Широка страна моя родная

Остров Ольвия, 20 год, 05 месяц, 10 день, пятница, 12:00

Земля в иллюминаторе.

Сначала, правда, она появилась на экране радара. Картинный такой остров, километров 20 в длину и километров 10 в ширину. А где-то посредине — плоская конусообразная шляпа явно потухшего вулкана, прикрытая облаком. Почему явно потухшего? Да просто лесом эта гора заросла до самого верха. И весь остров лесом заросший. Хотя… вон за той невысокой скалой в бинокль виднеется кусочек жёлтого пляжа.

А это ещё что такое? Над скальным мысом поднимается столб чёрного дыма. Нет, не вулкан проснулся: больше похоже на сигнальный костёр.

— Что будем делать, Николай Валерьевич?

Это уже наш капитан, Вадим Григорьевич Осинцев. Мы с ним, как начальник экспедиции и «первый после Бога», друг к другу исключительно на «вы» и по имени-отчеству. Может, и глупость, но дисциплине на судне способствует.

— Вы же, Вадим Григорьевич, знаете морское правило: людей в беде бросать — позор и подлость.

— А вы думаете, что там люди?

— Ну не рогачи же костёр на скале развели!

И вот под палубой завибрировал наш восьмидесятисильный дизель, направляя «Удачу» к бухточке, притаившейся за скалой. А матросы, убравшие паруса, уже расчехляют носовой ДШК и кормовую 23-мм спаренную зенитную установку. Дед, усевшись на палубе под фальшбортом, сдувает последние пылинки со своей СВД, а мы с Наташей и штурманом Володей Воронцовым обложились автоматами в ходовой рубке. Я сейчас за рулевого, но оружие под рукой. Не при делах только Семён Маркович и судовой механик Шмыга, как зовут матросы мичмана Илью Старостина. Впрочем, какие они матросы? Двое — тоже мичманы-морпехи, а третий — главстаршина.

Со Шмыгой понятно: его задача сейчас — обеспечить надёжную работу механизмов баркаса. Ну а Райзман — такой стрелок, что пусть уж остаётся «последним резервом». Из пистолета ещё с десяти метров в мишень через раз попадает, а вот длинноствольное оружие — явно не его инструмент.

На всякий случай скалу огибаем за полмили. Глубина здесь приличная, под пару сотен метров, если верить эхолоту.

А вот и пляжик в бухте показался. Ох, ты! А что это там из прибрежных кустов торчит? Неужто корабельная корма? Точно! В бинокль её хорошо видно. Винт на месте, а вот вместо рулевого пера какое-то нагромождение палок.

Люди на берегу! Раз, два, три, четыре… Кто бы это мог быть?

Эхолот показал быстрое уменьшение глубины, и Осинцев сбавил ход. В полукабельтове глубина уменьшилась до пяти метров, идём самым малым. Под килем уже два метра. Стоп машина! Якорь в воду!

Семидесятипятикилограммовый якорь Матросова поднимает фонтан брызг по носу. Следом рушится кормовой якорь. А люди на берегу неистовствуют, прочитав на фальшборте название «Удача», написанное по-русски и по-английски, но в воду не лезут.

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о скитаниях Дежнёва по планете…

Название «Анадырь», написанное выгоревшей краской на корме судна, торчащего из кустов на краю пляжа, мы различили ещё до того, как подошли к брегу. Именно поэтому не особо опасались нападения: всё-таки свои, русские, известные нам люди, а не какие-нибудь пираты. Но до полного выяснения обстоятельств всё равно оставили дежурных возле ЗУ-23-2 и ДШК.

Это действительно оказались остатки команды Семёна Дежнёва, вышедшей два года назад на парусно-моторной яхте «Анадырь» из Порто-Франко на исследование северо-восточного побережья континента. И сам Семён, крепко сложенный мужичок ашкеназского вида, в речи которого проскакивают характерные одесские нотки, в наличии имеется.

Ни о каких трансокеанских плаваниях он не мечтал, он действительно собирался уйти подальше на север, чтобы попытаться отыскать Северо-Восточный проход к западному побережью континента. Три года назад ему наскучило рисовать кроки заливов и речных берегов, поэтому позапрошлогодние исследования намеревался начать на сотню миль севернее, чем те места, куда он забрался в предыдущую экспедицию. Для чего после выхода из Порто-Франко взял существенно мористее, собираясь по дуге выйти как раз в нужные места. Тут всё и не заладилось…

Ни Дежнёв, ни кто-либо из его команды не знали о существовании мощного течения, проходящего всего в сотне миль от Порто-Франко, приближавшегося к Шанхаю на пятьдесят миль, после чего поворачивающего на северо-восток. Поэтому, потеряв управление во время борьбы экипажа «Анадыря» с пойманной «рыбкой», особо расстраиваться не стали. Ну, подрейфуют пару дней, пока восстановят разбитый беснующейся рыбиной руль. А потом снова лягут на прежний курс.

Не тут-то было! Начало ремонта пришлось отложить на два дня, поскольку жрать выброшенные за борт рыбьи потроха собрались несколько десятков бывших подружек выловленного чудовища. И продолжали кружиться вокруг обездвиженного судёнышка в надежде поживы. За это время, по нашим подсчётам, яхту уволокло течением на три сотни вёрст к северо-востоку. Попытки придать рулю более или менее ровную форму едва не стоили жизни матросу, которым решила полакомиться ещё одна голодная рыбина. Парня, возившегося в воде, едва успели выдернуть на палубу, заметив приближение серой тени под волнами. После этого Дежнёв включил смекалку, и всей командой приступили к сооружению деревянной конструкции, с помощью которой можно будет дистанционно зафиксировать разбитые в хлам доски рулевого пера. На это потратили ещё двое суток.

В эти двух суток судёнышко попало в «петлю» — водоворот, которые нередко образуются в морских течениях и движутся в совершенно непредсказуемых направлениях. Их унесло на восток, поскольку судовая радиостанция уже не принимала радиомаяков ни Порто-Франко, ни Нойехафена, ни Шанхая. На что, правда, никто внимания не обратил.

Следующей неприятностью стал штиль. Мы тоже сталкивались с такой неприятностью и пока ходили по Большому заливу, и уже в этом путешествии. Но запасы топлива позволяли нам запустить двигатель, и на нём идти около суток, чтобы выйти из зоны штиля. Так поступил и Дежнёв. Только он прошёл северо-западным курсом всего пару часов, пока рыскающий по курсу из-за изуродованного рулевого пера «Анадырь» не намотал на винт рыбачью сеть, унесённую течением то ли от восточного побережья континента, то ли даже из залива.

А вот с этой проблемой пришлось маяться куда дольше. Мало того, что винт оказался заблокирован, так ещё и при попытках провернуть его несколько раз в обратном направлении, чтобы избавиться от ловушки, ячейки прочной новоземельской сети зацепились за щепки рулевого пера, опять превратив руль в нечто непотребное.

Опуская подробности борьбы за подвижность судна, подведу черту: к исходу второй недели дрейфа, потеряв одного матроса, но избавившись от пут рыбачьей сети, «Анадырь» обнаружил на локаторе полоску берега. Но не на северо-западе, как того хотелось руководителю экспедиции, а на северо-востоке. Семён принял решение двигаться к неизвестному берегу, что заняло ещё сутки, поскольку судно едва управлялось. Русского человека ничем не проймёшь, даже если это одесский ашкеназ. Практически бесполезный руль заменили деревянными щитами, опущенными в воду вдоль бортов, что позволило поддерживать относительную прямолинейность хода. А маневрировали, выключая двигатель и дожидаясь, пока судно развернётся в нужную сторону.

В дополнение ко всему, последний штиль, затянувшийся на целую неделю, сменился свежим ветром, явно грозящим перейти в шторм. Явление в известных нам морях Новой Земли в сухой сезон нечастое, но случающееся. И «Анадырю» пришлось выброситься на пляж, поскольку ветер и волнение крепчали. А потом, закрепив якорь за ближайшие деревья, полностью вытянуть судно на песок при помощи кабестана.

Трёхдневный шторм переждали в палатках на берегу, после чего приступили к обследованию острова. Казалось бы, небольшая по площади территория, всего-то менее двух сотен квадратных километров, но полностью заросшая лесом. Плюс потухший вулкан, возвышавшийся над уровнем океана почти на километр. Поэтому бродили по острову целых две недели.

По-настоящему крупной живности на Ольвии, как одессит Дежнёв назвал открытый им клочок земли, не было. Зато хватало насекомых, всяческих мелких грызунов и птиц. Водились даже карликовые антилопы, размером со староземельского благородного оленя. Размножиться им не давали вараны, тоже не выраставшие длиннее трёх метров. В стычке с таким вараном потеряли ещё одного человека, а из-за аллергической реакции на местную разновидность слизняка умер механик «Анадыря». Описанная реакция, как объяснила Наташа, выполнявшая у нас обязанности судового медика, представляла собой типичный отёк Квинке, поразивший верхние дыхательные пути. Механик, которому не смогли помочь из-за отсутствия сильнодействующих антиаллергических препаратов, задохнулся буквально в течение двух минут. Печально и, увы, непредсказуемо, поскольку лично мне доводилось наблюдать подобную реакцию на обыкновенный горох, замоченный в воде для каши. Причём, у человека, который всегда его ел без малейших последствий. Но мой знакомый выжил, а механику с яхты не повезло.

Вернувшаяся к судну группа, включая самого Дежнёва, слегла с тяжелейшей лихорадкой, унёсшей жизни ещё двоих. Все заболевшие напились воды из небольшого заболоченного ручейка во время возвращения с дальнего берега острова. А пока они болели, умер один из двух остававшихся при судне матросов, наколовший ногу о какого-то моллюска, обитавшего в песке в полосе прибоя. Итого из десяти отправившихся в плавание в живых осталось четверо. Причём, троих из них, даже спустя два месяца после высадки на остров Ольвия, качало ветром от слабости.

Дежнёв с товарищами оклемались лишь за месяц до начала мокрого сезона, когда ремонтировать «Анадырь» уже не было смысла, поскольку судно после завершения ремонта просто не успело бы вернуться к обитаемым берегам. Из последних сил при помощи кабестана, простейшего подвижного блока и якоря оттащили судно к ближайшим зарослям, поскольку, как верно предположили бедолаги, деревья начинали расти именно там, куда в сезон штормов не достают волны.

Сезон штормов не принёс новых потерь в экипаже и существенных разрушений «Анадырю». Поэтому с наступлением сухого сезона работа по восстановлению судна закипела заново. И всё было бы прекрасно, если бы не новая напасть: за время вынужденной стоянки на берегу большинство верёвок и канатов, имевшихся на судне, если не прогнили, то оказались изгрызены водящейся на острове живностью. Выяснилось, что даже безобидные, если не считать редчайшего случая аллергической реакции на них, слизняки с удовольствием кушают канатную пеньку. А это уже был сокрушительный удар, поскольку солярки для дизеля на обратный путь не хватало, а для восстановления такелаж не было верёвок.

Конечно, если распустить на импровизированные верёвки один из парусов и всю имеющуюся в наличии одежду, что-то получилось бы. Но как стянуть судно на воду, если намотанный на кабестан якорный канат тоже имел плачевный вид?

Экипаж впал в уныние, и лишь усилия Дежнёва, занявшего людей постройкой более комфортной хижины, охотой и попытками вырастить злаки из сохранившихся на борту остатков круп, спасли эту четвёрку от последствий депрессии. И вдруг на второй год робинзонады, когда надежд на спасение уже не осталось, на горизонте появился наш парус…