Брижит Бардо. Две жизни

Отец Пилу, Шарль Бардо, был инженером-металлургом. Умер он в 1941 году. Несколько лет спустя, когда мать Пилу, Гиасинт, заболела, она переехала к сыну на Рю де ля Помп. Гиасинт также была по-своему примечательной натурой. Во время парижской выставки 1889 года — той самой, для которой месье Эйфель построил свою башню — в норвежском павильоне ей на глаза попался просторный деревянный дом, модель «образцового шале». Гиасинт влюбилась в него с первого взгляда и решила, что непременно должна приобрести его.

И хотя эта постройка менее всего вязалась с архитектурным стилем Франции, Шарль приобрел ее в качестве свадебного подарка. Гиасинт приказала разобрать дом — бревнышко по бревнышку — и перевезла его на свою родину в Лувесьенн, неподалеку от Парижа, где заново его отстроила.

Это удивительный старый дом, где Брижит и Мижану провели немалую часть своего детства — с Пасхи и до осени они приезжали сюда с родителями на выходные. Кстати, дом этот до сих пор остается во владении семьи.

Когда девочки повзрослели, их начали отправлять на зимние каникулы в Межев кататься на лыжах, а летом — на несколько недель на юг Франции, где они частенько гостили у друзей семьи в небольшой деревушке Ля Круа-Вальмер, неподалеку от Сен-Тропеза. У этих знакомых был участок на склоне холма, где посреди полей в окружении розовых кустов стояли три мраморных павильона, построенных еще до войны и сильно разрушенных. Там не было ни окон, ни дверей, ни мебели. Дни, проведенные там, детская память сохранила как «восхитительные и полные поэзии». Родители спали в одном из домов, дети — в другом, а третий служил чем-то вроде общей столовой. Соседний пляж был совершенно пуст и целиком в их распоряжении.

Когда девочки подросли, их отдали в Аттемар, частную школу, весьма популярную у парижской буржуазии. Уже сам этот факт свидетельствует о достатке семьи Бардо. Тем не менее, по мнению Брижит, полученное ею образование мало чем могло пригодиться в реальной жизни. Например, секс входил в число запретных тем. Спустя годы первый муж актрисы, Роже Вадим, любил рассказывать историю о том, что Брижит в свои 17 лет была столь наивна, что искренне полагала, будто мыши откладывают яйца.

Как того требовало положение в обществе, а также тогдашние взгляды на воспитание детей, Пилу и Тоти воспитывали дочерей в строгости, стремясь прочно вложить им в души нечто вроде викторианских ценностей, причем это стремление подкреплялось суровой дисциплиной со стороны Тоти.

Именно суровой, иначе не скажешь.

Как-то раз, когда Брижит было семь, а Мижану три, девочки затеяли дома игру, при этом они ненароком задели стол, разбив дорогую восточную вазу. Тоти была на грани бешенства. Брижит получила 50 ударов по мягкому месту, Мижану — с 25. Тоти кричала на дочерей, что это не их дом, что они просто живут в ее доме, и если она захочет, то при желании выкинет их на улицу. Она так и заявила им, что вольна в любую минуту выставить их за дверь. Стоит ли удивляться, что девочек охватила паника. С этого момента, заявила Тоти, они не смеют обращаться к родителям на «ты». Теперь они обязаны обращаться к матери и отцу только на «вы», что обычно принято в разговоре с незнакомыми и малознакомыми людьми.

По правде говоря, подобное наказание произвело на девочек столь глубокое впечатление, что пока Тоти и Пилу были живы, дочери продолжали обращаться к ним на «вы», несмотря на то, что всем остальным говорили «ты».

Для Брижит этот случай явился поворотным моментом в жизни. «С тех пор мы больше не чувствовали себя их детьми. У меня не было такого чувства, что это мой дом, это был дом моих родителей».

Ваза разбилась, а вместе с ней дал трещину и весь мир.

«Она ощутила себя нелюбимой, — замечает ее второй муж, Жак Шарье. — Она сказала мне — впрочем, насколько я знаю, она говорила это и другим, — что с того момента у нее было такое чувство, будто она осиротела. Уже сам факт, что она рассказывала эту историю многим людям, говорит о том, какое сильное впечатление произвел на нее этот случай».

Что ж, если Брижит и имела весьма туманные представления о сексе — по крайней мере к тому времени, как она достигла отрочества, — она успела получить прочные навыки в других областях, а именно в том, что, по мнению ее матери, полагалось усвоить девушке из приличной семьи, проживавшей в 16-м округе Парижа.

Брижит как-то заметила: «Моим родителям хотелось сделать из меня образованную, культурную и, как мне кажется, ужасно нудную особу».

Поскольку Тоти сама училась балету, она стремилась привить Брижит и Мижану любовь к музыке и танцу, и обе сестры с семи лет посещали танц-класс Марсель Бурга, в прошлом звезды Гранд Опера. Надо сказать, что Мижану не блистала особым талантом, а вот Брижит оказалась не лишена дарования, демонстрируя завидную природную грацию, и вскоре приступила к более серьезным занятиям.

Друзья, знавшие сестер в эти дни, дружно заявляли, что из них красавицей была Брижит, в то время как Мижану бог наградил мозгами. Это не совсем так. Мижану была очень даже хорошенькой и, между прочим — по крайней мере, если верить Жаку Шарье, — любимицей семьи. «Родители тряслись над ней».

Поскольку к Мижану относились в некотором роде как к сыну, которого у Пилу так и не было, танцы вскоре уступили место академическому образованию.

«Дело в том, — поясняет Мижану, — что мама, как говорится, решила не класть все яйца одновременно в одну корзину. Мне особенно хорошо давалась математика, и она решила всячески подталкивать меня именно в этом направлении».

Мижану получила аттестат зрелости в 15 лет, то есть гораздо раньше своих сверстников.

В то же самое время Брижит, которая, по ее собственному признанию, в школе не блистала успехами, все сильнее сосредотачивала свои усилия на балетной карьере. В 1947 году, когда ей было всего 13, ей позволили попробовать свои силы на вступительном экзамене в престижную Национальную академию танца. Число мест было ограничено, а отбор — чрезвычайно жестким. На просмотр явились семьсот юных дарований — почти все они были старше и гораздо опытнее Брижит и, главное, получили более основательную подготовку, и тем не менее именно она оказалась в числе восьми зачисленных счастливчиков. На протяжении последующих трех лет она три раза в неделю посещала класс Жанны Шварц, а позднее — блестящего преподавателя, но сущего тирана, Бориса Князева.

Это был странный человек, пожалуй, даже немного сумасшедший, но и сегодня Князева вспоминают как одного из величайших педагогов. Сам он в двадцатые годы был звездой Гранд Опера, причем на сцену вышел поздно, в возрасте 24 лет, что весьма редко для балета. Но что еще более важно, этот русский танцовщик знал, как воспитывать балетную смену, и благодаря своему уникальному таланту взрастил после войны целое поколение артистов балета. При его поддержке одна из девочек, на три года старше Брижит, от балетного станка попала прямо на главную роль в фильме «Американец в Париже» с участием Джина Келли. Это была Лесли Карон.

«Брижит была высокой и стройной, преисполненной элегантной грации. Мы прозвали ее Бишет[4]. Но она не была слишком сильной. И на пальцах держалась тоже не совсем уверенно. Но она ведь была еще ребенком».

Карон замечает, что хотя Бишет обладала необходимой балерине грацией и пластикой, ей явно недоставало трудолюбия. «Она была какой-то немного вялой и заторможенной. Да, бог не обделил ее талантом и фигурой. При желании, прояви она побольше усердия, из нее получилась бы первоклассная балерина. Но это означало бы, что ей надо как следует попотеть. Князев обычно расхаживал по классу со стеком в руках, и если девушка не выполняла его требований, не стеснялся пустить его в ход. Я помню, как он в буквальном смысле лупил Брижит, потому что она была медлительна и не слишком усердствовала».

Брижит преобразилась благодаря суровой требовательности Князева. Он научил ее двигаться. И это умение она сохранила на всю жизнь.

«Ни у кого в мире нет такой удивительной походки, — утверждает Андре Пуссе. — Стоит ей пройти мимо, как все невольно оборачиваются. Даже сейчас. И это не имеет ни малейшего отношения к тому факту, что перед нами Брижит Бардо. Она могла быть кем угодно, и все равно на нее бы смотрели. Сказывается балетная подготовка. Когда она идет, все в ней — сама гармония».

Того же мнения и звезда французского экрана Жанна Моро: «Наблюдать за ее походкой — это сродни наслаждению великолепной музыкой».

Как это ни парадоксально, но именно сей факт стал причиной специфических для Бардо проблем. Кем только она ни переодевалась, чтобы обмануть толпу! Ей приходилось надевать парики и платки, прятать глаза за огромными стеклами очков. Но стоило ей сдвинуться с места, сделать буквально два шага, как поклонники или папарацци тотчас разгадывали ее уловку.

Было просто невозможно скрыть эту божественную походку. Отчасти есть в этом и заслуга Князева. Правда, Кристина Гуз-Реналь, подруга Брижит на протяжении более сорока лет, снявшаяся с ней в нескольких фильмах, видит главную причину во врожденной грации актрисы. «Она элегантна сама по себе. Просто невероятно, но это так. До нее мне ни разу не доводилось видеть ничего подобного. Вы можете нацепить ей на голову самую дурацкую шляпу, напялить на нее самое безвкусное платье, загримировать ее под уродину, заставить на четвереньках драить пол, и все равно она останется прекрасной, все равно божественной, все равно соблазнительной и на удивление элегантной».

От писательницы Симоны де Бовуар также не скрылось это качество. Она разглядела его очень рано, окрестив Брижит совершеннейшим образцом двуликой нимфы. «Если смотреть на нее сзади, ее стройное, мускулистое тело танцовщицы кажется почти бесполым. О ее женственности свидетельствует ее прекрасная грудь. Длинные мягкие пряди, словно у нимфы, ниспадают ей на плечи, но в целом такая прическа скорее подошла бы какой-нибудь неприкаянной душе. Линия ее рта кажется по-детски обиженной, и в то же самое время эти губы словно молят о поцелуе. Она любит ходить босой, она отворачивает носик от элегантных нарядов, драгоценностей, корсетов, духов, косметики и прочего. И все равно ее походка полна чувственности — уверена, что любой святой согласился бы продать душу дьяволу, чтобы только взглянуть, как она танцует».

В начале сезона 1948 года, когда Лесли Карон и несколько других девушек из класса Князева получили приглашение в «Балет на Елисейских полях», Брижит стала постоянной фигурой за кулисами — неизменно, в сопровождении Пилу, она внимательно наблюдала, как работает труппа и как бы со стороны брала уроки мастерства.

Один из режиссеров, Жан Робен, отлично запомнил девушку: «Как сейчас помню, ей тогда было лет 13–14. Она, бывало, стояла за кулисами вместе с отцом. Она напоминала мне стебелек, высокая и такая худенькая, далеко не красавица и ужасно застенчивая. Она боялась даже слово произнести».

Однако надежды получить постоянное приглашение в балет испарились, когда труппа отправилась на следующий год с гастролями в Египет. Трудно сказать, как сложилась бы судьба Брижит, окажись она тогда в числе приглашенных в гастрольную поездку — при условии, конечно, что и родители дали бы свое согласие. Многие убеждены, что сложись все немного по-иному, из Брижит получилась бы звезда французской балетной сцены.