Последний шанс

«Ерунда на касторовом масле».

В устах Ивана Ивановича это выражение означало «верх нелепости». Его любимое ругательство. Оно перешло к нему от матери. В голодном 1933-м мать готовила семилетнему сыну такое лакомство: деруны на касторовом масле. Если касторку хорошо прожарить, не будет пагубных последствий. А поспешишь — пеняй на себя... Словом, голод — не тетка и нужда — не теща: научат щи лаптем хлебать.

Подъехал Строкун, распахнул дверцу и обругал Орача:

— Чертов Иван! Выбросил курево, а там было полпачки. Во рту — горчица с полынью и голова — базарным арбузом. На-ка, попробуй на спелость, — он зажал свою голову руками, будто это и в самом деле был арбуз. — Убежден: не реквизируй ты сигареты, «мебельный» не ограбили бы. Я же без курева ни черта не соображаю.

Строкун вышел из машины.

— Что у нас тут прописывается?

Иван Иванович доложил о ловких бородачах, которые действовали нахально и самоуверенно.

Строкун, выслушав сообщение, спросил:

— Что бы сделал ты, Иван Иванович, «одолжив» у ротозеев шестьдесят семь тысяч рублей?

— Я бы постарался как можно быстрее смыться. Забиться не знаю куда, надежно упрятав то, что досталось.

— Считай, что уже сороковую минуту они следуют твоему совету. Правил уличного движения не нарушают, не дай бог привлечь к себе внимание работников ГАИ. Какая у нас средняя скорость движения транспорта по центральным улицам города в часы пик? Во-сем-над-цать! — ответил Строкун на свой же вопрос. — Значит, бежевый «жигуленок» с квадратненькой сумой-корзинкой из «тяжелого» брезента уже покинул пределы Донецка.

Строкун вдруг рассердился и шикнул на своего водителя:

— Да разживись ты где-нибудь приличными сигаретами!

Водитель открыл маленький багажничек, который называют «бардачком», и извлек из его глубины бордовую пачку сигарет «Мальборо».

— И молчал! — обрадовался Строкун.

— А вы же не спрашивали. Ругали Ивана Ивановича — было, а у меня не спрашивали.

Закурив, Строкун сразу подобрел:

— Другое дело... Теперь-то уже непременно...

— А по машине СЛГ 18—17 ничего не прописалось? — осторожно спросил Иван Иванович, не называя фамилии Екатерины Ильиничны.

— Послал Смородин какого-то олуха! — чертыхнулся Строкун. — Предупреждал же: симпатичного, умного... А этот явился к Генераловой: «Откройте багажник вашей машины, надо проверить его содержимое». Ну она его и послала... куда подальше. Предъявите, говорит, ордер на обыск. На дороге вы имеете право проверить, что у меня в багажнике, а в гараже — нужен ордер.

Они помолчали. Выкурив одну сигарету, Строкун тут же прикурил от нее вторую: он истосковался по куреву.

— Вот что, Иван Иванович, поезжай-ка ты к Генераловой сам, — решил замнач областного управления. — Машина! Сейчас все дело в машине. А здесь, — кивнул он на здание магазина, — пока обойдутся без тебя. Я присмотрю. — И с досадой воскликнул: — За пятьдесят семь секунд управились! А магазин-то на бойком месте. Наверняка примерялись несколько дней: подъезд, место стоянки машины — основное, запасное; график работы магазина, время инкассации... Всё учли. Словом, крутились вокруг да около, не невидимки же! Кто-то их видел. Допустим, бороды у них липовые. А каковы они в натуре? Очень уж хочется увидеть их бритыми. Я займусь магазином, а на твоей совести, Иван, машина Генераловой. Не мне тебя предупреждать о деликатности.