Кумуш-Тау — алые снега

ПОЛЕЗНЫЙ ЯД

Наш класс организованно собирался в зоопарк. Сначала переходили мы от клетки к клетке всем коллективом, шумя и толкаясь, но уже возле львов разделились. Случайно вышло, что мы остались вдвоем с одной девочкой. Имя ее в этом случае роли не играет.

Посмотрели мы марала, пожалели его: каково таскать на голове целое дерево рогов! Послушали, как мэкает сибирская косуля, добрая такая, с лиловыми влажными глазами. А потом с потоком людей внесло нас в террариум.

Вдоль стен — ящики стеклянные, в каждом лампочка горит, свечей в сто пятьдесят. А под лампочкой греются, по одной или перевитые, словно куча веревок, — змеи. Голые, скользкие, текучие — брр! Еще стоит в комнате ствол дерева, а на нем чучело удава, как пожарный шланг, развешено. И еще — бассейн с крокодилами. Как будто и неживые они, лежат, бревна пупырчатые, и хоть бы в четверть глаза моргнули! Так у меня на душе сделалось... несимпатично. Поскорее бы вон! А моя одноклассница ничего. Таблички читает вслух: «Гадюка степная», «Кобра среднеазиатская». Да еще пальцем по стеклу постукивает, чтоб змея к ней голову повернула, пуговицами своими ледяными посмотрела. Я не отстал, тоже постучал. И змея, точно копье, на меня, прямо на меня нацелилась!

Тут пришла мысль: неужели эти стекла никогда не разбиваются? Когда воду наливают, например. Капля может брызнуть на лампочку, та взорвется и тогда... А если змеи, все, скопом, вдруг бросятся на стекло? Ведь вон какие есть, как рукава, песком набитые.

И отшагнул я от ящика с коброй в угол. А под ногой как дрогнет что-то круглое, упругое! И что после было, ясно не вспоминается. Только и помню: я уже в дверях и рвусь наружу, а народ вокруг хохочет, и одноклассница тоже, а громче всех — паренек года на три старше меня, с повадками нестерпимо хозяйскими и уверенными. Хлопнул он меня по плечу и говорит:

— Ну, герой! В таких случаях, когда на водопроводную трубу наступаешь, надо маму кричать. А то вдруг труба да укусит!

Всякий упражнялся в остроумии, как мог, не стоит приводить подробности. Что же делаю я на следующий день? Человек слабовольный на моем месте обегал бы зоопарк за три квартала. Но я полагаю, что у меня есть характер. И вот прямо после школы направляюсь в зоопарк один. Пробежал мимо всех приятных зверей и сразу в змеятник. Стою, привыкаю. Вдруг вчерашний мой недруг входит. На градусник посмотрел, в блокнотик что-то записал. Я и тут не отступил, поздоровался первый. Постояли мы, помолчали друг с другом. Наконец он говорит, указав подбородком на змей:

— Прекрасный набор!

Уж куда лучше! Я кивнул.

— Но, — говорит, — у нас в серпентарии лучше. Прекраснейшие, самые ядовитые змеи.

Я решил, что в неведомый этот серпентарий меня и пирожным не заманят, но оставил мнение при себе. Паренька, видимо, ободрило мое молчаливое внимание. Он бойко затрещал:

— А вот на острове Арал-Пайгамбар, там действительно змеиное царство! Очень им там привольно. И климат, и питание... Там вся трава шипит. А какие отборные гюрзы попадаются, длиной до двух метров!

Пока он этак разглагольствовал, я приучал себя смотреть на змей спокойно. Там, за стеклом, не прерывалось тихое копошение. То сверкнет стеклянный глаз, то поднимется треугольная голова и замрет, как неживая... «Они даже красивые, — уговаривал я себя. — Пестренькие. Буро-серые с ржавчинкой. Кремовые с темно-бурым. Говорят, из них сумочки делают». И все равно было омерзительно — мельканье черных, лаковых язычков, маслянистый, нефтяной блеск шевелящейся кожи...

Наконец не вытерпел я. Говорю:

— А если это остров — вывезти оттуда все ценное да и поджечь траву со всеми змеями! То-то поскачут.

Парень сразу застопорил.

— О! — протянул. — А я думал, вы интересуетесь наукой...

— Какая ж тут наука? — спрашиваю.

— Герпетология — наука о пресмыкающихся. В частности, экология ядовитых змей...

Я пояснил, что меня и в герпетологии, и в экологии, и в прочих змеиных логиях интересует одно — как бы этих прекраснейших гюрз побыстрее повывести: тем, кого они кусают, не до змеиной красоты... А сумки можно делать из полимеров!

Ух ты, до чего снисходительно он на меня посмотрел! Прямо убил своим великодушием.

— А вы кто — научный сотрудник? — спрашиваю с подковыркой.

— Нет, — говорит спокойно так, — сейчас пока юннат. Но в будущем...

В общем, кончились эти наши трения тем, что услышал я целую лекцию о змеином яде. Оказалось — ценнейшая штука! Во-первых, он нужен, чтобы бороться против самих змей. Из него делают лечебную сыворотку. Только она и спасает человека, укушенного гюрзой или эфой. Во-вторых, в небольших количествах, некоторые яды являются лекарством. Например, ядом кобры лечат тяжелую болезнь — бронхиальную астму. Яд гюрзы помогает останавливать внутренние кровотечения после операций. Змеиный яд нужен химикам, изучающим строение белка, и биохимикам нужен. Короче говоря, яд щитомордника, например, — дороже золота...

На другой день после школы я снова забежал к своему знакомому. Так и втянулся. Тоже стал пропадать в зоопарке и в институте зоологии. Познакомился с учеными, с охотниками — ловцами змей. Видел, как они орудуют... В руках у него палка с развилочкой. Нашел нору — по следу змеи он уже знает, сытая была или голодная, выползет к вечеру или нет. Как подкараулит, палкой пришпилит шею к земле, потом — за хвост и в мешок. Ну, конечно, это рассказывать просто, а если кобра двухметровая в руках изворачивается, упругая, как живая резина... Смотреть — и то холодит.

И как яд берут, я видел. За голову ее схватят, в пасть стаканчик, змея зубами вцепится — и ползет по стеклу капелька... Тоже работа: руки в карманы не складывай.

Сейчас я о чем думаю? Гюрзы — гробовые гадюки, по-моему, самые перспективные из змей. В неволе выживают, яду дают сравнительно много. Сыворотка «Антигюрзин» помогает при укусах всех видов гадюк — степной, кавказской, рогатой... Но в жизни их есть еще неизученные стороны, надо бы пролить на них свет. Конечно, в нашу яму гюрзу не запустишь. Люди вокруг. Думаю летом поехать рабочим с какой-нибудь экспедицией...