Перо серого беркута

— Ну, если ты и котелок найдешь в ближайшей лавке гномов… то согласен, травяной чай будет очень вкусным.

Лери озадаченно глянула на мужа, сунула в рот головку красного клевера и, спокойно жуя, принялась выстраивать пирамидку из веток для будущего нового костра. Михаэль невольно заткнулся, растерянно глядя на цветки — это, что же, можно есть? Оказалось, можно. Красный клевер оказался очень сладким, белый — кашка, был несладким, но тоже очень вкусным, ромашка по вкусу оказалась похожей на укроп, а побеги ели и лиственницы — кисленькими и смолистыми. Жуя то, что в обычной ситуации никто бы не подумал есть, супруги Гренкович терпеливо и со многими новыми ошибками долго разводили огонёк. Но в конце концов они добились своего — весело и обнадеживающе запылал костер, и вовремя, начало темнеть. Вокруг них постепенно сгустились синие сумерки, потемнели небо и деревья, и чем темнее становилось, тем ярче казался костер и острее взлетающие в темное небо золотые искры. Воду из единственной бутылки они давно выпили — против жажды не поспоришь, а экономить пол-литра жидкости как-то глупо. Они сидели привалившись спинами к шероховатой бархатно-серой стене, тесно обнявшись и бездумно, слепо глядя на пляшущее пламя, оба знали, что раньше утра их не станут искать и надо как-то пережить эту ночь. Уставшая Лери задремала, положив каштановую голову на крепкое и надежное плечо мужа. Михаэль же решил не спать, бережно прижимая к себе спящую супругу, он задумчиво смотрел на огонь и вслушивался в звуки ночного леса — треск горящих сучьев, шипение огня, когда ему на огненный клык попадали капельки смолы… противный, какой-то занудный комариный звон, шорох листвы и тихий скрип древесных стволов, когда на них в темноте натыкался ветер.

Дыхание Лери стало глубже, она крепко заснула и во сне съехала с плеча на грудь, сонно заерзала, устраиваясь поудобнее, снова замерла, Михаэль понадеялся, что надолго. Пусть поспит, пусть… ей сегодня много пришлось поработать, не считая того, что они чуть не погибли. Он грустно посмотрел в черное небо, усеянное звездами — надо же, он и не заметил, что они загорелись — серый беркут, что же ты наделал? Мало того, что сам погиб, так ещё и пилота угробил… а два человека сидят теперь у черта на рогах и понятия не имеют, как спуститься с горы без альпинистских снаряжений, без пищи и воды.

Заметив, что костер слабеет, Михаэль подбросил новых веток, которые с благодарностью подхватил огонь и смачно принялся их грызть. Убийственно медленно ползло время, сопровождаемое тиканьем часов, это тиканье звучало фоном и навевало дремоту, и настал миг, когда Михаэль, измученный болью и температурой, провалился в тяжелый, обрывистый сон, полный невнятного бреда. Что ему снилось, Михаэль не запомнил, когда внезапно проснулся от глухого стона Лери. Костер погас, но при свете месяца и звезд мужчина всё-таки рассмотрел искаженное болью лицо жены, встревоженно потряс за плечи, вырывая из капкана беспамятства. Позвал:

— Валерия? Лери, проснись, тебе плохо…

С глухим, сдавленным воплем Лери проснулась, села, рывком расстегнула куртку. Содрав её с себя, тут же лихорадочно стянула через голову водолазку, следом в траву полетела майка, а когда её руки ухватились за лифчик, Михаэль гулко кашлянул, прерывая неожиданный стриптиз:

— Лери, что случилось, неужели тебя муравьи покусали?

— Заткнись, умный доктор! — раздраженно рявкнула Лери. — Молоко лезет, я ребёнка только сегодня утром покормила. Ужина у него не было, если ты не заметил…

— О, прости! — растерялся муж. — Ты его куда-то сцеживала?

— Да, с помощью молокоотсоса, он дома остался, мы же с тобой рассчитывали вернуться домой ещё до ужина.

— Руками можешь?

— Могу… но мне прикоснуться больно, так распирает…

Она всё-таки сняла защитный бюстгальтер, и Михаэль увидел полную грудь с болезненно распухшими сосками. Даже на вид она была горячей, в чем он убедился, едва прикоснувшись к ней пальцами. Лери со свистом втянула воздух, сильно вздрагивая от боли. Поддавшись какой-то спонтанной, нежданной мысли-интуиции, Михаэль склонился к жене и, бережно обхватив снизу большой ладонью тяжелую грудь, припал к ней ртом и обхватил губами сосок. Всосал горячую, горьковато-соленую влагу, задержал во рту и, отвернув лицо, сплюнул, припал снова, собрался было повторить, но… Лери облегченно вздохнула, запустила пальцы в его волосы и слегка прижала голову, и Михаэль передумал, проглотил и принялся спокойно сосать грудное молоко. Облегчая тем самым нечаянные страдания Лери. После нескольких первых глотков сменился его вкус, молоко стало сладковатым, так что из второй груди Михаэль осознанно выплюнул две-три порции, а остальное дососал, невольно ощущая себя телёнком…

Потом он помог жене одеться и, натянув на нее куртку, снова пристроил у себя на груди, нежно обнимая. Лери слабо и благодарно вздохнула и, прижавшись к нему, сразу заснула, не обращая внимания на ночную прохладу. Незаметно для себя Михаэль заснул только под утро и крепко проспал аж до девяти часов, тем самым хорошенько выспавшись, а когда он проснулся, вокруг разгоралось солнечное и очень теплое утро. Кроме того, пробудилась и его природа, настойчиво требуя облегчить мочевой пузырь. Кое-как разогнув одеревеневшее тело, Михаэль встал и прошел за скалу по зову той самой природы. Вернувшись на место, он задумался — а где жена? Почему он проснулся один? Впрочем, сидеть в одиночестве долго ему не пришлось, Лери вскоре вернулась и протянула ему бутылочку. Вода?

— Лери, ты что, водопад поблизости нашла?

— Нет. Это березовый сок, за час как раз пол-литра-литр набирается. Пей, экологически чистый продукт.

После чего осторожно достала из кармана восемь некрупных яичек, чуть побольше перепелиных, и горсточку орехов. Михаэль округлил глаза и вопросительно уставился на Лери, та вздохнула:

— Яйца я нашла в птичьем гнезде, вроде каменная куропатка, орехи позаимствовала из прошлогодних беличьих запасов. Видимо, белке они не пригодились ввиду мягкой зимы или она просто забыла, где её заначка, такое тоже случается.

— А-а-а… а я-то подумал, что ты нашла маленький лесной магазинчик! — весело пошутил Михаэль.

Он хотел поделиться, но Лери отказалась, сказала, что перекусила на месте, а то, что осталось, она принесла ему. На всякий случай Михаэль решил поверить. После скудного, но невозможного в этом месте завтрака муж обрадовал жену тем, что он способен передвигаться, видимо отлежался за ночь и теперь ему не так больно ходить. Что они и сделали — потихонечку отправились вниз по склону, в надежде как-то спуститься или выйти на открытое место, с которого их могут увидеть спасатели. Спуститься не получилось, после нескольких часов скитаний по лесистым скалам они вышли на край плато, которое утесом обрывалось вниз отвесной стеной. Зато здесь был такой открытый простор на все три стороны света, что супруги решили здесь и остаться, дождаться помощи. Нашли местечко поудобнее, устроились и снова разговорились, а что ещё делать-то…

— Михаэль, подари мне ножик, я его МакГайвером назову…

— Бери, конечно, считай, что он уже твой.

— Хорошо… — удовлетворенный вздох и после небольшой паузы: — Михаэль, расскажи о Лили.

— С чего ты вдруг заинтересовалась моей бывшей?

— Ну… просто так. Какая она была?

— Подлая она была. Никогда не прощу ей за то, что сбежала от меня с ребёнком.

— Ты её ненавидишь?

— Нет… — Михаэль вздохнул. — Не знаю. Мне просто больно от того, что где-то у меня сын-первенец растет… Я хотел его забрать, но его родственники даже не дали с ним увидеться. Пригрозили полицией, а я молодой, сам ещё мальчишка, только-только из армии вернулся, дедушку только что похоронили, мама дом продала. Мы с ней вместе в двухкомнатной квартире ютились, а тут ещё и я женился, привел молодую жену… Они друг друга поедом ели, каждый день скандалы на пустом месте устраивали. Мне кажется, именно из-за этого Лили и сбежала, когда поняла, что беременна и появится маленький ребёнок, которого просто негде устроить. Дура. Ну что ей стоило подождать до родов, я же работал, копил деньги на адвокатов, чтобы отсудить у матери долю с проданного дома, а потом выкупить его. Спокойно бы въехали. Так нет же, поторопилась. И письмо дурацкое прислала с фотографией моего сына, мол, не ищи меня, уехала далеко, другой папа поверил, что мальчик его, недоношенный, но рожденный в срок… Тьфу, слов нет!

— Фотография? Ты сказал… есть фотография?!

— Ну, есть, а что?

— Так с её помощью можно найти твоего сына! Сколько хоть ему лет?

— Э-э-э… четырнадцать должно быть.

— Да нет, на фотографии.

— А! На ней ему годик.

— Нормально, можно состарить фотку. Фоторобот составим, в газетку разместим, и вперед.

— Правда? Интересно, а Северуса можно так найти?

— Какого Северуса, Михаэль, ты о чем? Северус дома…

— Ой, прости! Я имею в виду моего младшего брата, которого забрали какие-то подозрительные типы, когда ему было три года.

— Я думала, мы сына в честь дедушки назвали, а у тебя, оказывается, был брат с таким именем… А принца Датского у тебя в родственниках нет? Не отвечай, это был риторический вопрос.

Михаэль вздохнул и упрямо вздернул подбородок, покрытый суточной щетиной:

— Фотографии Северуса и отца у меня есть. Мой брат на папу похож.

— Ну хорошо-хорошо, — сдалась Лери. — Поищем твоего брата. А его точно надо искать? Что если он сам не хочет…

— Лери, ему было три года, он был совсем крохой и его насильно унесли из дома, я это точно помню, мне было восемь лет.

Снова помолчали, потом Михаэль нерешительно спросил:

— Лери, ты прости мне моё любопытство… но зачем тебе камень?

— Какой камень? — не врубилась Лери. Михаэль полез в сумку и достал вышеупомянутый булыжник. Лери фыркнула и воздела глаза к небу:

— А-а-а… Совсем про него забыла. Ну никак не избавлюсь от этой дурацкой привычки — собирать интересные окаменелости. Это не просто камень, это аммонит, присмотрись.

Михаэль озадаченно всмотрелся в каменюку и увидел на нем какие-то разводы, складывающиеся в очень знакомый узор, и понял, что держит в руках ископаемую древнюю морскую улитку. Огромную окаменелость, возраст которой исчисляется миллионами и даже миллиардами лет. Хм, морское ископаемое, найденное на горе…

— Здесь что, когда-то было море?

— Да, Михаэль, здесь было море, давно-давно… Как ты думаешь, если её покрыть лаком и положить на полку, она будет напоминать нам о наших приключениях?

Михаэль не успел ответить — вдали раздался долгожданный и такой желанный рокот вертолетного мотора…

Конец