Перо серого беркута

— Как думаешь, как скоро нас начнут искать?

— Не знаю, Лери. Зависит от того, договорился ли Вайнер с диспетчером о времени возврата вертолета на базу.

— А в гостинице, в которой мы забронировали номер на один день?

— Ну, там у нас родственников нет, так что никто не будет переживать, что мы запаздываем, может быть мы вообще передумали…

— Верно.

— Но если администраторы гостиницы позвонят к нам домой и спросят — разбронировать ли номер по причине нашего отсутствия… боюсь, вот тогда мама поднимет на уши всю полицию и все спасательные бригады.

— Надеюсь на это.

— А в чем дело, дорогая, неужели ты думаешь, что мы не проживем одну-две ночи на свежем воздухе?

— Это совсем не смешно, Михаэль! Твоя мама очень нервная женщина, да она уже через час изведется вся. А ты говоришь — «одну-две ночи»!

— Прости, но я правда переживаю, у нас впереди ночь на самой высокой австрийской вершине. Я контужен и понятия не имею, как мы будем спускаться, вертолет в ущелье и с неба его не видно, спасатели нас просто обыщутся…

— Нас не увидят?

— Если догадаются подняться выше гор. А с самолета нас не заметят, с него обычно ищут крупные объекты, в нашем случае — вертолет, а его как раз не видно.

Они помолчали, глазея на туман-облако, который нежно окутывал вершины гор, потихоньку сползая в низины, надежно пряча своих пленников от посторонних взглядов и тем самым усугубляя работу спасателям. А ведь скоро ещё и стемнеет… Михаэль решил отвлечься от печальных мыслей и тихо спросил, поглаживая плечо жены:

— Так что там с беркутом, почему он столкнулся с нашим вертолетом?

Лери ласково потерлась щекой о его грудь, печально вздохнула и неторопливо начала:

— На самом деле я не знаю. Могу лишь только предположить… но прежде всего хочу спросить тебя, ты не знаешь — испытывают ли животные досаду?

— Досаду? — безмерно удивился Михаэль. — Хм, не знаю, не видел… а как они её выражают?

— Вот потому-то я и спрашиваю… Испытывают ли зверушки досаду? Я, понимаешь, почему спрашиваю... Потому что видела в одном фильме несколько эпизодов, которые заставили меня задуматься…

— Что за эпизоды?

— Любопытная лисичка вытянула шею, чтобы рассмотреть, чем занимается рыжий пёсик, но тут застрекотал вертолет, внезапно появившийся над лесом, лисичка суетливо затопталась на откосе, прикидывая и примериваясь, куда бы прыгнуть. Ястреб, кружа над полем, заметил кролика и только-только собрался спикировать на него, как кролик встрепенулся, прянул прочь и юркнул под коряги, услышав далекий стрекот мотора, ястреб как будто споткнулся в воздухе и громко, обиженно засвистел. Черный волк пригнулся для прыжка со скалы, чтобы наконец поймать рыжую собачонку, но его охоте снова помешал вертолет, выросший прямо над ним… волк на полусогнутых лапах, трусливо поджав хвост, тут же забыл о собаке, кинулся бежать, спасая свою плешивую шкурку. И весь фильм от собаки из-за того же вертолета убегала пума, которую пёс тщился догнать, чтобы передать ей под опеку осиротевших котят другой, убитой пумы… Мне его жалко было, только-только догнал, вот-вот котяток ей передаст, а тут с неба «тр-тр-тр-тр» раздается в самое неподходящее время и напуганная дикая кошка убегает.

— Надо же… А что это за фильм, Лери?

— «Погоня за Бенджи» или «Бенджи-охотник», его по-разному переводят.

— И как, он передал котят?

— Передал, конечно… — Лери улыбнулась. — После долгих невероятных приключений, погонь, всевозможных хитростей и потерь упорный пёс в конце концов добился своего.

— Рад за него, — кивнул Михаэль. — Но как это связано с нашим положением?

— Да просто мне в голову пришла абсурдная мысль — а что если беркут наш вертолет с досады протаранил?

— Действительно абсурдная мысль. Лери, с чего ты так решила?

— Ну представь, что он голодный, несколько дней не может никого поймать, вся дичь разбегается-разлетается от постоянного рокота вертолетов, снующих туда-сюда. Представь, как он примеривается для того, чтоб кролика сцапать, а кролик поднимает башку, носиком водит, ушки ставит торчком, слыша далекий стрекот, и шмыгает в норку, а несчастный, заклеванный свирепой супругой беркут спотыкается в воздухе, как тот ястреб из фильма, кричит-ругается с досады и… обращает взгляд своих злобных, немигающих глаз на странную громкую «стрекозу», которая своим стрекотанием мешает ему охотиться. И идет на таран, решив, что его смерть даст свободу и жизнь детям… И самка беркута не ждет супруга с охоты, она знает, что он не вернется, ведь красная стрекоза перестала шуметь.

— Лери, я тебе говорил, что у тебя слишком богатая фантазия?

— Говорил. И не раз… — вздохнула Лери.

Михаэль тоже вздохнул, прижал её к себе и поцеловал в висок. Другого объяснения всё равно нет, так почему бы не придумать вот это? Лери шевельнулась, заглянула в глаза:

— Слушай, а давай огонь попробуем развести?

— Как?

— Есть два-три способа, у нас два возможных — стеклом от часов и трением.

Михаэль посмотрел на часы и отстегнул их. Лери протянула ножик, липкий от смолы, Михаэль взял, выдвинул лезвие и подковырнул, аккуратно отделяя стеклышко от корпуса. Лери вытащила из сумки книгу и безжалостно вырвала несколько листов для растопки и разжигания огня, сходила в лесную зону за хворостом, а Михаэль тем временем попрактиковался в ловле солнечного лучика стеклышком на бумажку, удивляясь тому, что сам не додумался.

Вернулась Лери и свалила рядом здоровенную охапку веток, усохший стволик маленькой елочки и бересту. По её просьбе Михаэль поломал елочку на куски, и они вместе сложили пирамидку, потом начали попытки родить огонь. Догадались раздуть затлевщую бумагу, подставили кусочек бересты и после нескольких неудачных попыток всё-таки добились своего. Возле них запылал-затрещал костерок, вдумчиво вгрызаясь в сыроватые ветви. Успокоенные огнем, они ненадолго расслабились, потом Лери спросила:

— Встать ты сможешь?

— А ты куда-то торопишься?

— Да, Михаэль, тороплюсь, домой. Домой хочу, понимаешь?

— Понимаю. Попробую.

С величайшим трудом, еле сдерживая стоны, Михаэль сделал попытки встать на ноги, но бока словно задеревенели, и у него появились подозрения — что, возможно, сломаны ребра или что-то отбито внутри. Поняв, что двигаться нельзя, он осторожно опустился обратно на подстилку, удрученно глянул на жену и покачал головой. Лери окинула взглядом еловые лапы и спросила:

— Можешь ошкурить концы, чтобы было как ручки?

— Могу, — кротко ответил Михаэль, решив не спрашивать зачем.

Лери кивнула и потянулась за сумкой:

— Но сначала кассету развинти.

А вот зачем это, Михаэль тем более решил не спрашивать, а молча занялся делом. Фантазия у женушки была более чем богатая, она была неистощимой и бескрайно-безграничной, логика была такой же, труднообъяснимой. В ножичке, слава богу, нашлась и отверточка, простенькая, крестовидная, с её помощью Михаэль и развинтил кассету, попутно прочитав на торце название фильма: «Слоны мои друзья». Надпись была сделана от руки синими чернилами на полоске наклейки, запись с телевизора, что ли? За Лери велась такая привычка, записывать интересные фильмы и пересматривать их помногу раз. Развинтил кассету, отдал ей и, получив новое задание, принялся шкурить концы еловых лап.

Лери же занялась кассетой, разобрала корпус, вынула бобины с пленкой и, отложив в сторону, стала ждать, когда Михаэль закончит с рукоятками. Дождалась, дала понять, что ей нужны обе ветви, Михаэль послушно и без протестов пересел на снег и молча наблюдал за тем, как жена переплетает между собой боковые тонкие веточки широких еловых лап, скрепляя их прочной кассетной лентой. В результате после двух часов работы у Лери получилось что-то вроде санок-волокуш с древесными рукоятками, к ним Лери накрутила и пристегнула длинный ремень сумки, благо, что концы её крепились к кольцам на сумке карабинами. К тому времени прогорел и погас чахлый костерок, но его кончина их не расстроила, главное он уже доказал. А именно — что они могут разжечь ещё один такой же… Лери собрала все их нехитрые вещи и обратилась к мужу:

— Всё, готово, можем спуститься до лесной зоны. Здесь, в облаках и в темноте, нас всё равно не найдут, да и холодно всё-таки, а там, внизу, весна и зелень.

С этими доводами Михаэль вынужденно согласился. По указке жены улегся так, как она попросила, сама Лери впряглась в «оглобли» и потянула волокушу к краю, с подозрительной легкостью таща девяностокилограммового мужчину своим птичьим весом. Но вскоре Михаэль догадался, что еловые иглы всё-таки растут вниз и сейчас обращены назад, потому «сани» так легко и скользят по снегу… Так оно и оказалось, в нескольких местах вниз по склону Лери шагала рядом с санями, которые скользили-катились сами, влекомые всемирно известным земным тяготением — гравитацией.

Долго ли, коротко ли, но добрались, наконец, до зоны лесов. Здесь пока что тоже был снег, и Лери продолжала спуск, выбирая наиболее ровные участки их странного «санного» пути, старательно избегая голых скал-проплешин. В одном месте зачем-то подобрала здоровенный булыжник грязно-серого цвета, весом и размером с приличный кирпич, передала Михаэлю и попросила прибрать его в сумку. Что тот и сделал, подспудно гадая — зачем ей камень? — но так и не догадался.

Далее пришлось остановиться — закончился снег, под ногами у них теперь был голый камень, а ниже была и вовсе почва, поросшая альпийской камнеломкой. А ещё ниже высились деревья — кедры и сосны вкупе с каменной березой, елями и лиственницей.

Примерно здесь же Лери нашла и временное укрытие от ветра, дождя и прочих природных неожиданностей — невысокую скалу-полугрот, которая наклонно торчала над землей и своим навесом вполне служила крышей. Пристроив мужа под этим навесом, Лери отправилась за новой растопкой, Михаэль приготовил книгу и бересту, привезенную сюда с первого места. Вернувшись, женушка сгрузила рядом приличную охапку сушняка и принялась опустошать карманы куртки… к слову об этой куртке. Эта яркая желтая куртка из дешевого псевдо-шелка с оранжевыми вставками была знаменита на весь Зальцбург. По ней Лери узнавали за километр по прямой, и не было ни одного ребёнка, который бы не знал, что у куртки волшебные карманы, в которых запросто помещалась толстая книга стандартного размера и куча разной мелочи. Кроме того, куртка была очень старой, Лери лично на памяти Михаэля носила её уже очень много лет, восемь из них — точно. Его маме куртка не нравилась, и частенько потрепанная вещь служила поводом для придирок и ссор, мол, чего мужа своим видом позоришь, в старье да рванине ходишь?! Лери привычно отмахивалась и отвечала, что это её любимая куртка — она вообще была верна своим привычкам, а Михаэлю было просто всё равно, в чем ходит его жена. Вот и теперь Михаэль убедился в бездонности карманов лериной куртки, когда она выгребла из них аж килограмм травяного сбора — головки клевера, красного и белого, молодые побеги елей и лиственниц, ромашка, тоже головки, без стеблей. Михаэль скептически оглядел всё это луговое богатство и ядовито произнёс: