Так и было

МЫ НЯНЧИМ ВАСЬКУ

Вы, может, думаете, что мы не знали про тимуровцев? Всё знали. И по радио слушали, и в «Пионерской правде» читали. И сами хотели стать тимуровцами. Но не догадывались, как начать.

Придумали с Вовкой бабе Дуне дров наколоть, а она — кричать!

— Бросьте топор! Ноги себе покалечите!

— Баба Дуня, я же дома всегда колю, — умоляет её Вовка, но она и слушать его не хочет:

— Дома делай, что вздумаешь, а у нас вон какой топор! И тяжёл он, и остёр! Узнает дед Матвей, что я вам его давала, голову мне оторвёт!

— Баба Дуня, ведь вы же солдатская мать, и мы хотим вам помочь, хотим быть тимуровцами, как все пионеры, — толкую я.

— Ладно, помогите, — усмехается баба Дуня. — Вон в печке каша стоит, идите-ка поешьте.

Мы — с радостью: каша-то нынче бывает не всякий день, да к тому же ещё молочная. Хороши тимуровцы, а?

И вдруг моя мама говорит:

— Тоня совсем замучилась: Ваське-то второй год пошёл, а не ходит он, даже и не стоит ещё. Витюшке самому впору в садик ходить, а он малыша воспитывает: и кормит его, и на руках таскает.

Я не стала спрашивать маму, почему шестилетний Витя должен воспитывать годовалого Васю, всё было понятно. Очень молодая их мама была эвакуирована к нам, кажется, из города Орла. Деда с бабой при них не было, папа их воевал. Тоня получала по карточкам хлеб, но одним хлебом разве проживёшь?

Она посадила огород, а огород и полить, и выполоть надо. Ходила в колхоз, зарабатывала трудодни.

Конечно, ей помогали. Поселили их в хорошей, крепкой избе, из которой перед самой войной уехали хозяева работать на Дальний Восток. Без молока дети тоже не сидели, — и председатель выписывал, и бабы носили. А вот присмотреть за мальчишками было некому: молодые в колхозе заняты, старые — при своих домашних делах и внучатах. Баба Дуня к ним забегала, но у неё корова и куры, и за своими внуками присмотреть надо.

— Вот кому нужно помочь. Туда и идите, тимуровцы, — сказала мама.

И мы пошли. Но сперва, по маминому совету, сходили к нашей старенькой докторше Анастасии Ивановне. Мы сказали Анастасии Ивановне, что будем смотреть за Васькой, и спросили её, что нужно делать, чтобы он поправился и стал ходить.

Анастасии Ивановне теперь трудно: на два села одна. Но она сходила к Тоне в избу, посмотрела Ваську и сказала, что ему нужно солнышко и тёплое купанье. И объяснила нам, как это всё сделать.

К стр. 29

— И кормите его сами. А то, знаете, Витя его как следует не накормит, — усмехнулась Анастасия Ивановна.

Было жарко. Мы притащили с реки два ведра песку и высыпали его во дворе на траву, там, где солнышко греет. Тут же поставили корыто и налили его почти до краёв водой. Через час и вода, и песок стали горячие. Мы принесли Ваську, сняли с него рубашонку и посадили его в корыто. А ещё раньше я пустила туда Доськину резиновую уточку и собачку. Они плавали, а Васька шлёпал по воде ручонками, смеялся и кричал: «Ай-я! Ай-мама! Ай-га-ва!» А потом вдруг запел песню: «А-гу-гу! А-га-га!» Мы и не знали, что он так может, и вообще таким весёлым его никогда не видели. Раечка — она была вместе с нами — принесла из избы мочалку, кусочек мыла, и мы стали мылить и тереть Ваську, и он всё терпел. Напоследок осталось помыть головку. Раечка намылила Ваське волосики, и тут он вдруг заворчал.

— Ты чего ворчишь? — спросила Раечка.

— Наверно, мыло попало ему в глаза, — догадалась я. Набрала горстью воды и хотела промыть Ваське глазки. Но он вдруг громко заплакал и стал крутиться в корыте. И такой он был мокрый и скользкий, что удержать его было очень трудно. Я Ваську держала, Раечка поливала ему головку, а он вертелся и бился, как рыбка.

— Осторожно, — закричал Вовка, — опрокинете корыто!

Но было уже поздно. Корыто опрокинулось, вода хлынула на траву и вылилась вместе с Васькой, который выскользнул у меня из рук.

Во двор вошла баба Дуня. Она как раз шла по улице и остановилась поглядеть на нашу работу. Она ловко подхватила барахтавшегося в траве Ваську, закутала в фартук и стала вытирать.

— Голубчик ты мой, — приговаривала баба Дуня. — И до чего же ты добрый парень! С водой тебя выплеснули няньки, а ты не кричишь и не ругаешься…

Чистенького и беленького, как снежок, Ваську мы положили на горячий песок и грели его полчаса, как велела нам Анастасия Ивановна. В избе у Тони часы-ходики, и Витя бегал на них глядеть. А баба Дуня ушла по своим делам.

Потом мы вымыли заодно и Витюшку, покормили их молоком с хлебом и уложили обоих на раскладушке в холодке спать.

Тоня пришла в обед, поглядела на спящего Ваську и не узнала его.

— Это чья же такая снегурочка? Чья сестричка? — спросила она.

— Да это, мама, наш Васька, наш собственный, — ответил Витюшка, который в то время уже проснулся.

— Чудеса! — пожала плечами Тоня.

И мы стали купать и нянчить Ваську каждый день. Мы с Вовкой приходили, когда были свободны, и Раечка со своими подружками. Купали Ваську в корыте, целый час грели на солнышке, кормили и укладывали спать. И за Витей смотрели, он тоже ещё малыш.

И Васька перестал быть похожим на снежок. Теперь он был розовый, загорелый, научился новые слова говорить.

И к осени Васька пошёл. Сперва сделал шаг, потом — второй, огляделся, верно, хотел за что-нибудь ухватиться, но ухватиться было не за что, и он сел на траву. А в другой раз прошёл уже побольше, и в третий раз ещё больше, а через неделю по всему двору гулял самостоятельно и, если падал, всегда смеялся.

Тоня, как увидела в первый раз, что Васька ходит, утёрла глаза и сказала, что это от радости. А мы не плакали, но тоже были очень рады, что наш Васька стал таким молодцом.