Дело о королевском изумруде

— Ты колдун? — тревожно спросил он Хуана, который продолжал вытаскивать из карманов мертвеца какие-то верёвочки, связку отмычек, грязный платок, монеты и бумажки. Все эти предметы он бросал на пол, не проявляя к ним интереса.

— А если и колдун, то что? — проворчал он равнодушно. — Донесёшь на меня? Сдашь магам из Белой башни, чтоб они сожгли меня на костре?

— Нет, никогда! — маркиз присел рядом. — Я же говорил, что не причиню тебе зла. Сражаясь с ним, я защищал и тебя.

— Я тронут… — голос юноши прозвучал всё так же безразлично. — Посмотри, что это? Какая-то ценная вещичка.

Он вытащил из потайного кармана на обшлаге рукава куртки блеснувшую синими искорками безделушку — маленькую булавку в виде цветочка с бриллиантом в центре и маленькими сапфирами-лепестками. С него на короткой цепочке свисала крохотная капелька речного жемчуга.

— Украл у кого-то, — предположил Хуан и так же небрежно бросил её на пол, но булавку тут же поднял маркиз.

— Странно, я уже видел это украшение, — пробормотал он. — И не так давно… Постой-ка. Ну, да! Эту булавку я видел на пелерине графини де Лафайет. Она часто закалывала ею свои кружева.

— Де Лафайет? — Хуан снова взял в руки булавку, и на его губах появилась холодная усмешка. — Вот, значит, как… Мне нужно уйти. Не жди меня в ближайшее время, я буду занят!

— А что мне делать с этим? — маркиз снова посмотрел на труп, и ему показалось, что белые глаза злобно смотрят на них.

— Я бы хотел передать это существо тайной полиции, это значительно расширило бы их кругозор, но боюсь, они с ним не справятся. Как жаль…

Он поднялся, снова вернулся к столу и взялся за перо. Маркиз подошёл и с удивлением смотрел как на белом листе стремительно возникает ещё один амулет. Нарисовав его, Хуан оторвал полоску от листа и быстрым движением бросил его назад. Листок закружил по комнате, постепенно опускаясь всё ниже и, наконец, упал на грудь монстра. И от того места, где он его коснулся, начали разлетаться в стороны чёрные частички, которые тут же исчезали, а сам труп стремительно таял. Прошло не больше минуты, когда на ковре остались только две белые полоски бумаги. Хуан изящным движением указал им на камин, и они, взлетев, скрылись в жарком пламени.

— Всё, я ухожу, — проговорил юноша, направляясь к двери.

— Но ты придёшь снова? — с тревогой и надеждой крикнул ему вслед маркиз.

— Я же обещал вернуть тебе кинжал, — обернувшись на ходу, ответил Хуан и исчез в темноте за порогом.

Барон де Сегюр и Филбертус спустились с очередного крыльца, и маг недовольно передёрнул плечами.

— Это всё бесполезно, Марк, — воскликнул он, — никто здесь его не видел. К тому же мы тратим больше времени на то, чтоб объяснить хозяевам, что мы здесь по долгу службы и пришли не к ним, чем на расспросы прислуги.

— Что я могу сделать, если ты так популярен и все жаждут пригласить тебя на ужин?

— Можно подумать, только я являюсь объектом их вожделенного интереса! — фыркнул он.

— Не ворчи. Такова работа сыщика. Ты не знал?

— Для подобных дел у меня есть слуги!

— Осталось всего пять домов! Неужели мы бросим дело, когда до его конца осталось чуть-чуть?

— Если б был хоть какой-то шанс… — начал Филбертус и в следующий момент они услышали, как их кто-то окликнул.

К ним бежали Шарль и Эдам, а следом не торопясь шёл Персиваль, всем своим видом выражая недовольство.

— Мы нашли! — крикнул алкорец, подбежав. — Опросили сторожа, патруль, лавочников, и, наконец, догнали фонарщика. Он сказал, что видел этого парня. Тот стоял в переулке возле кружевной лавки и явно прятался в сумраке за выступом стены. Фонарщик даже хотел позвать сторожа, но потом отвлёкся и когда снова посмотрел туда, его там уже не было.

— В лавку зашли? — спросил Филбертус и посмотрел на Персиваля.

— Зашли, — подтвердил Шарль, — но его там не видели. Он не заходил внутрь.

— Покажите, где это? — приказал Марк.

Кружевная лавка располагалась в доме, где жила богатая вдова, которая, видимо, чтоб сохранить возможность вести подобающий ей образ жизни, вынуждена была сдавать первый этаж торговцам. Впрочем, лавки в её доме были вполне приличные: кружевная, гобеленовая и ювелирная. Кружевная располагалась на углу, где улицу Принцессы Оливии пересекала узенькая улица Гвардейцев короля, поскольку выходила как раз к их казармам. На всякий случай Марк тоже зашёл в лавку и снова расспросил хозяйку, но та всё ещё пребывала в ужасе от расспросов оруженосцев, поскольку сама мысль, что в её лавочку мог ввалиться какой-то мужлан, была ей невыносима.

Марк вышел и осмотрелся. Уже совсем стемнело, и широкая улица была освещена рядом фонарей с разноцветными стёклами, отчего не только не выглядела мрачной, но и приобрела праздничный вид. Зато отходившая от неё узенькая улочка тонула в сумерках и едва подсвечивалась лившимся с неба синим светом и фонариками, которые висели над задними дверями домов.

— Он ждал тут кого-то? — спросил Филбертус, оглядываясь по сторонам.

— Или наблюдал, чтоб убедиться, что за ним не следят, — предположил Эдам.

— А, может, он ждал, когда его впустят? — проговорил Марк и обернулся к дверце напротив кружевной лавки. — Ведь фонарщик лишь отвлёкся, а наш приятель тем временем исчез. И кто у нас так сильно любит драгоценности и слишком беден или жаден, чтоб их покупать?

— Перечислить всех? — уточнил Филбертус недовольным тоном.

— Это долго, — усмехнулся Марк, — и ни к чему.

Придворный маг обернулся и несколько удивлённо произнёс:

— Это ведь особняк графини де Лафайет? — он снова взглянул на довольного его реакцией барона. — Но не думаешь же ты?..

— А почему нет? Или ты и правда полагаешь, что сия невинная старушка только и делает, что спит в своём кресле, утопая в кружевах?

— Нет, ну, кое-что я слышал. Инес не перестаёт злословить на её счёт, называет её интриганкой, развратницей и нечистой на руку мерзавкой. Это самые приличные слова, которые она произносит в адрес графини.

— Верно, Леди терпеть её не может, их вражде уже полвека, и возникла она не на пустом месте. Я знаю старушку лучше многих и могу утверждать, что её дом выглядит вполне логичным результатом наших поисков. Зайдём?

— Ты хочешь спросить, не по её ли заказу ограбили королевского ювелира? — усмехнулся Филбертус.

— Я хочу убедиться, что она пребывает в здравии, после чего установим за её домом наблюдение. Рано или поздно наш таинственный убийца вычислит её так же, как вычислили мы, и явится, чтоб получить, наконец, столь желанный для него изумруд.

— Мы не заберём его?

— Он отсюда уже никуда не денется. Она вряд ли выпустит его из своих цепких ручек, так что забрать его мы всегда успеем. Пока же пусть наслаждается приятным сознанием того, что является счастливой обладательницей столь необычного сокровища.

Филбертус вышел из переулка на улицу и посмотрел, как к подъезду дома графини подъехала карета.

— Гости уже начинают съезжаться, — усмехнулся он. — Пойдём внутрь, пропустим по чарке и посмотрим на графиню, а потом отправимся во дворец.

— Нам тоже можно по чарке? — деловито осведомился Эдам и тут же добавил: — Чтоб наш визит выглядел естественно.

— Только по одной, — разрешил Марк, — поскольку после краткого визита в Серую башню мы поедем домой, и вы должны будете обеспечить мою охрану. И учти, я разрешаю это только в целях конспирации.

Филбертус рассмеялся и, обняв его за плечи, увлёк к парадному крыльцу.

Поздно ночью начался дождь. Тяжёлые капли падали на брусчатую мостовую и, собираясь в ручейки, стекали к водостокам, проложенным вдоль домов, а потом бежали по ним, местами закручивая в маленькие водовороты мелкий мусор. Вокруг цветных фонарей образовались радужные ореолы, но любоваться на них было некому. Людей на улицах не было, ночь и дождь загнали их под крыши.

Сыщики, засевшие в засаде в кружевной лавке, поглядывали на улицу и на расположенную напротив заднюю дверь дома графини Лафайет, но там не было ничего интересного, только раз выбежал какой-то слуга и, накинув на голову просмоленную рогожу, умчался вдаль по улице. Впрочем, он вскоре вернулся, таща под мышкой какой-то большой свёрток, наверно бегал в лавку. В отличие от домов обычных обывателей, ночь в доме графини всегда была самым шумным временем суток, когда многочисленные гости собирались в её залах, чтоб поболтать, послушать музыку, завязать знакомства, узнать последние придворные сплетни и новости из луара, а также потанцевать, услышать новые стихи и баллады, выпить вина и побаловать себя изысканными закусками.

Но и это буйное празднество постепенно начало стихать, одна за другой отъезжали от парадного подъезда кареты и всадники, а остальные гости бежали бегом по мокрой мостовой, прячась от холодных струй дождя под плотными, расшитыми золотом и серебром плащами. Всё стихло, но сыщики всё так же бдительно следили за маленькой дверцей, выходившей в переулок. И, наконец, они заметили бредущую по ней фигуру в плаще. Насторожившись, они прильнули к стеклянной витрине, в которой были выставлены ажурные пелерины, воротники и шали, и смотрели, как некто подошёл к двери и постучал. Лишь приглядевшись, они поняли, что это не женщина, а мужчина, и за спиной под грубым промокшим плащом у него висит какой-то предмет, похожий на большой плоский мешок.

— Лютня, — определил, наконец, один из сыщиков.

Тем временем створка двери чуть приоткрылась. Сонная Симонетта, камеристка графини высунулась в щель и, увидев перед собой человека в плаще, хотела захлопнуть её, но услышала его жалобный голос:

— Вам не нужен менестрель, добрая госпожа? Может, вы пустите меня обогреться на кухне возле вашего очага? А я спою вам и сыграю на лютне.

— Нам не нужно!.. — выпалила Симонетта и снова собиралась закрыть дверь, как вдруг свет упал на лицо незнакомца, и она замерла.

Вернее сказать, она видела только нижнюю часть его лица, но и этого было достаточно, чтоб она заинтересовалась, потому что был виден узкий подбородок, гладкие округлые щёки и улыбка, от которой она почему-то не могла оторвать глаз. Алые губы и ровные жемчужины белых зубов приковали её внимание.

— Подними-ка капюшон! — велела она.

Он повиновался, и в следующий момент она вытянула руку, схватила его за плащ, затащила внутрь и захлопнула дверь. Юноша стоял перед ней, тепло и немного виновато улыбаясь, с его золотых кудрей стекали хрустальные капельки дождя. Но даже не золото этих волос поразило её, а его глаза, узкие и длинные с ярко зелёной радужкой и тонкими чёрными бровями. Она окинула его взглядом. Одет он был просто, но с некой претензией на изящество, как многие бродячие певцы. При этом, насколько позволял судить распахнувшийся плащ, он был строен, хорошо сложён и высок.

— Жди здесь! — велела она и, жестом приказав кухарке следить за гостем, убежала к графине.

— Там пришёл мальчик, ваше сиятельство, — восторженно запела она, сложив руки домиком и прижав их к щеке, — столь красивый и необычный, что я не решилась его прогнать, пока вы не взглянете. Поверьте, оно того стоит, и даже если этот юнец безнадёжно фальшивит и не умеет играть на своей лютне, я бы не стала его прогонять.