Цирк украденных сновидений

Пенни

Андреа зашла в освещенные яркими огнями ярмарочные ряды, которые были полны детей со всех концов света. Их лица расплылись в улыбках, когда за ней закрылись ворота. Дети, черноглазые и темноволосые, зеленоглазые и светловолосые, голубоглазые и рыжеволосые во всех возможных комбинациях, бегали из лавочки в лавочку. Они сновали по ярмарочным рядам в сари и спортивных штанах, в льняных рубашках и синих джинсах. Некоторые носили наряды, которые Андреа видела только на фотографиях во время занятий по обществознанию, так как они вообще были из другого века. Девочки в платьях с большими красными бантами и мальчики в шортах и гольфах почти до колен. У одних одежда была запачкана и изорвана, у других – чистая и хорошо выглаженная. Многие дети держали в руках какое-нибудь вкусное лакомство.

Труба на крыше конфетной лавочки пыхтела, выбрасывая в воздух Замечтанья пары жженого сахара. Эти ароматы напомнили Андреа о том, как мало она съела за ужином и как было бы здорово раздобыть немного еды. Ароматами сладостей хотелось наслаждаться, смакуя их, как последние страницы любимой книги. Замечтанье и правда напоминало книгу, прошитую еле заметными золотыми волшебными нитями, проходящими через шатры и лавочки и даже сквозь воздух, скрепляя все это в одно целое. Каждая лавочка – новая страница. Каждый шатер – отдельная глава. А ворота Замечтанья – твердый переплет этой волшебной книги. Андреа как губка впитывала каждую деталь, наслаждаясь ею и сохраняя ее в глубинах своей души. Чем бы ни оказалось Замечтанье, теперь оно стало ее частью. И когда ей придется перевернуть последнюю страницу проведенного здесь времени, когда она наконец-то проснется от всех сновидений, которыми было наполнено Замечтанье, ей будет трудно расстаться со всем этим.

– Ты здесь новенькая?

Девочка примерно того же возраста, что и Андреа, внезапно остановилась перед ней. На ее полноватой фигуре было платье василькового цвета, а на ногах блестящие черно-белые туфельки. Рыжие волосы были заплетены в косички, а пухлые щечки и переносица были усыпаны рыжевато-коричневыми веснушками. Девочка выглядела так, будто ей нужно было выспаться. Под глазами залегли глубокие фиолетовые круги. Андреа были знакомы такие круги: она часто видела их на лице матери после развода.

– Да, – ответила Андреа, – а как ты узнала?

Какой бы изнуренной ни выглядела эта девочка, она точно не чувствовала усталости.

– Во-первых, ты смотришь на все такими глазами, как будто говоришь: «О Боже, это место настоящее?» Это совершенно естественно, между прочим. У всех новичков здесь такое лицо. Иногда даже у меня все еще бывает такое лицо, – девочка окинула взглядом местность, как будто она была здесь хозяйкой. – Замечтанье изумительно.

Андреа сунула руку в карман, чтобы прикоснуться к предмету, который там лежал, хотя она и не могла вспомнить, почему он там вообще находится и почему она потянулась к нему сейчас. Она чуть не вытащила его, чтобы рассмотреть, но девочка схватила ее за запястье и крепко сжала его.

– Я Пенни. Пенни Перивинкл, – она подошла ближе, – и у меня потрясающее предчувствие, что мы с тобой станем подругами. У меня здесь, конечно, много друзей, но я всегда готова находить новых.

Андреа улыбнулась. Что-то в Пенни было удивительно знакомым в этом странном месте. Впервые за долгое время кто-то так радовался встрече с Андреа. За последние несколько лет она отдалилась от других детей. В школе во время обеда и на переменах она читала книги, чтобы как можно реже бывать на виду.

Сердце Андреа сжалось от этой мысли. Она помнила, что вела себя подобным образом, но как и в случае с непонятным предметом в кармане, причина этого ускользала от нее. Наверное, воспоминания, которые она отдала за свой билет сюда, тоже таились в том пыльном углу, и это был побочный эффект забвения. А если это было так, то эти воспоминания ничего хорошего ей не сулят.

– А я Андреа Мерфи.

Усталые глаза Пенни заблестели:

– Что ж, Андреа Мерфи, приготовься к главной ночи в своей жизни. И ни о чем не беспокойся. Я тут все знаю. Я могу показать тебе лучшие шатры, лучшие аттракционы, лучшую еду.

Как раз в этот момент в животе Андреа громко заурчало. Она обхватила его руками, пытаясь заглушить этот звук.

– О боже! Ты пришла в правильное место, чтобы попировать вдоволь.

Она дернула Андреа за руку и потянула ее за собой вдоль ярмарочного ряда к лавочке под названием «Еда по твоему хотению». У входа Пенни подала Андреа знак подождать ее снаружи и вышла обратно с подносом, доверху заваленным едой, о которой мечтает каждый ребенок.

– Это все очень вкусно, – сказала Пенни, – но песочное печенье мое самое любимое.

Шоколадные вафли с горкой взбитых сливок; песочное печенье; картофель фри с целой чашей кетчупа; нанизанная на палочку идеально спелая клубника, припорошенная белоснежной пудрой; мороженое, посыпанное корицей. И конфеты. Целая куча конфет, включая и тот леденец на палочке, который Андреа видела на знаке за воротами. Андреа набивала полный рот, она ела и ела, пока полностью не утолила свой голод. Это было намного лучше, чем их Фальшивый Семейный Ужин с неловким молчанием и водянистой морковью.

– Боже, как же ты была голодна! – Пенни хихикнула. – Убедись, что находишься вдали от любых твердых предметов, когда ешь это, – она предупредительно указала на леденец на палочке, и ее глаза с фиолетовыми кругами наполнились озорством. – От них кружится голова. Но это супервесело!

Леденец, разделенный на две части – фиолетово-розовый верх и ярко-желтый низ, – выглядел довольно безобидным. Андреа осторожно лизнула его сверху, ощутив кисло-сладкий вкус нагретой солнцем малины. Когда она лизнула желтый низ леденца, у нее свело губы и язык от кислинки свежевыжатого лимонного сока. Она вспомнила, как бабушка помешивала старой деревянной ложкой сахар в кувшине с лимонным соком. Это освежило Андреа, как прекрасный летний день.

Мир перед Андреа покачнулся, затем встал на место. Она усмехнулась и снова лизнула леденец. Все перевернулось, затем завертелось у нее перед глазами, как будто она была на карусели, которая кружилась так быстро, что все вокруг казалось смазанным.

Андреа лизнула конфету еще раз, и ее ноги перестали слушаться, из-за чего она потеряла равновесие, а огоньки и лавочки слились в одно яркое пятно. Пенни визжала от радости где-то рядом с ней или за ней – Андреа уже не могла точно определить.

– Правда, здорово? – Пенни встала рядом с Андреа, удерживая ее в вертикальном положении.

Радостная, затаившая дыхание и счастливая Андреа, чтобы не упасть, ухватилась за столбик и держалась за него, пока мир не перестал вращаться:

– Это было здорово! Я должна рассказать Фрэнсису об этом месте.

– А кто такой Фрэнсис?

– Это мой младший брат.

Андреа стала рыхлить кроссовками грунт на дорожке, пытаясь прогнать чувство вины, вдруг пронзившее ее сердце. Она не понимала, почему почувствовала вину при упоминании имени брата. Наверное, потому что она не привела его сюда? Надо бы это исправить поскорее, если выдастся такая возможность. Ему ведь нелегко пришлось, когда их родители разводились. Она была уверена, что в Замечтанье и для него найдется местечко.

Как раз в этот момент рослый, крепкий мальчик направился к тому месту, где стояли Андреа и Пенни.

– О! Это Мигель, один из моих друзей. Привет, Мигель! – закричала Пенни.

Мальчик посмотрел на них, но не остановился и не помахал ей в ответ. Он продолжал идти так, как будто не видел их, и вскоре скрылся в лавочке, которая располагалась через одну от них.

– Может, он не признал меня, – сказала Пенни, обращаясь к самой себе, уставившись в землю. – Черт возьми, здесь так много детей, что всех, наверное, трудно запомнить.

Андреа сощурилась, оглядывая Пенни. Что-то в ее одежде, даже в некоторых словах, вроде этого черт возьми, напоминало ей кого-то из… нет, не сейчас.

Пенни уже забыла о неловкой встрече и широко улыбалась, демонстрируя небольшой зазор между двумя передними зубами:

– Знаешь что? Думаю, пришло время посетить твой первый шатер снов.

Резкий всплеск адреналина заставил сердце Андреа биться быстрее. Еда была чудесной, но вот это было тем, за чем она сюда пришла. Сбежать в сновидение, чтобы забыть свои печали, как сулила та афиша.

Андреа схватила Пенни за руку. Потому что, чем бы ни была ее печаль, но что-то зияющее и бездонное, затягивающее, словно черная дыра, бесследно исчезло в этом месте.

И было так здорово просто не помнить.