Маньяк по субботам

Глава XXIII

Вечером я придумал приличный предлог и снова зашел в магазин. Зоя одета так, как будто ждала меня. На ней вареные джинсовые брюки в облипочку и тоненькая водолазка. Причем лифчик отсутствует, и упругие соски весело торчат по бокам небольшого с кружавчиками передника. Ах, как хочется схватить ее грудь и смять… Я с трудом отвожу взгляд, от ее груди и бормочу:

— Четыре пива.

Зоя уже оттаяла, и ее зеленые глаза больше не превращаются в холодные камни, наоборот, испускают призывные лучи, заманивают.

— К вашим услугам, свежее «Невское» пиво.

Она не знает, что я квасной патриот и к пиву почти равнодушен.

— Подойдет. По две бутылочки, мне и капитану Бондарю.

Теперь пришла очередь проверить Зоину выдержку. Беру пиво и, словно не заметил никаких перемен, поворачиваюсь, ухожу. По дороге меня догоняет на велосипеде парень, который стоял сзади в очереди:

— Ты видел, как на тебя продавщица смотрела? Бегом беги назад, падай на колени и целуй ей ноги. Тебя ждет праздник любви! Ты парень не промах, ух, как я тебе завидую. Такая девушка! — он взвыл от восторга и умчался, изо всех сил нажимая на педали…

Разбирая свою холостяцкую кровать, я мечтал о Зое. Тяжело терпеть ее отношение ко мне. Я привык сам решать такие вопросы, не терплю, когда другие решают их за меня. Как же дорого надо платить за все в этой жизни, в том числе и за любовь. Но лучше любить и потерять любовь, чем вообще никогда не любить.

Я решил не жениться на Зое.

Нас с Граем снова пригласили в Кировск, в отдел уголовного розыска на оперативку. Рядом с начальником отдела Куликовым снова восседал капитан Томишин из Большого дома, специалист по расследованию серийных убийств. Он строго смотрел на собравшихся. Под его пронизывающим взглядом каждой начинал ежиться, вспоминая какое-нибудь служебное упущение. Даже я чувствовал себя неуютно. Бывают же такие глаза уличающие. Только на Грая не действовал магнетический взгляд начальственного Томишина, и гостя, похоже, это несколько раздражало.

— Давайте подводить итог, — начал Куликов, — Маньяк сделал свое черное дело, мы имеем четыре трупа. Но он сам попал в капкан. Не буду забегать вперед, вам слово, Шестиглазов.

— Хочу подчеркнуть — все убийства у нас в Кировском районе — раскрыты, — без ложной скромности начал инспектор.

— Не надо делать себе рекламу, — усмехнулся Томи-шин, — Подождите, пока другие похвалят вас.

— Не надо нас хвалить, мы себе цену знаем… Убийство и исчезновение председателя садоводческого товарищества Попова поставило уголовный розыск на уши. Как выяснили, Попов поссорился с сыном и в тот же вечер исчез. В саду под яблоней на торфяной куче я нашел топор, а на обухе частички кожи с головы Попова. Отсутствие тела значительно осложнило поиск преступника. На месте убийства была оставлена записка б стихах с таинственной подписью «НАГ», адресованная нашему коллеге, частному детективу Ярославу Граю. Записка нанизана на двухсотмиллиметровый гвоздь, вбитый в стояк двери. По подозрению в убийстве мы задержали сына Попова. Позднее тело председателя товарищества обнаружил детектив Грай на поле фермера из Назии, где выросла рожь.

Шестиглазов перевернул несколько страничек в блокноте и продолжил:

— В лесу найдена убитой работница птицекомплекса «Синявино» Ольга Ангелова, в прошлом пастушка. И спять убийца оставил на месте преступления стихотворное послание Граю.

— Обратную связь вы не пытались с НАГом установить, Грай? — рассмеялся Томишин.

— Очень хотел потолковать с самозваным поэтом. Но связь у него была запрограммирована односторонняя, и телефона в Садах не было.

Шестиглазов покашлял в кулак и продолжил:

— Мы пришли к выводу, что в Садах действует маньяк-убийца, бросили все силы на его поимку и предотвращение следующего убийства. Но этого не удалось. Третьим сказался предприниматель Геннадий Исаев, также имеющий дачу в Садах. Он убит на празднике в Шлиссельбурге и со своей машиной сброшен в Ладогу. На пирсе мы нашли стихи для Грая, что показывало — действует все тот же маньяк. Все участники печальных событий собрались на поминках в доме Ангеловых, наш коллега Грай их всех выслушал и предположил, что преступником мог оказаться развозчик торфа, который приходил к Попову в день убийства — разведал обстановку, к Ангеловым приходил в день гибели дочери, появлялся и у дома Исаевых — незаметный серый человек. Мы стали разрабатывать эту версию. И еще одна ниточка появилась — среди людей, прибывших на праздник в Шлиссельбург из Садов, был замечен и взят на подозрение крепкий парень на красном мопеде «Верховина-3» без левой педали. В Садах сержант Григорьев разыскал этот мопед, и мы сразу пошли по горячему следу. Он привел нас в дом сторожихи Нины Федоровны Зеленовой. Вы помните дело ее среднего сына Аркадия, он получил год за групповой угон автомашины у фермера из Назии. И вторая хищная птичка оказалась из этого гнезда. Все легло одно к одному — сн психически ненормален, эпилептик, дважды в год лечился в больнице стационарно, у него найдена тетрадка стихов, почерк идентичен, они написаны печатными буквами, в обоих случаях стихи невысокого уровня, подражательные. Подпись «НАГ» означала — Никита Андреевич Голубев, такова девичья фамилия его матери. У него дома также обнаружена книжка сказок Киплинга, где действует ядовитый змей Наг, который жил в саду и собирался всех жителей сада уничтожить, чтобы царить в нем одному.

— Такой посылки вполне достаточно, чтобы психически больной человек начал действовать, — подтвердил доктор.

— Не перебивайте, мы дадим вам слово, — остановил доктора Куликов.

— К сожалению, мы опоздали на час. Маньяк убил еще одного человека, Елену Островскую, которую любил. Оставил записку в ее сумке, адресованную Граю, и еще одно стихотворение — признание в любви. Утопил девушку в канале и сам при этом погиб, то ли от удара танкера, проходившего в тот момент по каналу, то ли в результате припадка. Его мать говорит, что в тот день у Никиты сильно болела голова, что являюсь верным признаком приближающегося припадка. Обычно в таких случаях он оставался дома, заранее чувствуя, что ему станет плохо, а на этот раз не усидел. Не исключен вариант, что его сознание прояснилось, он осознал ужас от содеянного и покончил с собой. В любом случае, считаю убийства раскрытыми, нам можно перейти на нормальный режим работы.

— Что скажет доктор? — спросил Куликов.

— Если коротко, не вдаваясь в детали, простым языком, то я согласен с выводами инспектора Шестиглазова. Толчком к действию Никиты Зеленова-Голубева могла послужить книжка рассказов Киплинга. Могла послужить и какая-нибудь нанесенная ему обида. Идея, возникшая у него в мозгу, нам непонятна, необъяснима. Возникла идея, и он начал действовать.

— Тогда как вы объясните, — с хитрой улыбочкой спросил Томишин, — отсутствие отпечатков на гвоздях и письмах? И наличие отпечатков на письме с признанием любви?

Шестиглазов потер кончик носа блокнотом:

— Сначала он боялся, что его схватят, действовал в перчатках. А в последнем случае решил покончить с собой, и ему стало все равно. Кстати, на бензобаке мопеда найден четкий отпечаток его указательного пальца правой руки, нет сомнения, что он ездил в Шлиссельбург и мог убить там Геннадия Исаева.

— Но каким образом он выбирал очередную жертву? — не успокаивался Томишин.

— В верхнем ящике его комода найдены три игровых кубика, стаканчик и карта с обозначением садовых участков с номерами. Он бросал кубики из стаканчика и получал номер участка. Эту версию подтверждают его письма к Граю. Приходил на выбранный участок со своей тележкой, разведывал обстановку и делал свое черное дело. С Геннадием Исаевым пришлось повозиться, он выследил бизнесмена на празднике.

— Ну, а просто по каким-то причинам счел свою миссию на земле выполненной к наложил на себя руки, — добавил доктор.

— Вы согласны с этими доводами, Грай? — резко спросил Томишин.

— В данный момент я вынужден согласиться с этой версией.

— Почему вынуждены?

— У меня нет на руках фактов, чтобы убедительно выстроить и доказать другую версию.

— У вас есть сомнения? Интересно, мы вас слушаем.

— У меня сомнения по одному пункту — почему он это сделал? Каков мотив? Должно же быть какое-то объяснение?

— Интересно, — возмутился доктор, — какой логики вы ждете ст психически больного человека?

— В этом пункте я с вами согласен, Грай, — сказал Томишин, — Мне тоже не ясны мотивы его действий. Может, он действительно выбирал жертву по номеру участка, кидая игровые кубики с цифрами. Либо ему казалось, что эти люди его когда-то обидели. А может, и мания преследования завела его в такие дебри. Скажем — поселился рядом знаменитый сыщик, следит за ним. И вот вам новый мотив — он, Никита, неуловимый убийца, покончил с человеком и записку написал — ищи меня! Может так быть, доктор?

— Почему бы и нет? Вполне возможный мотив для человека с нарушенной психикой. Будь он здесь, останься он жив, мы бы провели экспертизу и ответили на все ваши вопросы. А в данной ситуации приходится только гадать, делать предположения, вы уж извините меня за это.

— Он был обложен нами со всех сторон, — простонал Шестиглазов, — мы мчались по следу и опоздали всего на час.

Томишин громко захохотал:

— Маньяк поступил подло, утопившись напоследок и лишив вас блестящего окончания операции и заслуженной награды. Но еще есть, хоть и слабенькая_; надежда, что он остался жив, тогда вы сможете схватить его и задать свои вопросы, и получить вполне заслуженные награды.

— Утонул он или подался в бега, — с облегчением положил обе руки на стал начальник отдела уголовного розыска Куликов, — считаю деле оконченным. Убийств больше не будет. Как вы считаете, Грай?

— И я полагаю, убийств в Садах больше не будет.

— А вы, Крылов, что скажете? — неожиданно вонзил в меня Томишин свой острый взгляд.

— Никиту жалко, — признался я. — С пяти лет страдает припадками, два раза в год в больнице… Он же ни одного дня по-человечески не прожил. И смерть его бессмысленная.

— Вам, Крылов, — одернул меня Куликов, — следует поменять профессию, пойти в сиделки или в монастырь податься. Если человек поднял на другого человека руку — он убийца, какие бы не были записи у него в больничной карточке. И относиться к нему следует должным образом.

— Кстати, почему никто не говорит об его стихах? — возмутился Томишин. — У Никиты дома две зачитанные до дыр книжки — Тютчева и Лермонтова. Он, наверное, использовал их, как образцы. Вы же читали его стихи в тетрадке? Стихи я вам скажу, бр-р-р… — поморщился Томишин. — Что возьмешь с тронутого.

— А мне стихи понравились, — громко сказал сержант Антон Григорьев, до этого молчавший. — Я их даже себе в книжку переписал. Литературные достоинства их невелики. Но я читаю и вижу — рядом со мной жил человек, больной, несчастный, он любил, страдал, надеялся.

В совещании произошла небольшая заминка. Шестиглазов махнул на сержанта рукой, мол, заткнись. Начальник отдела чуть шевельнул тяжелой челюстью, но ничего не сказал.