Кумуш-Тау — алые снега

* * *

— В жизни я не полезу в ваше море!

После этой декларации Гришка в одно мгновенье завернулся в мой белый купальный халат и затих. А меня бил, трепал, ломал вовсе неуместный, непедагогичный, безудержный смех, и галька, гремя, ерзала подо мной.

Вот как все вышло.

Гришка отнесся к морю снисходительно: да, большое, да, синее, а каким же еще ему быть? Он похлопал вспененную лапу моря, протянувшуюся к его прямым египетским лодыжкам. И, рассеянно улыбаясь, зашагал к воде.

Море немножко откатилось, словно желая издали рассмотреть эту фигурку, похожую на сосновую щепочку в лазурных плавках; волны поплясали и, видимо, сговорились; одна, подкатившись, отвесила Гришке звучную оплеуху; пока он чихал и отплевывался, вторая, как мячик, перекинула его третьей, и, наконец, волны, взявшись дружно, с громом провезли его коленками по галечнику и выкинули к моим ногам... Все это было разыграно с четкостью и быстротой футбола хорошего класса: вопль, который уже стоял у меня в горле, разрядился нелепым приступом смеха...

Гришка белым мохнатым коконом возлежал на песке, как изваяние укоризны; я решила пока его не теребить.

Пляж был как пляж: немножко серой гальки и очень много коричневых тел, одетых почти ни во что; тут была веселая пестрота зонтов, китайских полотенец, поролоновых матрасиков; маскарадная причудливость головных уборов; хруст камешков, возгласы заядлых преферансистов, женский визг и все заглушающий могучий говор моря.

И я пошла к воде...

В море есть что-то особенное, невыразимое словом, но внятное каждому: самый масштаб его просторов, не сравнимый ни с чем городским, заставляет почувствовать, что твой дом — не только двухкомнатная секция на пятом этаже, но — планета. Именно в море приходят к тебе самые неповседневные, детски-праздничные мысли. Волна покачивает в шелковой люльке невесомое тело: вот сейчас ударит сильнее — и взлетишь в теплую голубизну.

Просыпается дремучая память о дальних пращурах — владыках древнего моря. Просыпается ликующее предчувствие: скоро человек станет — как птица...

...Мимо меня, отфыркиваясь и взбивая пятками воду, проплывает некто стриженный наголо, с озорным круглым, прищуренным глазом:

— А я теплоход «Россия»!

— Полный вперед, теплоход! — командую я. И поворачиваю к берегу — с отчаянной неохотой, растягивая и смакуя каждую секунду в воде...

Белый мохнатый кокон неподвижен и нем.

— Григ, — я заискивающе трогаю эту окаменелость, — а ты попробовал бы еще разок: волнение утихло... Да и волна не страшна, ты через пять минут научишься держаться на гребне...

Халат буркает глухо и раздраженно:

— Извини, мама, я сплю!