Пещера каменного змея

Глава 1

Отец Уильямс недолюбливал поезда. Не сказать, что бы он был человеком консервативного склада характера. Отец Уильямс спокойно, а иногда даже с одобрением, воспринимал новые достижения в инженерном деле. Кроме инженерного дела, он с удовольствием следил, как развивается наука. Даже, подумать только, с пониманием относился к отдельным новым веяниям в моде. А вот с железной дорогой у него складывались довольно таки натянутые отношения.

Начать с того, что на вокзале стоял постоянный гвалт. Все торопятся. Кто-то старается всунуться без билета. Толкутся, норовят залезть в карман соседа, вместо своего. Резкие свистки, подаваемые машинистом поезда. Скорее-скорее, поезд отправляется.

Потом вагон. Конечно, отец Уильямс соглашался с этим, есть относительно, обратите внимание, именно относительно, удобные купе. Рассказывали и о спальных вагонах. Если в первых ему доводилось путешествовать, то насчет вторых он не мог ничего сказать.

К сожалению, сейчас речь шла даже не об относительно удобных отдельных купе. В которых собирается пару человек зараз. Самый обычный вагон. В одном конце едут фермеры, громко обсуждая цены на кукурузу в этом году. В другом конце внимание к себе приковал средних лет мужчина в котелке и с модно подкрученными усиками. Длинные подвижные пальцы говорили, что он пианист. Компания вокруг него периодически взрывалась хохотом, реагируя на очередную историю.

Душно всегда. Летом особенно. И приоткрытые окна вовсе не облегчают состояние. В эти самые приоткрытые окна врываются, пойманные и закрученные ветром, клубы паровозного дыма. Пахнущего углем, оставляющего пятна копоти на одежде.

Была ещё одна важная вещь. Вагон оказался полон. Кроме уже упомянутых компаний, в нём ехали старатели, несколько военных, мексиканцы. Последние ехали семьями. Их дети с удовольствием вносили свой вклад во всеобщий гвалт.

Так бывало девять раз из десяти. Так оказалось и в этот раз. Отец Уильямс отложил в сторону библию и выглянул в окно. Ровная прерия с далёкими холмами. Ехать предстояло долго. Уильямс задумался о причине, поспособствовавшей его новому назначению.

В небольшом саквояже, стоявшем в ногах проповедника, что-то булькнуло. О да, отец Уильямс грустно усмехнулся, официальная версия курии была ему ясно озвучена. Человек, столь неравнодушный к виски, не может являться примером для прихожан столь значимого города и прочее, и прочее. В то же самое время, курия должна помнить о большом и неоспоримом таланте отца Уильямса. Поэтому, необходимо подыскать место, требующее внимания такого человека и таких талантов.

О Блэкроке говорили всякое. В большинстве случаев — шепотом. Сказочные богатства, лежащие на поверхности, сами идущие в руки. Беспринципные негодяи, отбирающие у старателей добытое тяжким трудом. Сколько подобного говорили в кабаках и на улицах любого большого города. Многие, услышав эти истории, срывались с насиженных мест в надежде ухватить удачу за хвост. В одиночку, семьями, артелями. Люди спешат оказаться первыми, застолбить лучшие места. Одним везло — своими руками, или своим пистолетом, они добывали своё богатство. А кто-то находил лучшие места — на кладбище.

Да, именно такая слава шла об этом городке старателей. Как магнитом тянуло туда и трудяг и любителей лёгкой наживы. Однако, вскоре выяснилось — даже самый быстрый кольт бывает бессилен, а за добытое состояние приходиться платить не только жизнью.

Уильямсу довелось видеть, чем платили эти люди. Добываемый ими минерал менял их тела, оставляя свою печать. Проповедник прикрыл глаза. Это не было самым страшным в его жизни. Конечно, подобное легко вселяло страх во многих. Но если тебе каждый день приходиться справляться с целым сонмом голосов в твоей голове…

Уильямс заливал их виски. Вполне успешно, надо сказать. Голоса затихали, злорадно хихикая. Прятались глубоко внутри сознания проповедника. Делали они это с одной целью — чтобы вновь возникнуть из неоткуда и испытывать его веру.

Рука сжала корешок библии. Он знал, что его вера крепка. Благодаря своей вере, он и мог делать то, что другим оказывалось недоступным. Да, цена была высока. Порой казалась чрезмерной. Зато когда мать обнимала своего ребёнка, почти ушедшего за край жизни, и просила помочь. Когда совсем ещё молодой солдат ловил последние мгновения своей жизни — успеть исповедаться, не уйти без покаяния. В такие моменты отец Уильямс забывал о цене. Не думал о тех голосах, что могут прийти и рвать на части его душу. Он молился — истово и искренне взывал к Богу. Просил о милости и заступничестве. Просил о чуде.

После матери благодарили его, а хирурги удивлялись, что пуля оказалась почти у сердца — ещё чуть-чуть и всё.

А отцу Уильямсу приходилось брать виски и глушить глумливые голоса. Те шептали, что он много на себя берёт, что такова была настоящая воля небес. Какое он, простой человек, имел право изменять эту волю. В таких случаях, конечно, молитвы помогали — его вера действительно была крепка — но ещё лучше помогало виски.

Теперь, благодаря виски и его талантам, путь отца Уильямса пролегал в миссию Сан Мигель, неподалёку от руин того самого Блэкрока. Ему предстояло нести слово Божье местным индейцам и креолам. Почётная и важная задача. По силам исключительно избранным. Или, возможно, не совсем удобным для настоятелей городской церкви.

Проповедник провёл рукой по роскошным бакенбардам, напоминание об армейском прошлом, и перевёл взгляд на попутчика, сидевшего напротив.

Этот человек был немолод — усы и виски серебрились сединой. В то же время, старым его ещё нельзя было назвать. Он находился в том возрасте, когда мужчина полной мерой осознаёт себя, свои потребности и возможности.

Одет попутчик в добротную дорожную одежду. На коленях, прикрывая пояс с оружием, лежал темный плащ. С левой стороны его жилета поблёскивала звезда маршала.

Скуластое лицо казалось бы более привлекательным без ехидного выражения и насмешливого взгляда темных глаз.

Попутчик проповедника неторопливо изучал его. Отец Уильямс прочитал в глазах маршала интерес к собственной персоне и постепенно формирующуюся оценку. Судя по улыбке попутчика, коснувшейся его губ в тот самый момент, когда Уильямс посмотрел на него, оценка оказалась неплохой.

— Не любите поезда? — произнес маршал, цепко удерживая взгляд проповедника.

— Предпочитаю говорить — не доверяю поездам, — ответил тот, не отводя глаз.

— Конечно, — маршал кивнул. — Для человека, проведшего молодость в кавалерии, вполне естественно доверять исключительно живым существам.

Уильямс прищурился. Его собеседник оказался на удивление наблюдательным и проницательным.

— Мозоли на ваших ладонях. Осанка и взгляд, которым вы оглядываете пейзаж за окном, — попутчик правильно оценил выражение лица проповедника. — Моя работа располагает к развитию определенного рода навыков. Если, конечно, я не хочу поскорее обзавестись деревянным костюмом.

Он вновь улыбнулся. Ехидно, надо сказать. Впрочем, вполне искренне — Уильямс отметил морщины, собравшиеся в уголках глаз.

— Прошло более десяти лет, как я покинул армию — проповедник откинулся на спинку сидения. — Я решил — есть другие способы послужить людям.

— Вы правы. Защита души важна не менее, а в некоторых краях даже более, защиты тела. И если для защиты последнего в нашем распоряжении множество способов, то в отношении души всё намного сложнее.

— Вы увлекаетесь теологией, мистер? — Уильямс сделал паузу, намекая собеседнику, что было бы вполне уместно представиться.

— Мортимер, — маршал понял его правильно. — Дуглас Мортимер. И отвечая на ваш вопрос — я не теолог, предпочитаю действовать, а не рассуждать. Впрочем, повторюсь — некоторые места в нашем благодатном крае требуют защиты именно души. Вы ведь не станете переубеждать меня, отче?

Пришла пора проповеднику представиться. Он кивнул, подтверждая слова Мортимера.

— Меня зовут Джозеф Уильямс. Конечно, я не стану вас переубеждать. Возможно, не соглашусь в моменте места. Душа всегда и всюду будет первой в очереди на спасение. Ибо она, в отличии от тела, бессмертна.

Дуглас наклонил голову, соглашаясь с высказанной проповедником сентенцией. Потом продолжил, кивком указывая за окно.

— А скажите, отче Уильямс, вас так же, как и меня смущает это облако пыли, движущееся нам наперерез?

Джозеф проследил за взглядом Мортимера. Да, именно это облако пыли он заметил когда, отложив библию, выглядывал в окно вагона. Теперь оно значительно увеличилось в размерах. Что ж, сомнений стало гораздо меньше. Будучи бывшим офицером кавалерии, Уильямс прекрасно понимал, что означает подобное облако. Он задумчиво потеребил бакенбарды.

— Думаю, это дилижанс. С такого расстояния трудно говорить с уверенностью.

Дуглас склонил голову набок, примеряясь к словам проповедника. Он решал — шутит его собеседник, говорит ли серьёзно, или пытается насмехаться.

Придя к определенному выводу, он ещё раз посмотрел в сторону объекта их разговора. Потом встав и ухватившись за приоткрытое окно, потянул вниз. Рама со стеклом скользнула, давая возможность высунуться наружу. Положив шляпу на сидение, Дуглас подался вперёд, высовываясь в окно.

Как и предположил проповедник, на поясе Мортимера крепились две кобуры. Рукоятки револьверов торчали из них.

Порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, забросил в салон вагона клуб дыма. Раздался кашель, за ним возмущенные возгласы. Дуглас, не обращая ровным счётом никакого внимания на возмущения, неторопливо вернул раму в прежнее положение.

— Дилижанс это, или нет, — произнес он, обращаясь к Джозефу, — мы узнаем довольно скоро. До Перекрестка Стоуна осталось совсем немного.

Уильямс спросил.

— Это станция?

— Учитывая размер городка, это наиболее точное его определение. Маленький вокзал, телеграф и станция дилижансов. К ним можно добавить пару домов служащих и салун.

— Не думаю, что мы простоим в подобном месте достаточно для того, чтобы узнать, кого скрывает облако пыли, — Джозеф кивнул в окно.

Дуглас потер подбородок одной рукой, другой неосознанно сжимая рукоять одного из револьверов.

— Знаете, мистер Уильямс, я хочу в полной мере разделить вашу уверенность и не могу. Здесь дикая граница. Самым мудрым решением будет всё время держать палец на спусковом крючке пистолета.

— Буквально несколько минут назад, вы говорили, что защита души порой важнее защиты тела, — сухо произнес проповедник. — Успели переменить своё мнение?

— Отнюдь отче, отнюдь, — покачал головой маршал. — Я от своих слов не отказываюсь. Как и от своей работы. А работа моя, как раз и предполагает защиту жизней, или наказание преступников. Образно выражаясь — я работаю с телами. Что касается вас — в вашем ведении души людей. Спасать и наставлять, нести слово Божье в самые отдаленные уголки мира. Таков ваш труд.

Дуглас потянулся и вернул шляпу на голову.

Уильямс вгляделся в собеседника. Нет, не издевается. Мортимер действительно говорил, что думал. У каждого своя роль и своё оружие в этой жизни. Оружием маршала был светский закон. Оружием Джозефа — слово Божье.