижит отправлялась куда-нибудь с друзьями, — хотя само по себе это тоже было неудобством, — ей, как правило, еще удавалось отделаться легким испугом. В иных местах и иных ситуациях ее преследователи оказывались совершенно неуправляемы. Бывало, что единственной возможностью для нее улизнуть из отеля или со съемочной площадки было подыскать себе дублершу, загримировать ее под Брижит Бардо и отправить в главную дверь, чтобы, пока толпа не раскусила ее маневр, юркнуть через черный ход. Однако следует заметить, эта уловка сработала всего несколько раз. Досужие поклонники вскоре додумались блокировать все входы и выходы.

«Она не просто страдала от своей славы, — заметил ее старый приятель, Джо де Салерне, с которым дружба связывала ее более 30 лет. — Дело даже не в этом. Ее жизнь превратилась в ад. Она была словно загнанный зверь».

В Италии какой-то сумасшедший пытался среди ночи вломиться к ней в номер. Во второй раз это ему удалось, и он держал ее в страхе до тех пор, пока на ее крики не подоспела полиция.

В Женеве в первый вечер съемок картины «Частная жизнь» полиция была вынуждена оцепить площадку, чтобы как-то сдержать натиск тысячной толпы. Тем не менее хорошо одетая дама сумела-таки пробраться сквозь кордон и, обнаружив Брижит, принялась плевать ей в лицо. А спустя несколько недель там же, в Швейцарии, когда Брижит вместе со знакомой делала покупки, толпа окружила их со всех сторон, прижав к витрине ювелирного магазина. Не выдержав такого напора, стекло треснуло, и пленницы упали внутрь.

В Португалии, во время праздничного концерта, толпа буквально заблокировала вход, и пока Брижит продиралась к дверям, с ее платья отлетели все пуговицы. В Риме во время съемок кто-то, чтобы только сфотографировать ее, разбил окно в женском туалете.

В Лондоне, во время съемок ленты «Очаровательная идиотка», перед съемочной площадкой ее уже поджидали пятьсот человек. Давка была такая, что Брижит даже не смогла выйти из машины. В надежде очистить улицу полицейский велел шоферу завернуть за угол и объехать квартал. Спустя полчаса толпа уже разрослась до тысячи человек, и тогда полиция дала распоряжение пропустить Брижит. В результате лондонские уличные сцены снимались в павильоне во Франции.

В Париже, когда Бардо отправилась купить себе сумочку, за ней по пятам увязалось четыре машины, до отказа забитые репортерами и фотографами. Как-то раз в Мерибеле, на Рождество, когда Брижит выходила из квартиры, направляясь на ночную мессу, какая-то старуха, поджидавшая ее на улице, принялась обзывать ее «сукой» и «потаскухой», а затем стала швырять в нее камнями. В который раз разыгралась сцена в духе Марии Магдалины.

«Слава приятна первые полгода, — говорит Брижит, — самое большее — год, а затем ты уже сыта ею по горло, если, конечно, ты не отъявленная дура».