Повестка дня — Икар
- Автор: Роберт Ладлэм
- Жанр: Детективы
- Дата выхода: 1995
- Цикл: Tellus
- Номер в цикле 2
Читать книгу "Повестка дня — Икар"
46
Тяжелый, неуклюжий грузовой корабль покачивался на волнах в ночном мраке; его корма то вздымалась вверх, то падала вниз, подобно разъяренному хищнику, нацелившемуся на добычу. Траулер из Раас-эль-Хадда замедлил ход в полумиле от правого борта приближающегося судна. На воду были спущены две большие шлюпки, в первой из которых находилось двенадцать мужчин, а во второй — десять и одна женщина. Калехла Рашад сидела между Эваном Кендриком и оманским султаном.
Все они были облачены в водоотталкивающие костюмы; их лица едва виднелись в темноте, скрытые складками темной резины. Вдобавок к холщовым мешкам, переброшенным через спины, и связкам водонепроницаемого оружия, пристегнутым к поясам, у каждого из них были большие круглые присоски, прикрепленные к коленям и предплечьям. Обе шлюпки покачивались друг возле друга в темном море, поджидая приближающийся грузовой корабль. Когда большая темная посудина выроста перед ними из мрака, шлюпки подплыли к ней вплотную. Приглушенный шум их моторов потонул в плеске волн. Один за другим «пираты» прикрепляли свои присоски к корпусу корабля, при этом каждый страховал своего товарища слева, чтобы убедиться, что у того все в порядке. Потерь не было.
Медленно, подобно кучке муравьев, вползающих в грязную консервную банку, отряд из Омана карабкался по корпусу вверх, к планширам. Оказавшись наверху, они сняли присоски и выбросили их в море.
— Ты в порядке? — прошептала Калехла на ухо Эвану.
— В порядке? — возмутился Эван. — Руки у меня разламываются, и мне кажется, что ноги у меня до сих пор еще там, внизу, в воде, глаза бы мои туда не глядели!
— Прекрасно, значит, у тебя все нормально.
— И часто вы проделываете такие штуки?
— Не так уж часто, — сказала агент из Каира. — Но мне приходилось делать кое-что и похуже.
— Все вы психи.
— Зато я не суюсь в лагерь, полный террористов. Вот это я называю безумием!
— Ш-шш! — шепотом приказал султан Омана Ахмет Яменни. — Идем наверх. Тихо!
Палестинцы обезоружили полусонных часовых на корме, в середине корабля и на носу, а израильтяне, взбежав по сходням на верхнюю палубу, захватили пять моряков, расположившихся под навесом и потягивающих вино. Как и было заранее условлено, поскольку корабль находился в оманских водах, оманцы поднялись на капитанский мостик и официально заявили капитану, что судно поступает в их распоряжение в соответствии с королевским указом и должно следовать прежним курсом. Членов экипажа окружили и обыскали, у них были отняты ножи и ружья. Их поместили в караульный отсек, выставив там сменяющийся пост из трех человек — оманца, палестинца и израильтянина. Капитан, высокий, сухощавый, заросший бородой фаталист, хладнокровно реагировал на перемену обстоятельств, пожав плечами и не пробуя возражать или сопротивляться. Он оставался у руля, попросив лишь, чтобы его вовремя сменили первый и второй помощники. Когда просьба была удовлетворена, он произнес фразу, подводящую итог его философским размышлениям по поводу случившегося:
— Арабы вместе с израильтянами теперь пиратствуют в южных морях! Мир еще безумнее, чем я думал.
Однако наибольший сюрприз преподнес им радист. Двое членов Моссада и Эван Кендрик во главе с Калехлой осторожно приблизились к радиорубке. По ее сигналу они распахнули дверь и наставили оружие на оператора. Радист вытащил из кармана израильский флажок и ухмыльнулся.
— Как поживает Менни Уэйнграсс? — спросил он.
— Боже милостивый! — только и мог воскликнуть в ответ конгрессмен из Колорадо.
— Этого следовало ожидать, — вздохнула Калехла.
В течение двух дней пребывания в открытом море, пока корабль следовал в порт Ништам, члены военного отряда из Омана, разбившись на группы, посменно работали в трюме. Работа велась очень тщательно, так как каждый досконально знал товар, с которым имел дело, и мог эффективно вывести его из строя. Ящики с оружием вскрывались и пригонялись заново весьма искусно, без каких бы то ни было видимых следов; внешне все это аккуратно перепакованное оружие и снаряжение выглядело так, словно только что сошло со сборочных линий в разных точках земного шара, чтобы быть собранным в одно место Абделем Хаменди, продавцом смерти.
На рассвете третьего дня корабль вошел в порт Ништам в Южном Йемене. «Пираты» из Западного Берега, Омана и бригады Моссада, равно как и женщина-агент из Каира и американский конгрессмен, сменили свою одежду на ту, что была припасена у них в рюкзаках. Она представляла собой наполовину арабские, наполовину европейские одеяния наемных скитальцев — торговых моряков, наспех собранных в одну разношерстную команду, и носила на себе следы неустанной борьбы за выживание в этом грешном мире. Пять палестинцев, изображающих бахрейнских грузоотправителей, стояли у трапа, готового к спуску. Остальные невозмутимо наблюдали с нижней палубы, как на обширном пирсе в центре гавани собираются толпы народа. Корабль являлся для них символом, наглядным свидетельством того, что где-то там богатые и могущественные люди считают очень важным и необходимым поддерживать гордых бойцов-мучеников из Южного Йемена. Это было празднество мести, хоть и не условленное заранее; но рты, раскрытые в бешеном крике, и дико сверкающие глаза говорили сами за себя. Судно вошло в док, и пирс взорвался от яростных воплей.
Среди членов экипажа было отобрано несколько человек, которые под наставленными на них дулами бойцов оманского отряда приступили к привычной для себя работе в машинном отделении; началась громоздкая процедура разгрузки. Ящики с оружием были установлены на скаты, которые захватывались подъемным краном и переносились на пристань под бурное ликование толпы. Каждую очередную партию встречали радостными возгласами. Когда спустя два часа, под конец разгрузки, показались три китайских танка, неистовство толпы достигло своего апогея. Солдатам в поношенной форме едва удавалось сдерживать натиск своих соотечественников, норовящих забраться на обшитые броней машины, которые также являлись для них символами собственной значимости, великого признания, пришедшего откуда-то издалека.
— Боже! — воскликнул Кендрик, хватая за руку Ахмета, неотрывно глядящего вниз, на пристань. — Взгляни!
— Куда?
— Я вижу! — вмешалась одетая в брюки Калехла. Волосы ее были упрятаны под головной убор, который обычно носили греческие рыбаки. — Боже мой, мне просто не верится! Ведь это он, не правда ли?
— Кто? — рассерженно допытывался султан.
— Хаменди! — ответил Эван, указывая на человека в белом шелковом костюме, окруженного людьми в военной форме и в длинных ниспадающих одеяниях. Они торжественно шествовали по пристани вслед за солдатами, прокладывающими для них дорогу.
— На нем тот же белый костюм, что и на фотографии в апартаментах Ванфландерен, — заметила Рашад.
— Я думаю, у него их дюжина, — сказал Кендрик. — Уверен, что он полагает, будто они придают его облику чистоту и божественность… Что-то он слишком поспешил оставить свою крепость в Альпах и отправиться сюда, а ведь отсюда до Эр-Рияда всего несколько часов лету.
— Ну почему же? — возразил Ахмет. — Он в безопасности. Саудовцы не посмеют связаться с этими безумцами, затевая пограничные драчки.
— Кроме того, — вмешалась Калехла, — с прибытием корабля Хаменди будет теперь стоить на много миллионов больше. Он самолично страхует свою беговую дорожку, и для этого стоит немного рискнуть.
— Я знаю, что он делает, — сказал Эван, обращаясь к Калехле, но глядя на молодого султана. — «Саудовцы не посмеют», — продолжал Кендрик, повторяя слова Ахмета. — Оманцы не посмеют…
— Разумнее всего было бы не лезть в это скопище фанатиков и предоставить им утонуть в своем же собственном болоте, — оправдываясь, ответил султан.
— Не в этом дело.
— А в чем же?
— Мы рассчитываем на то, что когда все эти люди, в особенности лидеры из долины Бекаа, обнаружат, что большинство из того, за что они заплатили, — просто куча хлама, Хаменди превратится в их глазах в вора, укравшего пятьдесят миллионов долларов. Он станет парией, арабом, который предал арабов из-за денег.
— Слово расправит крылья, как сокол по ветру, — так сказал бы мой народ еще лет двадцать тому назад, — согласился султан. — Насколько я знаю Бекаа, оттуда сразу же будут посланы группы боевиков, чтобы убить его, и не столько из-за денег, сколько потому, что он их одурачил.
— Это был бы оптимальный вариант, — сказал Кендрик. — Это то, на что мы надеемся, но у него миллионы по всему миру и тысячи мест, где можно спрятаться.
— Так что же, по-твоему, делать, Эван? — спросила Калехла.
— Может, нам удастся опередить ход событий и в любом случае обеспечить оптимум.
— Говори по-английски, а не по-латыни, — настойчиво потребовала агент из Каира.
— Взгляните на этот цирк там, внизу. Солдаты едва сдерживают натиск толпы. Стоит лишь кому-то начать, и люди примутся выкрикивать в унисон, скандируя до тех пор, пока от их голосов не содрогнется весь город: «Farjuna! Farjuna! Farjuna!»
— Покажите! — перевел Ахмет.
— Они вскроют один-два ящика, с торжеством выхватят ружья… затем обнаружат и разберут боеприпасы, — продолжил Эван.
— Потом эти сумасшедшие захотят выпалить вверх, но окажется, что ружья не стреляют, — сказала Калехла.
— Тогда откроют другие ящики, — подхватил султан, заражаясь их энтузиазмом. — Снаряжение никуда не годится, надувные плоты изрублены, огнеметы еле-еле шипят. И Хаменди рядом!.. Как бы нам туда спуститься?
— Ни в коем случае, — твердо заявил Кендрик, делая знак одному из членов команды Моссада. Когда тот подбежал, Эван быстро продолжал, не давая вымолвить и слова Ахмету или Рашад, которые уставились на него, остолбенев от изумления. — Вы знаете, кто я такой, не правда ли? — спросил он израильтянина.
— Мне не положено этого знать, но я, конечно, знаю.
— Я считаюсь руководителем этого подразделения, не так ли?
— Да, но я благодарен и другим, которые…
— Это к делу не относится! Я — руководитель.
— Хорошо, вы руководитель.
— Я хочу, чтобы этих двух немедленно посадили под замок.
Протесты султана и Калехлы не шли ни в какое сравнение с бурной реакцией израильтянина.
— Вы в своем уме? Этот человек…
— Мне это совершенно безразлично, будь он сам Мохаммед, а она — Клеопатра! Заприте их!
Эван повернулся и сбежал по трапу прямо в бушующую на пристани толпу. Затем отыскал первого из пяти палестинских «грузоотправителей» и вытащил его из группы солдат и благоговейно охающих гражданских, окруживших один из китайских танков. Он что-то быстро сказал ему на ухо; араб ответил кивком головы и указал в толпе на одного из своих сотоварищей, жестом давая понять, что тот свяжется с остальными.
Каждый из них помчался вдоль пирса, перебегая от одной распаленной страстями группы к другой, выкрикивая во всю мощь своих легких одно-единственное слово, и этот пламенный крик подхватывало все больше и больше народу. Словно огромная волна прокатилась по людскому морю, тысячи отчаянных голосов слились воедино. «Farjuna! Farjuna! Farjuna!..» Толпы стали стекаться к разгрузочной площадке, напирая одна на другую, и маленькая процессия избранных во главе с Абделем Хаменди была буквально сметена на обочину и отброшена к громадным дверям обветшалого пакгауза в конце пристани. Из толпы прокричали извинения, которые торговец оружием принял с напускной благосклонностью. Он выглядел так, словно по ошибке попал не в ту часть города и думал только о том, как бы поскорее выбраться отсюда. Он, без сомнения, так и сделал бы, если бы не ожидавшая его здесь награда.