Письма

— Неужели все адвокаты такие черствые? Вам работать только в морге с мертвецами, сэр! И то вряд ли они вам угодят! — как-то в порыве гнева выкрикнула мисс Грейнджер, доведенная до очередного приступа отчаяния.

Снейп дернулся, как от удара. Но его тон как всегда звучал холодно, но Гермионе показалось, будто в комнате стало темно и зябко:

— Я подумаю над вашим предложением, мисс.

Гермиона терзалась целую неделю, ощущая кожей напряжение между ними. Снейп не забыл, а вина не давала ей возможности забыть. Неделю Гермиона не находила себе места, каждое слово, произнесенное вежливым равнодушным тоном, строго по делу, резало ей душу. На все попытки завести разговор, косвенно связанный с делом, мистер Снейп молча кивал и ограничивался следующим:

— Делайте как считаете нужным.

Гермиона за полгода работы на Снейпа успела изучить его привычки, а также знала, что часто у него заканчиваются пастилки от горла, которое ораторствовало без устали то на заседаниях, то на лекциях. И потому, взяв у отца в аптеке нужную пачку, незаметно заменила пустой коробок. Снейп, уходя на заседание, без внимания залез в стол, взял пачку, безучастно кивнул ей и ушел. Грейнджер же вся обмирала от мысли, если заметит, то поймет, что лазила по столу… но она рискнула сунуть нос в общий отсек и только!

Вернувшийся к обеду, Снейп был спокоен, но что-то переменилось, это ощущалось во взгляде. А к обеденному перерыву Гермиону ожидало карамельное яблоко в качестве вознаграждения. С тех пор лед тронулся, и секретарь и ее работодатель помирились без лишних слов.

И теперь приятная незаметная мелочь в виде ее любимого карамельного яблока за обедом (Снейп не любил сладкое) и коробки пастилок стали символом примирения между ними, если ссора была действительно крупной.

Пользуясь тем, что Снейп вышел из кабинета, Гермиона вытащила конверт и прочла машинописное письмо. Таинственный незнакомец выражал понимание и воздавал хвалу ее осторожности и благоразумию, но не оставлял надежды, что она все же ответит ему. В это простое послание вплетались риторические рассуждения о природе надежды и чаяния, а также связи осторожности и природной опасности. Письмо смутно отдавало философичностью, впрочем, без излишней занудности.

В следующий миг вошел Снейп, и Гермиона едва успела спрятать письмо.

— Что у вас там, мисс Грейнджер? — весело спросил он.

— Ничего, сэр, — ответила смущенная девушка.

— Надеюсь, это не очередные безграмотные анонимные поклепы.

Гермиона залилась краской и не нашла что ответить.

— Нет, сэр. Просто список дел…

— Хорошо, мисс Грейнджер. Порядок — есть залог успеха. Я уезжаю к клиенту, буду поздно, вы сегодня свободны, — Северус привычно встряхнул коробок с никогда теперь нескончаемыми леденцами.

— Спасибо, сэр.

— Я подвезу вас.

— Спасибо, сэр, но…

— Сегодня отказ не принимается, — Северус захлопнул папку и взял ее под мышку.

Мисс Грейнджер покорно надела шляпку и накинула на плечи шаль, затем взобралась в кэб. Предстояло несколько мучительно молчаливых минут. Снейп сел напротив, постучал тростью в потолок, и кэб тронулся. Гермиона рискнула все ж спросить:

— А что за дело, сэр?

Обычно она не любопытствовала, если Снейп сам не рассказывал.

— Обычные наследственные дела, мисс, — он позволил себе скупую улыбку. — Как всегда, когда дело доходит до дележки многомиллионного наследства, в ход идут любые грязные методы, и внезапно объявляется толпа страждущих в виде незаконнорожденных и других дальних родственников.

Гермиона кивнула — такие дела для Снейпа были чем-то вроде отдыха, этим и объяснялось его благодушное настроение.

— Остается надеяться, что вы уладите все быстро.

— И не выходя за рамки закона, — Северус кивнул, когда кэб остановился рядом с ее домом.

— До свидания, сэр.

— До свидания, мисс Грейнджер.

Следующее субботнее письмо было миролюбивым и полно шуток и острот на тему предыдущего, якобы философствования — это признак человека начитанного, но наверняка не слишком умного, так как вызывает такие побочные эффекты как сонливость и скуку. Гермиона хихикнула — больно уж забавным это было, и взялась за перо.

В понедельник мисс Грейнджер бодро перепечатала ответ, пользуясь тем, что Снейп был погружен в свои дела, спрятала добротный лист бумаги в карман, а после работы отправила письмо по указанному адресу. Ответ не заставил себя ждать. Сумбурной радости тона не было. Незнакомец в вежливой манере благодарил мисс Грейнджер за оказанную милость и отмечал, что не собирается компрометировать мисс, и что никто не узнает об их переписке.

У Гермионы отлегло.

Установился такой порядок писем. От незнакомца Гермиона получала письма по вторникам и субботам, а сама отправляла письма в воскресенье и четверг.

Это было безумием, но Гермиона видела в этой машинописной переписке свет в окне. Безусловно, она осознавала риск, но откровенности излишней не позволяла. А незнакомец, казалось, радовался только тому факту, что получает от нее письма. Мисс Грейнджер порой было стыдно за них — обыденный рассказ о прошедшем дне, беглое рассуждение о погоде, намек на обсуждение прочитанного романа. И все же она соткровенничала и написала, что из французских поэтов ей нравится Бодлер, Рембо и Верлен. И каково же было ее удивление в следующем письме найти приятное приложение — томик Валери, которого она хотела прочесть.

Гермиона взялась за перо. Писала, что признательна за столь опасно роскошный подарок и не может его принять. Ответом ей было веское замечание, мол, это его собственное решение, кому и что дарить, а также предупредительная мысль, что за такой подарок он ничего не потребует от нее взамен и что это было сделано от всей души.

Машинописно-эпистолярный роман затянулся аж до осени. И письма становились все откровеннее, все глубже, некоторые высказывали настолько прямые желания и фантазии, что сердце замирало где-то в пятках. Гермиона перечитывала украдкой те места, где незнакомец был бы рад осуществить свою грезу: обнять ее, прижать к себе, коснуться губами ее руки и никогда не отпускать… Очень часто воскрешала в памяти дорогие сердцу места, вызубренные наизусть:

«Мне бы хотелось взять Вашу руку в свою. Сжать Ваши тонкие пальцы, покрыть их поцелуями и особенно нежно мозоль от частого писания на среднем пальце. Мне бы хотелось согреть Ваши прохладные руки в своих, чтобы Вы не пользовались перчатками и не дули на них, даже во время работы, когда камин прогорал, а Вы не набирались решимости подкинуть туда дров…»

Как-то за этим занятием застал ее Снейп. Критично оглядев ее мечтательный вид за машинкой, этот враг всего нежного и человеческого в этой жизни бездушно разломал грезы:

— Вы подготовили машинописный акт обвинительного приговора?

Но Гермиона была настолько счастлива, что даже не обратила внимания на недовольно поджатые губы Северуса, и с невозмутимым видом подала напечатанные листы.

В своих ответах незнакомцу под литерой «U.Er» Гермиона описывала, как проходит ее день, касалась и фигуры Снейпа. Она старалась преподносить информацию фактически, но не выходило. Обида порой прорывалась в письмо. Незнакомец был терпелив, не журил ее за излишнюю порой эмоциональность, но по тону Гермиона понимала, что он старше и видит человеческую натуру лучше — ее адресат объяснял, почему мистер Снейп так или иначе себя ведет, и когда стоит на него по-настоящему обидеться. Обычные субъективные причины в виде усталости, неполадок с делами, напряжения на работе находили свои связи с поведением Снейпа. Что удивительно, ее поклонник по переписке попадал в точку и помогал ей проникнуться обычным пониманием к Снейпу. Гермиона стала внимательнее присматриваться к Снейпу и подмечать, когда он действительно был усталым или несколько раздражен судопроизводством.

Однажды он пришел за три минуты до конца ее рабочего дня с, казалось, обычным видом, только вымокший до нитки. Но опущенные уголки губ, глубокая складка меж бровей подсказали Гермионе — раздражен, может, и подавлен. Она молча вышла из кабинета, а вернулась с чашкой чая и кусочком пирога с яблоками. Снейп принял чай, съел пирог и не укорил ее за такое своевольство.

— Почему вы не отправились домой? — голос его звучал тихо.

— У меня здесь дела, сэр, и я ждала вас, чтобы передать бумаги.

Северус допил чай. За окном по-прежнему лило как из ведра.

— Спасибо, мисс Грейнджер. Вы… хорошо справляетесь со своими обязанностями, — Гермиона так и замерла, удивленно раскрыв рот. — Я вызову вам кэб.

Чем больше Гермиона рассказывала своему «U.Er» о Снейпе, тем больше и узнавала его и проникалась интересом. Конечно, ее незнакомец не ревновал и терпеливо отвечал на вопросы о человеческой, в частности мужской натуре. Гермионе всегда в такие моменты казалось, что звучит голос Снейпа, только без привычной деловой сухости, а как в те редкие минуты, когда в нем просыпалась человечность.

Письма не теряли и своей романтической составляющей, но на все прямые предложения реальной встречи то незнакомец, то Гермиона находили причины для отклонения такого замысла. Гермиона боялась, что в реальности разочарует своего незнакомца, хотя письма наводили на мысль, что он видел ее, наблюдал за ней, раз знал, где у нее мозоль от перьев на пальце, как она поправляет прическу, стоит ей снять шляпку, как она выглядит, когда смотрит в окно, думая о своем… как держит осанку и как порой высовывает кончик языка, увлеченная делом. А вот он… о своей внешности высказался коротко и непритязательно: «Обычный джентльмен средних лет».

Гермиона предпринимала попытку узнать и поймать своего адресата. Но на все вопросы насчет родословной, дома, возраста и прочих данных незнакомец отделывался описаниями, но не четкими данными. И это настораживало. Гермиона провела тщательный анализ писем, выписала канцеляризмы, которые проскакивали в первых письмах, выявила синтаксическую структуру предложений, в очередной восхитившись безупречностью слога и художественностью отдельных описаний, а вот лирические места аж снова вызвали трепет.

Доходило до того, что отправляя письмо, она ехала к адресу, который указывала и ждала по нескольку часов своего незнакомца, но тот был неуловим. А после пришло письмо, где ее поклонник просил не пытаться выследить его. Затем письма стали приходить раз в неделю. На все вопросы обиделся он или нет, Гермиона не получала прямого ответа.

Был канун Рождества.

Снейп же в последнее время стал каким-то особенно черствым и придирчивым. Но по-прежнему пользовался нескончаемым запасом пастилок и принимал в особенно тяжелые минуты чашку чая.

— Что-то не так с бумагами, сэр? — Гермиона сидела рядом, поглядывая на Снейпа.

Он процедил:

— Нет.

Грейнджер помолчала, затем решилась:

— Что-то случилось… личного характера?

Северус долго молчал, затем ожег ее мрачным взглядом:

— Нет, мисс. У меня нет таких… потребностей, как вы когда-то отметили ранее.

Гермиона поняла, что он до сих пор припоминает это сравнение с могильщиком. Ей стало стыдно.