Успеть и продержаться

Продержаться

— Мистер Малфой, вы опозд…

— Да, мы согласны, — выпаливает Драко адреналиновой скороговоркой, краем глаза фиксируя солнце над горизонтом и слабый кивок запыхавшейся Грейнджер.

Напыщенный маг с министерской нашивкой на мантии не особо изящной Левиосой нахлобучивает им на головы венки, сплетенные из тех же листьев, что и арка.

— Приложите палочки, — сварливо кудахчет он, дергая щуплой шеей. Его щеки трясутся, что делает его похожим на старого выцветшего индюка.

Они слаженно, словно один организм, прикладывают палочки к ветхому пергаменту.

— Соедините ладони, — командует регистратор и без паузы производит сложный пасс, будто обвязывает их руки невидимой лентой.

— Объявляю вас мужем и женой, — сухо заканчивает едва начатое, вручает Драко пергамент и исчезает с хлопком, оставляя новоиспеченных супругов под аркой.

— Я думала, мы аппарируем в Министерство.

— Ты хотела осеннюю свадьбу на пленере, не хотела церемонии…

— Ты!..

— …и никого лишнего рядом…

Она бормочет что-то про кретинов, понимающих всё буквально.

— Прости, этот индюк слегка подпортил…

— Малфой!

— От Малфой слышу, — Драко не может перестать улыбаться. Теперь ему море по колено, и последняя часть уже не представляется такой… нереализуемой. Он стремительно достает из кармана коробочку. Гермиона протягивает руку, но не позволяет ему поймать свою кисть. Драко без боя отдает кольца. Она долго и пристально изучает их: пару обручальных с рунической вязью по ободку и помолвочное — аккуратное серебряное с небольшим неброским камушком. Вся группа удостаивается одобрительного кивка. Прежде чем Драко успевает вытащить первое, Гермиона ловит его руку и сама натягивает кольцо, наблюдая за его лицом. Пусть наблюдает, последовательность значения не имеет, кольца вообще не имеют значения. Оба своих кольца она тоже надевает самостоятельно — да Мерлина ради!

Теперь они должны поцеловаться? Вроде бы так делают жених и невеста. Драко хочет пропустить эту конкретную часть традиции, ведь действие может привести к непоправимому. Но Грейнджер не дает ему времени на раздумья. Вместо того чтобы приблизиться, она делает шаг назад, разводит полы платья и легко откидывается на ковер из травы и листьев. С распущенными намотать-их-на-руку волосами, кроваво-красными губами, в кружевном белье и чулках! Благо на ногах простецкие балетки — шпильки стали бы последним гвоздем в ящик с его планами.

— Иди ко мне, — манит его нежным пальчиком с алым ногтем.

Последний гвоздь все-таки вбит.

Драко изо всех сил старается сконцентрироваться на задаче и не думать… о желанной женщине напротив.

— Я запланировал ужин, — скалится он, стараясь натянуть на лицо уверенность, и протягивает ей руку.

— Мы можем сразу перейти к десерту, — шепчет несносная ведьма, легко поднимаясь и крепко прижимаясь к нему. Это та самая женщина, которая собиралась выставить его за дверь без права на апелляцию? Драко чувствует ее твердые соски под тонким кружевом. В нос ударяет смесь запахов: духов, пота и возбуждения. Сердце стучит так, что грозит пробить грудную клетку. В ушах шумит. А может, хер с ним, со всем остальным? Пусть скользкий гад подавится своим лордством! Есть что-то эдакое в консуммации магического брака посреди магловского парка.

За спиной кто-то смеется, и с Драко слетает наваждение. Он прикрывает собой невесту (дьявол, уже жену!), та невербально приводит наряд в пристойный вид, шипя про тупиц и применение Репелло Маглетум.

Проходящая мимо парочка окидывает их удивленными взглядами. Ах да, на них странные венки.

Дыхание касается его уха. Черт возьми, от вздохов он сегодня еще не возбуждался! Новый уровень взят. Драко вызывает из самых темных глубин сознания образы бывших прихвостней и пытается воскресить в памяти их манеру поглощать пирожные с кремом — по-гасконски, с двух рук. Но воображаемые Крэбб и Гойл отказываются подчиняться и с двух рук мастурбируют на Гермиону Грейнджер-Малфой.

— Ты не договариваешь, — отстраняясь, констатирует Грейнджер факт, известный им обоим, и прекращает умышленно соблазнять его. Будто не осознает, что она вся — живой соблазн.

Малфой так измучен происходящим, что уже не уверен в своей способности начать и кончить, когда эти долбаные часы (ее подарок) наконец покажут нужное время. Он снова раздраженно на них пялится. Осталось продержаться четыре часа и четырнадцать с половиной минут. Секундная стрелка будто дразнится, неохотно соскакивая с насиженного места на следующую отметку, а потом еще более неохотно спрыгивая с нее. Гребаные стрелки! Гребаный отец! Гребаное всё!

Между ним и циферблатом возникает маленькая ручка.

— Ждешь, когда можно будет закончить этот фарс? — спрашивает Гермиона.

— Что? — иметь дело с очередной ее надуманной версией нет сил. Не то чтобы у нее нет права что-то надумывать...

— Я про наш брак. Поспорил со своей Панси?

— Грейнджер, ты бредишь от счастья? Что за мысли?

— Ты знаешь, как работает мой мозг…

Самая большая чушь, которую он слышал сегодня. Никто этого не знает.

— Я сопоставляю факты и делаю выводы. Ты боишься близости со мной.

— Херня, — обидно срезаться на финишной прямой, но он готов… ну почти.

— Наш брак не консуммирован. В полночь он станет недействительным, — равнодушно пожимает плечами она.

— Кто тебе наплел эту... — теперь у него проблемы с подбиранием эпитетов. По ее лицу он понимает кто. Осознание, что старый мерзавец решил его обыграть, заручившись поддержкой Грейнджер, ударяет, словно бладжер, под дых. Так вот к чему все попытки заставить Драко сорваться! Это была не месть. Люциус знал, на что благословляет сына. Он решил дать ему в руки желанное, а потом отнять. Если нужно выбирать, то выберет Драко ее, и пусть урод выкусит!

— Идем!

— Стой, — Гермиона хватает его за руку. Ее глаза светятся пониманием. Теперь и она знает, что их заставили играть за разные стороны. Что же... вдвоем они смогут сыграть против кого угодно.

— Когда? — задает Гермиона вопрос, и Драко хмурится. Неужели она думает, что он может ответить? Яркие карие глаза опускаются на циферблат. Она гениальна!

* * *

Двое сидят за низким столиком. На столике доска с волшебными шахматами и механические шахматные часы. Судя по количеству оставшихся на доске фигур, играют эндшпиль.

Еще одни часы — тоже механические, но с капелькой волшебства — висят на стене, закрывая собой самую верхнюю часть родового гобелена.

Сухопарый колдун со светлыми длинными волосами громко щелкает часами и почти неслышно нашептывает команду коню. Конь стремительно передвигается по доске. Грузный и потный противник впивается толстыми пальцами в усы и, клацнув в свою очередь часами, быстро наговаривает что-то ферзю. Сухопарый делает ленивое движение, подталкивая своего ферзя, и объявляет, противно растягивая гласную:

— Шах!

Если бы не быстрые взгляды то на настенные часы, то на гобелен, он казался бы абсолютно расслабленным. Маска безмятежности слетает с него в тот миг, когда на гобелене появляется новый побег, оплетающий последний в ряду портрет. На побеге медленно формируется изображение.

— И мат, Паркинсон, — добавляет он со смешком.

— Ты доволен, — с досадой говорит его визави, оборачиваясь на гобелен.

— Еще бы, — цедит светловолосый, — приятно осознавать, что у сына есть яйца. Боюсь, не так приятно осознавать их наличие у дочери.

— Э нет, Люциус, — качает пальцем Паркинсон. — У моей дочери все устроено, как положено, а вот насчет твоей невестки я бы поспорил. Они обставят тебя, мой скользкий друг, как пить дать обставят.

Люциус цокает языком и кривит губы.

— Драко ни за что не продержится столько времени! — пожимает плечами он, переводя взгляд с гобелена на часы, и продолжает как ни в чем не бывало: — К тому же я подстраховался. Мой сын слишком полагается на подарок грязнокровки.

— Погрешность?

— Минута, — неприятная усмешка обнажает желтоватые зубы.

— Это подло.

— Я пока не готов уступить место главы рода.

— У него все еще есть шанс.

— Тогда грязнокровка будет женой на час.

— У нее есть фора почти в шестьдесят секунд. Сомневаешься в ее способностях?

— Я не прогадаю в любом случае, — фыркает Малфой.

Они играют еще одну партию, а затем еще одну. Когда Люциус выигрывает четвертую, стрелки больших механических часов сходятся на отметке двенадцать.

Из окошка высовывается фарфоровый джарви, напевая первые ноты гимна Хогвартса.

Люциус Малфой переводит глаза на гобелен и хищно улыбается.

* * *

Драко лежит на спине на мягких простынях в спальне Грейнджер. Ее волосы щекочут плечи и живот, его рука лениво водит по ним, слегка запутывая, пока она бубнит ему в грудь что-то про часы, заколдованные синхронизировать время с Гринвичем в последние две минуты суток, если им случилось уйти вперед или отстать. Он же все еще проигрывает в голове то, что произошло только что. После четырех самых длинных в его жизни часов, в равной степени наполненных мукой и удовольствием, после паники оттого, что секундная стрелка стала двигаться вдвое быстрее, ему хватило одного настойчивого «кончи сейчас, Драко», сказанного командирским голосом его (Мерлиновы сиськи, в это все еще сложно поверить!) жены, и нескольких фрикций. И это было не поражение.