Ничего не кончилось

— Да… да…

Вся та любовь, что я пытался искоренить в себе, вернулась с новой силой, потому что на самом деле ничего не кончилось. И это меня вывело из себя больше всего. Как она могла?

— Как ты могла лишить нас этого? — прорычал я, но она не слушала. Она покорно лежала с закрытыми глазами, и я впитывал этот невообразимо прекрасный образ.

— Гарри… Гарри…

Я держал её ноги высоко и размеренно двигался, то проникая, то оставляя горячую глубину. Гермиона взглянула на меня затуманенными страстью глазами и подняла руки к своей груди, обхватывая ее.

Продолжая вторгаться в Гермиону, я чувствовал, как степь, в которую превратилась моя жизнь, наконец прорастала зернами надежды. Но я хотел большего. Я хотел жарких тропиков, поэтому просто заниматься любовью, медленно и нежно, мне было мало. Я хотел именно брать. Брать то, что давно было моим. Резко, жестко — без компромиссов.

Я немного наклонился и положил её ноги себе на плечи, начав двигаться быстрее, проникая членом на всю длину. Я заполняя её да самого конца, вызывая вскрики на каждом толчке. Пару минут спустя я соскучился по её солёным от слёз губам. Потянулся к ним, широко раздвигая молочно белые бедра, и накрыл её тело, вжимая в кровать и впиваясь рот, заглушая влажные стоны.

Она обняла меня за шею, впиваясь ногтями мне в шею, прекрасно зная, как мне должно нравиться, а я начал двигаться быстрее. Ещё быстрее.

И вот её бедра приходят в движение навстречу мне, и мы сталкиваемся в одной точке, не разрывая взглядов. Пышные локоны на голове подпрыгивают в такт острым толчкам, а губы раскрываются, чтобы произнести:

— Да, Да. Пожалуйста. Быстрее.

Как только она закрыла от удовольствия глаза, я начал рычать, сопровождая словом каждый свой рывок.

— Смотри. На. Меня. Чувствуй. Это.

Её колени согнулись и сжали мне бока, и Гермиона застонала еще громче, умоляя меня продолжать и дать ей нечто, что давно стало обоюдной болезнью...

Давая желаемое, я начал яростно двигать бёдрами, стараясь выбить всю ту дурь, что наполняла её голову в тот момент, когда она закончила наши отношения без моего ведома. Она лишила меня сердца, когда изнасиловала мой мозг!

Без остановки вбиваясь в хрупкое тело, я чувствовал, как стенки влагалища начинают сокращаться. Я ускорил движения, и её губы раскрылись в немом крике.

Гермиона начала биться в оргазме, пытаясь мышцами вытолкнуть меня, но я рухнул на неё всем своим весом, двигая лишь бедрами, и наконец почувствовал, как член начал выпускать струи, заполняя тело, давно ставшее для меня наваждением.

Случись это одиннадцать лет назад, мы бы растили общих детей. Дура, какая же она дура. Стало тошно от себя — от неё.

Я быстро встал и, очистив себя, начал одеваться. Гермиона не шевелилась — лежала и дрожала от перенесенного удовольствия. Будь я тем Гарри из сна, я бы лёг рядом и обнял её влажное тело, признался бы в любви и целовал, пока желание вновь не затуманило бы наш разум, но того влюбленного мальчика больше не было, она убила его.

Я просто оденусь и уйду, как ушла когда-то она, разрушая мое сознание.

Одевшись и повернувшись к двери, я вспомнил, из-за чего, собственно, требовал её внимания.

— Правду, Гермиона. Откуда Малфой знает?

И спустя продолжительное молчание в тишине кабинета, наполненного запахами женский выделений, пота и спермы, прозвучал ответ, за который я возненавидел Гермиону ещё сильнее. Потому что она убила последнюю надежду на семейное счастье.

Джинни все знала.