Лабиринт искажений

Андрей Викторович не забывал и о физической подготовке, регулярно посещая бассейн и зал для занятий по самбо. Пять километров утренней пробежки — незыблемая традиция для полковника. А после того, как повзрослел сын — вместе с сыном.

Командировка в Зареченск была неожиданностью. Кстати, генерал Трефилов так и не объяснил ему о причинах выбора его кандидатуры. Практически все старшие опера управления имели допуск к определённой секретности.

До отъезда в Зареченск было ещё время, и полковник решил заехать к одному знакомому. Ткачёв позвонил из телефона-автомата в метро.

— Аллё, это я. Через полчаса зайду, можно?

Он доехал до станции «Пушкинская» потом сделал пересадку и доехал до «Маяковской». Вышел на улицу и быстро добежал под холодным ветром до ресторана «Пекин». Швейцар узнал его и открыл дверь тут же.

— Вас ждут, Андрей Викторович, — сказал высокий старик-швейцар, принимая пальто и шапку полковника. — Проходите в отдельные кабинеты.

В одном из уютных уголков этого не совсем обычного заведения, Ткачёва ждал не совсем обычный человек. Нет, человек был вполне обычным — аккуратная бородка, деловой костюм и выцветшие глаза одинокого старика. Положение в обществе было необычным. Своего рода «авторитет» над «авторитетами» без положенной в воровском обществе клички. И никогда не отбывавший срок в местах не столь отдалённых.

— Что за напасть привела тебя ко мне, Андрюша?

Ткачёв устало выдохнул.

— Помощь твоя нужна, Автондил Акакиевич.

— Говори. Помогу, чем смогу.

Полковник немного помолчал, формулируя просьбу в уме, потом сказал:

— Мне нужно встретиться с «положенцем» в городе Зареченск. Знаешь такой?

«Положенцем» в воровском мире называли «смотрящих» за определенной территорией. Собирались «на сходку» воры «в законе» и решали, кого поставить на такую «должность». Слово «положенца» было законом для воров всех «мастей» на той территории.

— Знаю, — раздумав, кивнул старик. — А тебе зачем, позволь узнать?

— Говорят, разбойники там завелись лихие. Мне бы разузнать точнее.

Автондил причмокнул, тихо щелкнул пальцами. В кабинет зашёл маленький мужчина в очках.

— Чародей, узнай мне про Зареченск, — попросил старик, — но только быстро.

Когда мужчина в очках скрылся, Автондил улыбнулся уголками губ.

— Я смотрю, Андрюш, ты ещё в фаворе. Не коснулись тебя события «на Ждановской».

Полковник махнул ладонью.

— Не знаю я, очень бы не хотелось.

— Так тебе чего бояться? Ты людей не сажал без разбору, денег не берёшь… С комитетчиками конфликтов не было. Или?..

— Вот именно, — перебил Ткачёв. — Только что из комитета.

— Ну, — протянул старик. — Если ты вышел оттуда, значит чист. А милицию давно надо почистить. Люди в неё пришли мутные, только за длинным рублем охочие. Плохо это. Для державы плохо. Старые милиционеры за совесть работали, за порядок. Вот их и уважали.

Воспоминания старика прервал мужчина в очках. Он наклонился и что-то долго шептал Автондилу на ухо. Выслушав, старик вялым жестом пальцев отослал его вон. Глаза Автондила резко приобрели стальной блеск.

— Прав ты, Андрей. В Зареченске непонятное происходит. У тебя когда поезд?

— Сегодня в десять вечера. Вагон четвёртый.

— Хорошо. Яков придёт тебя проводить. А сейчас иди, мне подумать надо. Я помогу…

— Благодарю, Автондил Акакиевич.

Сборы были недолгими. Полковник не раз выезжал в командировки и у него на такой случай был небольшой чемоданчик и большой кожаный портфель.

— Надолго уезжаешь? — угрюмо спросила жена.

— Не знаю, — буркнул Ткачёв. — Буду сильно задерживаться — позвоню.

Отношения с женой у полковника были… если сказать одним словом — никакие. Поженились они случайно: Ткачёв участвовал в следствии по хищению с убийством и в конторе предприятия встретил миловидную девушку с «внушительными» формами. Тогда двадцатисемилетний капитан подал заявление на вступление в ряды партии коммунистов. В комитете партии ему доходчиво объяснили, что отсутствие жены — фактор подозрительный, хоть и её наличие не является обязательным. Ткачёв никогда не задумывался над спутницей по жизни, полностью поглощённый работой, а мимолётная связь с одной сотрудницей из министерства торговли даже отбила охоту к такому изменению в его жизни, как официальная процедура бракосочетания и дальнейшее совместное проживание под одной крышей.

Людмиле, будущей жене будущего полковника, было уже двадцать пять лет, и она решительно согласилась выйти замуж за Андрея. Как-бы надо было иметь семью и хотя бы одного ребёнка. После рождения сына «внушительные» формы Люды превратились в то, что называется нехорошим словом — обабились. Миловидная девушка превратилась в несуразное подобие вечно что-то поглощающего бегемота, а «внушительные» формы — в бесформенную массу. А после того, как Ткачёва перевели в главк, и дали звание полковника, то изменился и характер жены. Если раньше её практически всё устраивало, то теперь появились странные для Ткачёва материальные амбиции.

— Андрей, вон у Хромовых дача есть, а у нас нет.

— Люд, а зачем тебе дача? Что ты будешь там делать? Консервы закатывать? Так от подарков Хромовых в кладовке места нет. Мы не успеваем эти консервы есть.

— Андрей, вон Абасовы трехкомнатную квартиру получили. А мы всё в двушке ютимся.

— Люда, у Абасовых двое разнополых детей. Им надо. А тебе зачем?

В главке МВД можно было достать многое — сотрудникам главка Щёлоков дал массу преференций, но Ткачёв не стремился к ним. Даже сотрудники его отдела порой удивлялись.

— Андрюх, твоя очередь на автомобиль подошла. Ты чего не оформляешь?

— Да денег нет, и мне без надобности. Я на метро быстрее доеду. А за машиной ещё и ухаживать надо. Гараж там, бензин… Не моё это.

Никто не знал, а порой только догадывался, что стоило бы Ткачёву только заикнуться про машину, квартиру или ещё что-то ценное, то это было бы у него на следующий день. «Законники» бы принесли бесплатно, да ещё бы и в подарочную обёртку завернули. Как-то один из «авторитетов» пошутил:

— Викторыч, если бы ты попал на зону, то она была бы образцовой…

— Это почему?

— Слово твоё шибко твёрдое, а авторитет непререкаемый. «Кум» бы просто отдыхал в сторонке.

— Спасибо, конечно. Но на зону я не тороплюсь.

Попрощавшись с сыном, полковник поехал на вокзал. По дороге он уже включился в процесс расследования и, постукивая пальцами по портфелю, раздумывал и рисовал в голове возможные версии. Как в эти версии можно было органично вплести приданного ему агента КГБ, он не видел. Впрочем, и материалов по делу было недостаточно. То, с чем он ознакомился в главке, было очень поверхностным. Множество деталей было не видно.

Около поезда Ткачёва встретил маленький мужчина в очках. Тот, которого Автондил называл Чародеем.

— Вам передали, что останавливаться в гостинице и на служебной квартире не надо. Запоминайте адрес — улица Советская, дом два. В Зареченске садитесь в такси, которое к вам подъедет. Адрес не называйте, а передайте таксисту вот это, — он протянул Ткачёву монету достоинством в один рубль. — Слово за вас сказали, а там сами разберётесь. Ключи от дома у соседки напротив. Зовут её Мария.