Медовый месяц на ледяной планете. Рахош и Лиз

Часть 2

РÁХОШ

Я все недоумеваю, каким это образом мне так повезло в выборе пары моего кхая. Когда я впервые увидел людей, то подумал, что все они кожа да кости и болезненно бледные, а Лиз была самой крикливой и упрямой из всех. Я понял, что она моя, в тот самый момент, когда стал резонировать, но по-настоящему так и не осознавал, что именно это значит, до тех пор, пока меня не изгнали, а Лиз бросилась меня защищать. Она пыталась самостоятельно разобраться со всем племенем и портила им жизнь, заставив чувствовать себя ничтожными, чтобы они знали, что все они ошибаются в том, что изгнали меня. Даже сейчас она заполнила свою сумку вещами, которые нам не нужны, поскольку таким образом она может устроить молчаливый протест.

Лиз, конечно, очень шумная. И бледная. И тощая.

Но она сильная, изящная и такая прекрасная. У нее нет каких-либо границ в поцелуях, смотрит на меня с нескрываемой похотью во взгляде и абсолютно мне предана, мне одному.

Я вообще не рассчитывал, что когда-либо в своей жизни смогу испытать счастье иметь пару. Я уродлив, весь покрыт шрамами и молчаливый. Но каждый прожитый день с Лиз — это подарок, и каждый раз, когда я смотрю на нее, меня наполняет болезненно глубокая радость и страстное желание. Она своими стройными ручками захватила мое зачахшее сердце, и остаток своих дней я хочу посвятить тому, чтобы она понимала, насколько бесценна она для меня. Как сильно я ее «люблю», хотя на моем языке это человеческое слово кажется каким-то странным, оно много значит для Лиз.

Я сразу понял, что она мечтает об этой «медовой луне». Она говорила об этом вчера после того, как мы прибыли в пещеры, и снова заговорила об этом прошлой ночью в наших шкурах.

Путешествие, но исключительно ради любви и укрепления уз недавно спарившейся пары.

Я хорош в охоте. Я хорош в отслеживании. Искусен с копьем и в изготовлении оружия. Я неплох в ловле с использованием сетей и быстро бегаю… но не имею ни малейшего понятия, как одаривать пару «романтикой». Не имею ни малейшего понятия, что «еще» нужно делать, чтобы выразить ей свое счастье.

Не имею даже ни малейшего понятия, с чего начать.

Пока мы идем, Лиз держит меня за руку, без умолку болтает о Джорджи и целителе, и комплекте вождя, рождение которого Джорджи придётся ждать еще много, много лун. Мне следовало бы слушать ее разговоры, но вместо этого мне вспоминается беседа, которая этим утром, пока моя пара еще спала, у меня состоялась с Зэннеком.

Я сидел у костра, пришивая сапожкам Лиз более толстые подошвы, чтобы ее ножки не настолько мерзли от снегов. Было очень рано, но я никак не мог спокойно спать. Нас уложили спать вместе с остальными охотниками, и, хотя Лиз это не беспокоило, спать рядом со всеми и просто обнимать ее было выше моих сил. Не после того, как она прижалась своим телом к моему и издавала восхитительные вздохи в то время, как двигалась поближе ко мне.

Чересчур затуманило мой разум.

Так что, вместо того, чтобы спать, я работал над ее сапожками, а Зэннек подошел к костру и присел рядом со мной. Он выглядел… счастливым. Его шея была покрыта темно-синими кровоподтеками, и я не мог не обратить на них внимание.

— В тебя что, кто-то зубами вцепился?

Он приходит в недоумение, а когда я жестом руки указываю на его шею, его улыбка преобразовывается в медленную, излучающую полную удовлетворенность.

— Моя пара.

Ах, да! Свирепая Мар-ленн. Я слышал, что из всех женщин она самая решительная, и она, похоже, полна желания управлять Зэннеком и его членом. Не сомневаюсь, что он бы точно знал, что делать во время медовой луны. Зэннек такой же молчаливый, как и я, однако, я молчалив потому, что я уродливый одиночка и чувствую себя неловко, а Зэннек молчалив просто по своему характеру. Я заметил, что с тех пор, как он обрел пару, это не изменилось. По своей сути Мар-ленн такая же, как и он, и держится в стороне от остальных. Им не нужен никто, кроме друг друга.

Я завидую этой безмятежности.

И все же Зэннек — самый правильный парень, кого расспросить.

— Моя пара хочет, чтобы наш следующий охотничий поход я наполнил для нее романтикой, — говорю ему, чувствуя себя при этом полным идиотом. Я проталкиваю шило сквозь кожу сапожка Лиз, надеясь, что Зэннек не заметит, как мне не по себе. — Я готов выслушать любые предложения.

От веселья его губы складываются в ухмылку.

— Ты спрашиваешь меня, как тебе обхаживать свою пару?

— Я знаю, как ее обхаживать, — огрызаюсь я. — Я спрашиваю тебя о новых идеях. О чем-то таком, чем ее удивить. О чем-то таком, что нравится людям, о чем я даже не задумывался.

Зэннек смотрит на меня задумчивым взглядом, тогда как я с силой протыкаю сапожок, который держу в руках.

— Понятно. А меня ты спрашиваешь, потому что Мар-ленн не стесняется таких вещей. — Когда я киваю головой, он, потирая челюсть, принимается серьезно размышлять. — Самый легкий способ, что можно сделать, — это ублажить женщину, но ты и сам это знаешь.

— Да, конечно, — я делаю стежки уже поспокойней. — До Лиз у меня никогда не было пары. Я… хочу сделать ее счастливой.

Внешне я безобразен и стал изгоем, и понятия не имею, в моих ли силах сделать ее удовлетворенной. Однако держу эти ужасные мысли при себе.

Он все обдумывает.

— Мар-ленн обожает слова, — говорит он через некоторое время.

— Слова?

Зэннек кивает головой.

— Грубые слова. Смелые слова. Я рассказываю ей, что я собираюсь с ней делать и как, и говоря это, я прикасаюсь к ней. От этого она возбуждается.

Очень интересно. Мне что, разговаривать с моей Лиз в то время, как мы спариваемся? Я пытаюсь изобразить в своем воображении, как говорю ей: «я собираюсь сейчас вставить в тебя свой член» и не представляю, как это может возбудить женщину. Но пара Зэннека выглядит чрезвычайно довольной. Я смотрю на него не без любопытства, поскольку из всего нашего племени Зэннек самый неразговорчивый.

Все же, если его пара нуждается в словах, она, должно быть, счастлива, раз одаривает его этими кровоподтеками.

Не выходят у меня из головы эти кровоподтеки на его шее в то время, как я иду рядом с Лиз, держа ее за руку. Слова. Смелые слова, когда я прикасаюсь к ней. Пожалуй, мне придется в этом попрактиковаться.

Так что, пока мы идем, я думаю о том, какие слова скажу Лиз и как.

Это намного сложнее, чем кажется.

***

Мы идем большую часть дня. Лиз сильнее многих женщин, но ее ноги короче моих, и я приноравливаюсь, чтобы идти с ней в ногу. Мы ушли не так далеко, как бы мне хотелось, но когда мы оказываемся рядом с пещерой охотников, я веду ее прямо к ней.

— Здесь мы остановимся на ночь.

— Ну наконец-то, — заявляет она самым драматическим образом. — Я уже с ног валюсь.

Я обхватываю ее лицо руками и замечаю, что ее веки налились тяжестью. Она улыбается мне, наклонившись ко мне.

— Ты мне не говорила, что устала, — упрекаю я осуждающим голосом.

— Мне не хотелось нас замедлять, — зевнув, говорит она.

— Лиз, — говорю я, совсем расстроившись. — Нам нет нужды торопиться. Еще очень долго мы будем в изгнании. Так что нам никуда не нужно спешить. Мне вовсе не хочется, чтобы ты шла до тех пор, пока устаешь настолько, что не в силах держать глаза открытыми, — я ласкаю ее мягкую щеку. Все мои идеи о сегодняшней ночи и спаривании с ней, в то время как я описываю все в малейших подробностях, уже улетучились. Она устала и нуждается в том, чтобы ей возле костра помассировали ножки и укутали в теплые шкуры. — Пойдем, — говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать кончик ее холодного покрасневшего носика. — Я разведу костер и согрею тебя.

Она лишь устало мне улыбается, глядя на меня ласковым взглядом.

— Эти идиоты считают, что изгнать нас вдвоем — это своего рода наказание. Сборище безмозглых тупиц! Но только они не знают, что я просто обожаю вот так быть с тобой.

Мое сердце до боли сжимается. Моя идеальная пара. Мне хочется прижать ее к своей груди и сражаться со всем миром, только чтобы она была в безопасности. Я снова глажу ее щеку, а затем первый захожу в пещеру, чтобы убедиться, что никто ее не занял. После того, как выясняю, что там все в порядке, входит Лиз… и испускает ах.

— Эта пещера такая большая! И теплая! — вдруг она в замешательстве хмурится. — А почему она теплая?

Я становлюсь на колени, чтобы в кострище разжечь костер.

— В глубине пещеры есть горячий водоем. Если хочешь искупаться, то мы можем это сделать.

— Боже мой, горячая ванна? А можно, чтобы здесь был наш новый дом? — ее глаза загораются от энтузиазма.

Я фыркаю.

— Крыша пещеры низкая, а пол неровный и по нему неудобно ходить. Уже через несколько дней тебе это надоест, но на эту ночь нам и этого хватит.

— Не будь таким кайфоломом, — дразнит она, произнося совершенно непонятные мне человеческие слова, но которые все равно заключают в себе привязанность. — Ну и ладно, тогда этим вечером мы насладимся купанием, а уже потом утром двинем дальше?

Я киваю головой в знак согласия и заканчиваю разводить огонь, затем кладу в кожаный мешочек чистый снег и засыпаю травы, чтобы приготовить горячий чай. Пока я занят, Лиз разворачивает постельные принадлежности и делает для нас гнездышко из шкур, но ее движения медленные и вялые, а когда постель приведена в порядок, она плюхается на спину и закрывает глаза.

Я подхожу к ней и начинаю снимать ее сапожки.

— Ты должна как следует выспаться.

— Да к черту спать, — молвит она сонным голосом. — Сначала я хочу искупаться.

— Тогда пойдем и искупаемся, — стащив с нее сапожки, я помогаю ей встать на ноги, после чего снимаю с ее стройного человеческого тела тунику и леггинсы. Она везде такая маленькая и стройная, за исключением ее грудей, которые для такого роста, как у нее, довольно большие и пикантно покачиваются. От одного их вида у меня всегда учащается дыхание, а член затвердевает. Соски у нее, как у женщин ша-кхай, но у нее они мягкие, даже когда напряжены, и такие бледно-розовые, что не устаю ими восхищаться.

Так и хочется их облизать.

Вдруг мне на ум приходят кое-какие слова, но я заглушаю их. Лиз хочет искупаться, а потом ей надо спать. Я не стану заставлять свою пару — свою беременную пару — спариваться, даже если это все, о чем я весь день и был в силах думать. Мои потребности могут подождать.

Чем дальше мы заходим в глубь, тем более низким становится потолок пещеры, а воздух сгущается влагой. Сам водоем ненамного больше, чем несколько ладоней в ширину, но он с чистой водой и выпускает много пара, а Лиз, увидев его, испускает стон абсолютного удовольствия. Ее рука сжимает мою.

— Детка, у меня в сумке мыло. Мы можем вымыть волосы и все прочее.

Вздохнув, я беру ее за руку.

— Ты окунись в воду. Я достану твое мыло.

— А ты ко мне присоединишься, когда вернешься? — с надеждой в голосе спрашивает она.

Как будто я могу держаться от нее подальше. Я помогаю ей спуститься в воду, а потом иду за мылом. Когда возвращаюсь обратно, я осторожно забираюсь в водоем рядом с ней, а затем тяну ее к себе на колени. Вода неглубокая, и мне надо согнуть ноги, чтобы погрузиться до плеч, но места тут вполне достаточно, чтобы я мог прижать свою пару к себе.