В лагере Робинзонов

А в кустах возле палатки начальника шел другой разговор. Ребята узнали, что в лагерь приехал старший вожатый. И вот теперь, надежно укрывшись в густой зелени кустов, они разглядывали его и шепотом делились впечатлениями.

— А вроде ничего мужик, правильный,— сказал Саша Солдатов.— Плечи-то как у грузчика. Где он загореть успел?

— Ничего ты, Трактор, не знаешь. В экспедиции он загорел. Ясно? Оттого и в лагерь опоздал, что в экспедиции был,— сплюнув сквозь выбитый зуб, сказал Альфред.

— В какой экспедиции?

— А я знаю? Он студент, географ.

— Вот бы нас взял в экспедицию...

— Куда тебе в экспедицию? Ты два шага шагнешь, а на третьем растаешь. Вон жиру-то накопил. Ты на него посмотри: одни мускулы. Жиру лишнего грамма нет.

— А он на зайца похож,— неожиданно сказал Алмаз.

— Ну ты скажешь, Пигалица! Какой же он заяц? Грудь колесом. А ноги? А руки? Тигр — туда-сюда, а то — заяц... Сам ты заяц.

Алмаз не обиделся. Он снова посмотрел на вожатого и улыбнулся. В детском садике он любил лепить зайцев из пластилина. Скатает большой шар, потом шарик поменьше. Склеит их, приделает ушки, хвостик — и все. Готов заяц. И у нового вожатого уши торчат на коротко подстриженной голове, как у пластилинового зайца. Поменьше немножко, но все равно торчат.

— Слушай, Жердь, а откуда ты знаешь, что он студент? Будет нам лекции читать, как эта фельдшерица? — спросил Саша.

— Мне тетя Магинур сказала.

— А мне она сказала, что вожатый галстуки нам привез,— вставил Карась.

— Галстуки? — удивился Альфред.— Ну уж нет! Если галстук заставят носить, сразу уеду.

— И я уеду,— поддержал его Кот.

— А я, пожалуй, останусь,— заявил Алмаз.— Здесь озеро, лес... А в городе что хорошего?

Ничего хорошего для Алмаза в городе и правда не было. Дома не весело. Отчим не любит Алмаза. Придет, бросит недобрый взгляд на мальчика и молчит. И Алмаз его не любит. Когда отчим приходит домой, Алмаз старается улизнуть на улицу. Мать давно приметила это. Она потихоньку давала сыну мелочь на кино, и Алмаз честно высиживал в душных залах по два сеанса за день. А потом как-то само собой получилось, что пристал мальчишка к компании Альфреда и вовсе, как говорится, от рук отбился. В кино ходить перестал. Целыми вечерами шатался по пыльным улицам с такими же, как и сам, бездельниками и на Альфреда глядел как на бога. Любое его слово стало для Алмаза законом, любое его приказание он выполнял беспрекословно. Во всем стремился подражать Альфреду, а в душе завидовал ему острой мальчишеской завистью. «Жерди-то хорошо,— думал он,— отец в нем души не чает, и мать тоже. Жердь что не попросит, ему, наверно, ни в чем отказа нет...»

— Не поеду я в город. Здесь лучше,— повторил Алмаз.

— И я не поеду,— откликнулся Саша.— В городе сейчас жара, терпеть невозможно. А здесь хоть ветерок продувает.

Он смахнул пухлой ладонью горошины пота, выступившие на белом, не поддающемся загару лбу, вытер лицо подолом, ковбойки.

— Подумаешь, галстук...— продолжал Саша,— ну и пусть галстук, а зато здесь попрохладнее.

— Вот заставят работать, будет тебе прохладно,— со злостью сказал Альфред.

— Как работать? — удивился Саша.

— А так. Как люди работают. Забыл, что начальник говорил?

В самом деле, когда они приехали сюда, Гарифулла собрал их и сказал:

— В лагере вы сами будете хозяевами. Все будем делать своими руками, как Робинзон.

Говорить-то говорил, а вот они уже пятый день живут здесь и едят и пьют, а работы пока не видно. Обед тетя Магинур готовит. Ну, бывает, дров принесут для плиты, воды принесут, картошку почистят. Но это так, добровольно, кто хочет. А заставлять еще никого не заставляли...

— Мало ли что он говорил,— сказал Саша.— Какие мы Робинзоны? Робинзон на необитаемом острове жил, а у нас тут и палатки, и кухня, и посуда, все есть... Пошли купаться? — неожиданно предложил он.

— Айда!— скомандовал Альфред.

Ребята дружной стайкой выпорхнули из кустов и помчались к озеру, на ходу скидывая одежду. Только Саша, обливаясь потом, неторопливо шагал позади, по пути собирая рубашки, майки и брюки, брошенные товарищами. Когда нагруженный, как верблюд, он спустился к озеру и сбросил на песок свою ношу, остальные ребята уже барахтались в воде.

Озеро называлось Глубоким. Но там, где купались ребята, было мелко. Лучшего места для купания трудно было придумать. Чистое песчаное дно. На берегу — мелкий горячий песочек. А впереди широкий голубой простор и там, за водной гладью,— зеленая стена березовой рощи.

К роще ребята еще не решались плавать. Ходили разговоры, что там страшная глубина, да и далековато до того берега. Даже Альфред, который ничего на свете не боялся, дважды направлялся в ту сторону, но оба раза, не доплыв и до середины, возвращался обратно.

Впрочем, ребята и не стремились на тот берег. Им и здесь было хорошо. Кто умел плавать, забредал поглубже, а те, которые не умели, передвигались по безопасному мелководью, упираясь руками в дно и что есть силы били ногами по воде, поднимая тучи брызг. Когда губы у ребят синели от холода и кожа покрывалась пупырышками — к их услугам был горячий песок. Они зарывались в него по самую шею, рыли глубокие колодцы, строили города и замки или просто лежали на песке, подставив животы и спины горячим лучам летнего солнца. Здесь у озера всегда было весело, время летело незаметно.

Сидя у самой воды на влажном песке, Саша строил город-порт. Он насыпал мол, вырыл ковш, построил причалы и улицы и теперь возводил маячную башню. Ему хотелось сделать башню повыше, но мокрый песок плохо слушался рук строителя. Башня расползалась, грозя засыпать улицы города. И Саше надоело возводить ее вновь и вновь. Одним движением босой ноги он превратил город в развалины и стал мечтать.

Ему представилось, что он в далекой экспедиции, на пустынном берегу океана открыл развалины неизвестного города и вот теперь ждет корабль, который должен привезти людей и машины для раскопок...

Саша глянул вперед, обшаривая глазами спокойную гладь воды, и вдруг увидел, что там, на самой середине озера, что-то движется.

— Ребята, смотрите, чего это? — крикнул он.

Все взоры разом обратились туда. Кто-то плыл прямо к ним, уверенно взмахивая руками, и белые бурунчики, порождаемые его движением, нестерпимым блеском вспыхивали в лучах солнца. Вот стала видна голова, широкие плечи, загорелые мускулистые руки, взлетающие над водой. Вот пловец встал на дно и двинулся к берегу. С каждым шагом все выше поднималось над водой его стройное, похожее на бронзовую статую тело.

Ребята сразу узнали его. Это был Сафар, их новый вожатый. Молчали, ожидая, что будет дальше. А дальше все было очень просто. Стерев с лица капли воды, Сафар улыбнулся доброй улыбкой и сказал приветливо:

— Здравствуйте, ребята. Вы из этого лагеря?

— Из этого. Ну и что? — за всех ответил Альфред.

— Ничего, давайте знакомится. Я Сафар, ваш пионервожатый.

— А мы знаем,— сказал Саша.

— Ну, тем лучше,— Сафар прошелся взад-вперед по берегу, неспеша поднимая и разводя в стороны сильные руки. Потом сел на песок, оглядел ребят и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Устал... всю весну по горам лазил, отвык от воды. Второй раз за лето купаюсь.

— А мы здесь с утра до ночи из воды не вылезаем,— похвалился Алмаз.

— Ну, значит, плавать здорово научились? Все плаваете?

— Да нет, не все,— сказал Саша.

— Не беда, научитесь. А чемпион кто же у вас?

— Жердь! Жердь! — раздалось сразу несколько голосов.— Он, знаете, как плавает! Лучше вас, наверное.

Альфред недобрым взглядом окинул товарищей, и они разом замолчали. Кто-кто, а уж сам-то Альфред сразу понял, что ни силой, ни умением ему не тягаться с Сафаром. Но понимал он и другое: если сейчас он открыто признает свою слабость — его положению признанного вожака будет нанесен жестокий удар. Поэтому и молчал.

А Сафар, как нарочно, подсел поближе к Альфреду, оценивающим взглядом окинул его долговязую фигуру и сказал добродушно:

— Ну что, чемпион, проводишь меня на ту сторону? А обратно по бережку вместе придем?

Альфред помедлил с ответом. Он был действительно смелым мальчишкой. Мог, не раздумывая, броситься скулаками на сильнейшего противника. Мог повести своих верных дружков в налет на колхозный сад. Но, совершая эти «подвиги», он всегда знал, что за его спиной стоит не меньше дюжины преданных ему ребят, готовых принять на себя и самые тяжелые тумаки, и самые суровые обвинения дежурного по детской комнате милиции. А здесь, если он поплывет, никто не придет к нему на помощь в трудную минуту. Здесь только на себя он может рассчитывать. И отказаться нельзя. Откажешься, и сразу, пусть не у всех, но хоть у одного мелькнет мысль: «Струсил!». А тогда конец его атаманству, конец его власти, конец обожанию ребят, к которому он привык и которым гордился. Быстро взвесив все эти обстоятельства, Альфред понял, что отступать ему некуда.

Они поплыли. Сафар — не спеша, бесшумным медленным брассом, рассекая воду подбородком низко опущенной головы. Альфред — широкими саженками, высоковскидывая руки и с каждым ударом чуть не на полкорпуса выскакивая из воды.

Симпатии ребят, провожавших их взглядами с берега, были, конечно, на стороне Альфреда.

— Молодец, Жердь, молодец, жми! Покажи ему, как плавать нужно. Поднажми еще! Мо-ло-дец! Мо-ло-дец!

Подбодренный восторженными криками ребят, Альфред «поднажал». Руки быстрее замелькали над водой. Крики ребят постепенно затихали за спиной.

Уверенный в том, что он далеко опередил вожатого, Альфред обернулся и тут же увидел Сафара. Он плыл следом, в полутора метрах, все так же неторопливо работая руками и так же уверенно раздвигая подбородком воду. Не меняя темпа, Сафар подмигнул Альфреду и показал ему большой палец.

Альфред понял: ему не о том надо думать, чтобы доплыть до берега первым, а о том, как бы не отстать.

Почувствовав усталость, Альфред снизил скорость. Он думал, что вот теперь-то Сафар и обойдет его, но тот, видимо, не собирался этого делать. Те же полтора метра по-прежнему разделяли пловцов, и Сафар снова показал Альфреду большой палец.

«Не лучше ли вернуться»,— мелькнула мысль. Но больше половины пути позади, и теперь одна дорога — вперед.

С каждым взмахом рук плыть становилось труднее. Альфред уже не выскакивал из воды. Руки, с трудом поднявшись над головой, как плети, падали на воду, поднимая тучи брызг. Но он все-таки плыл вперед, испасительный берег медленно приближался. По берегу к месту финиша бежали ребята. Толстый Саша, как всегда, плелся позади.

Усилием воли заставив себя собраться, Альфред прибавил темп и вдруг почувствовал, как бешено забилось сердце. Ему показалось, что не в груди оно бьется, а где-то в горле. Горячим комком зажало глотку. Дышать стало нечем, в глазах потемнело. Руки беспорядочно забили по воде. Он хотел крикнуть, но сразу захлебнулся. И тут теплая рука Сафара подхватила его, спокойный голос произнес прямо над ухом:

— Спокойно, парень, без паники. Все в порядке. Выше голову, дыши ровнее...