Одно иллюзорное лето

— Я не просила советов, — она казалась себе кошкой каждый раз, как рядом с ней появлялся этот щенок. Она шипела, фыркала и вела себя недостойно для леди. Хотя когда это Белла была ей? Она недовольно извернулась, вырываясь из рук Люпина.

— Но зачем терять время, если я могу помочь? — недоуменно спросил Ремус, делая шаг назад. В его глазах плескалось искреннее непонимание, почему гордость мешает Беллатрикс принимать помощь.

— Я справлюсь сама, — отрезала она. — И пока я не попрошу совета — помалкивай.

В этот день она не стала его прогонять.

День шёл за днём, Родольфус с Рабастаном так и не возвращались с задания, так что Белла всё ещё жила на Гриммо и пополняла свой арсенал, чтобы впечатлить Тёмного Лорда, когда ей выпадет такая возможность.

Постепенно она пришла к выводу, что отказываться от помощи — глупо, и решила перестать тратить время на безуспешную войну с заклинаниями, и стала обращаться к Люпину. Тот был только рад помочь, потому что усидчивость и внимательность позволяли ему лучше понять инструкции и объяснить их Белле. Он оказался толковым учителем для своего возраста, так что скорость изучения Беллой новых заклинаний существенно возросла.

А после окончания их импровизированных уроков Ремус давал ей советы по использованию окружения в дуэли: прикладная трансфигурация могла стать не только щитом, но и оружием, если грамотно её использовать. Белле плохо давалась трансфигурация в целом, потому что она предпочитала чары и проклятия, но она прилежно старалась научиться, если это поможет ей взять реванш.

— Откуда у тебя все эти шрамы? — спросила Белла в один жаркий день, когда Люпин, вспотев во время тренировки, снял рубашку, чтобы остыть во время перерыва. Они сидели рядом под сенью неизменного дуба, и Белла задумчиво водила пальцами по веренице шрамов на плече Ремуса, а тот и не был против.

— Тренировался уклоняться у Дракучей ивы, — безмятежно пожал он плечами. — Я полный профан в выборе атакующих заклятий, потому что боюсь слишком сильно навредить оппоненту, так что я сосредоточился на защите и уклонении.

— Дракучая ива — это то дурацкое дерево, которое хлещет ветками всех, кто подходит к ней? — нахмурившись, попыталась вспомнить Белла.

— Именно она, — кивнул Ремус, пряча улыбку, когда Белла провела по его руке ниже, следуя за длинными рваными шрамами.

— Тогда я хочу заметить, что получалось у тебя отвратительно, — подвела итог Белла.

— Я не такой быстрый ученик, как вы, миссис Лестрейндж, — улыбнулся он, делая комплимент.

— Просто Белла, — вдруг поправила его она. Пусть между ними и было девять лет разницы, ей уже порядком надоело слушать длинное обращение «миссис Лестрейндж».

— Как скажете...

Белла чуть впилась ногтями в его руку, заставляя исправиться.

— Как скажешь, Белла, — из уст Ремуса эта фраза прозвучала почти ласково. Беллатрикс не знала, что её имя можно произнести с такой нежностью...

В какой-то момент книга, с которой всё началось, была забыта. Вместо этого, Белла с удовольствием училась у Ремуса: тот показывал ей интересные способы применения самых простейших бытовых чар, в красках описывая возможные последствия, если применить их к человеку. Например, заклинание для охлаждения напитков могло вызвать переохлаждение крови в конечности противника и закончиться тем, что тот не сможет взять палочку, если наложить это заклинание на руку. Или заклинание для стрижки газона могло с лёгкостью перерубить сухожилия в ногах противника, но требовало куда меньше сил, чем Секо.

Белла чувствовала в тоне Люпина, что он никогда бы не применил эти заклинания таким образом. Однако её восхищало то, что при всей своей миролюбивости Ремус мог придумать тысячу и одно калечащее применение для самых простых заклинаний. Это превратилось в своеобразную викторину: Белла выбирала заклинание из школьной программы, а Ремус придумывал, как его хитроумно применить.

Беллатрикс начала понимать, что ей даже весело проводить время с Ремусом. А позже она заметила, что тот провожал её уже совсем не двусмысленными взглядами. Но она не спешила отвечать взаимностью. Поэтому, когда Ремус решил предпринять активные действия, она оказалась к ним не готова.

Они устроили дуэль на заднем дворе — не до победы, а просто чтобы отработать навыки. И в этот раз Белле удалось поймать Люпина, скрутив ему ноги трансфигурированным корнем дерева, так что он упал на землю под её радостный визг. Но веселье продлилось недолго, когда Ремус послал в подошедшую Беллатрикс заклятие подножки, и она упала на него сверху.

Синие глаза Ремуса оказались совсем близко. Его дыхание обжигало кожу. Руки уверенно скользнули по её спине, прижимая чуть ближе, а затем их губы соприкоснулись.

В этот момент Белла не думала ни о ком другом: словно в другой реальности остался Тёмный Лорд, её супруг, тетушка Вальбурга, несносный кузен Сириус. Все они были далёкими и нереальными, тогда как настоящими ощущались лишь осторожные и неуверенные губы, которые целовали её с такой нежностью, что Белла повелась на неё и ответила на поцелуй.

Если бы она тогда знала, сколько боли ей потом принесёт это решение, то она вскочила бы с места, прокляла бы Люпина и ушла бы куда глаза глядят, лишь бы не пересечься больше с этим мальчишкой. Но она ещё не знала. И потому тонула в этом поцелуе и гамме совершенно новых чувств, которые она не испытывала до этого никогда в жизни.

С того поцелуя всё изменилось. Тренировки стали всё реже, а отдыха — всё больше. Ремус любил валяться на траве, а Белле не нравилась трава в волосах, поэтому она ложилась на плечо Ремусу, и они проводили так долгие часы, разговаривая обо всём на свете, рассказывая друг другу о себе, делясь своими мечтами и планами...

Они были счастливы в те дни, и Белла даже начинала сомневаться, правильно ли она поступила, выйдя за Лестрейнджа, действительно ли ей нужно, чтобы её заметил Тёмный Лорд, или лучше не ввязываться в политику и тем более войны. Ей было хорошо и комфортно в объятиях Ремуса, и казалось, что больше никто не нужен ей в целом мире.

Они проводили вместе весь день, ставя отвлекающие чары на лужайку, чтобы ни Сириус, ни тетушка не обратили внимания на прохлаждающуюся в безделье пару. А затем они проводили вместе и ночи, когда Ремус практически беззвучно прокрадывался к Белле в спальню.

Но в одно утро Люпин пропал.

Лишь смятые простыни на кровати Беллатрикс напоминали ей, что она была не одна в тот вечер.

Он не явился и на следующий день, и через неделю. Даже Сириус, с которым Белла заставила себя заговорить сквозь зубы, не знал, куда уехал его друг и вернётся ли он. Сова, которую отправила Белла, вернулась без ответа.

Люпин в одночасье исчез из её жизни. А старый фолиант по проклятиям вновь начал открываться.

* * *

А сейчас перед Беллой стоял не тот мальчишка, что пробился через её шипы, терпеливо выносил все её издёвки, рукоприкладство, ругань... Не тот мальчишка, что получил самый ценный приз, за каких-то несколько недель украв её сердце. Не тот, кто разбил его вдребезги, просто исчезнув, не оставив и следа.

Это был незнакомый мужчина, потрёпанный жизнью, усталый и болезненный. Нищий оборотень — осознание этого факта резануло Беллу, и она отшатнулась от старого знакомого? Друга? Любовника? Получеловек, полузверь, отродье, которому не место в магическом сообществе. Она должна была бежать от него, бежать прочь, сломя голову, но на его щеке красовался тот самый первый шрам, что подарила ему Беллатрикс...

Белла неуверенно протянула левую руку, чтобы провести пальцами по шраму, вспомнить его выпуклость, прикоснуться вновь ласковым движением к коже мальчишки, который был единственным, кого она когда-то полюбила...

Но Ремус сделал шаг назад, стоило рукаву её мантии сползти ниже, открывая вид на метку её господина. И внутри Беллы что-то оборвалось.

Она неловко кашлянула, опустила руку, одёргивая мантию, и сделала зеркальный шаг назад. Они друг другу никто. Но почему же так больно?

— Р-рем, — прозвище слетело с её губ с лёгкой запинкой. — Ремус... Тогда, с книгой, ты это специально сделал? — Белла много лет обдумывала тот случай, когда ровно на время пребывания Люпина на Гриммо книга по проклятиям перестала открываться кому-либо кроме него, а затем, после его исчезновения, снова стала доступна всем.

— Заклятие кровного затвора, — глухо отозвался Ремус, отводя взгляд. — Я вычитал его в защитной секции вашей библиотеки, которую ты никогда не посещала.

Все встало на свои места. Это была не случайность, а с точностью шахматиста спланированная диверсия.

— Но если бы я не порезала тебе щёку... — удивлённо переспросила Белла.

— То я бы «случайно» порезал палец о страницы, — усмехнулся в никуда Ремус.

— Зачем, Рем? — непонимающе спросила Беллатрикс.

— Я хотел привлечь твоё внимание, — Ремус всё ещё не смотрел ей в глаза.

— И бросить меня после этого?! — голос Беллатрикс перешёл почти на визг.

— Тихо, тихо, Беллс, — жестом остановил её Ремус, обводя взглядом импровизированную площадь, на которую начали вылезать непрошенные свидетели. — Не здесь, пошли, — он развернулся на каблуках и пошел, уверенный, что Белла последует за ним. От такой самоуверенности Беллатрикс снова хотелось послать ему в спину какую-нибудь гадость, но под взглядами десятков оборотней она не рискнула доставать палочку и спешно заменила за длинноногим Люпином.

— Вот, проходи, — Ремус приподнял полог одной из палаток, пропуская Беллу вперёд и заходя следом. На палатке были чары расширения пространства, так что внутри была небольшая комната, как в «Дырявом котле», с аскетичной обстановкой: кровать, стол да стул. В углу валялся потрёпанный саквояж, с которым Ремус приезжал ещё тем злополучным летом — на нём за эти годы только прибавилось заплаток.

Пока Белла обводила взглядом пространство, Ремус накладывал на полог заглушающие чары.

— Присаживайся, — он рукой указал на стул возле стола, а сам уселся на кровать, зарывшись руками в волосы.

Белла смотрела на него одновременно и с жалостью, и с отвращением. Она много месяцев тренировалась дальше, трансфигурируя манекены в бледное подобие Ремуса и каждый раз уничтожая его всё более и более изощрённым способом. Но сейчас, когда он сидел перед ней — сломленный, уставший, потерянный, — у неё не хватало запала, чтобы проклясть его.

— Прости меня, Беллс, — подал, наконец, голос Ремус. — Теперь ты понимаешь, почему я ушёл. Я не мог оставаться рядом с тобой, потому что подверг бы тебя опасности! — он поднял на неё взгляд, жалобный и жалкий.

Белле стало мерзко. Мерзко от того, что мужчина, когда-то занявший её сердце, мог быть таким жалким. Где тот Ремус, что стойко выносил боль, пока Белла испытывала на нём новые проклятия? Где тот Ремус, что твёрдо стоял на своём, мягко подталкивая к этому Беллатрикс? Где тот Ремус, на чьей груди она так любила валяться в саду, пока тот перебирал её волосы нежными движениями пальцев? Где все эти стороны Люпина?! Почему перед ней разбитая кукла с его лицом? Побитый щенок, который сжался в ожидании нового удара.