Волчьи сны

Я рассеянно посмотрела на него, потом на коробку и осторожно потянула за бант. Лента упала на стол алой кляксой, а крышка выпала из рук. В коробке в окружении красных цветов амариллиса лежала волчья голова. Вздувшаяся, со следами разложения, грязная от земли. Глаз не было, на их месте зияли две дыры. Зато клыки сверкали, будто зверь только вернулся от дантиста.

Запах тления был почти неощутим. Возможно, чары. Или аромат амариллиса перебивал смрад. В голову пришла неожиданная мысль: если закрыть коробку и поставить на место у порога? Совершенно по-детски и глупо, ведь избежать неприятностей не удастся.

Снейп заглянул мне через плечо и выругался.

— Надо от нее избавиться.

— Это не решит проблемы.

— Зато теперь мы можем быть уверены, что твой старый знакомый действительно в Лондоне.

Крышка закрылась, повинуясь взмаху палочки, а коробка исчезла. Жаль, что так же легко нельзя было решить все проблемы.

4

Волчьи сны начали мне сниться за неделю до полнолуния. В одних я бежала без цели вперед, до изнеможения и боли в мышцах. В других рядом со мной был черный волк. Мы охотились. Я гнала на него зайца, а он выжидал в кустах, а потом прыгал и вгрызался клыками в податливую плоть — только кости хрустели. В третьих я что-то искала. Вдыхала воздух, пытаясь уловить запах. След был слабым, но все еще ощутимым. Полностью отдаваясь этому нехитрому занятию, я постепенно приближалась к цели. Ею оказалась поляна, густо заросшая амариллисами. Густым ковром они покрывали землю и прорастали из тела человека. От него мало что осталось — кости да ошметки мяса — а вот лицо было нетронутым. Россыпь веснушек, глаза, невыносимо голубые, распахнутые в удивлении — они слепо глядели в небо и, казалось, чего-то ждали.

Мое тело ломило от невыносимой боли, шерсть слезала, обнажая кожу. Миг — и вместо волка на поляне сидела я в человеческом облике. Мои руки были по локоть в крови. Она стекала по коже и каплями падала в землю, впитывалась, оживляя проклятые цветы.

Рон повернул голову и посмотрел на меня. Улыбнулся радостно и сказал:

— Ты пришла. Теперь все будет хорошо.

Черный волк запрокинул морду и завыл. Протяжно, тоскливо. Этот вой не был ни вызовом, ни угрозой, лишь предупреждением зверя, предчувствующего беду.

* * *

— Ты выглядишь усталой, — заметил Северус, нахмурившись.

Он понимал, что я беспокоюсь, но списывал это на приближающееся полнолуние. Не могла же я ему сказать, что думала, будто за мной следят? Это походило на паранойю. Ощущение, что на меня смотрят, никуда не исчезало. От него нельзя было спрятаться, нельзя убежать или защититься. Оно преследовало меня на протяжении всего времени, что я проводила вне работы, будь я в своем номере в отеле или на улице.

Позже я поняла, что нет смысла оглядываться — от этого только хуже. Сбежать тоже не удавалось — ощущение слежки никуда не исчезало. Оно изводило, лишало сна и притягивало кошмары.

От кошмаров я спасалась в объятиях Северуса. Засыпать, слыша рядом стук его сердца, было легко. Наши отношения походили на танец: я делала шаг вперед — он отходил на два, я пятилась — наступал он. Нас это устраивало, ведь мы оба понимали, что все рано или поздно закончится.

Мне нужно было ненадолго почувствовать себя в безопасности, он, возможно, просто жалел меня. Слова в наших отношениях по-прежнему были лишними.

* * *

Домовой эльф, занимающийся доставкой зелий, заболел. Северус увлекся экспериментами и целыми днями пропадал в лаборатории, а подносы с едой, которые я ему приносила, оставались нетронутыми.

Не было смысла просить его помочь. Конечно, можно нанять посыльного, но лишние расходы не окупятся, поэтому я решила заняться этим сама. Благо полнолуние только завтра, а подвал для зверя готов. В чем-в чем, а в защите Северусу не было равных.

С заданием я справилась быстро. Последним заказом было снотворное для миссис Плам. Старушка долго не открывала дверь. В конце концов, замок щелкнул, и она посмотрела на меня, подслеповато щурясь. Маленькая, ссохшаяся, хромающая — она была похожа на дерево с больными листьями, пораженными паршой. Миссис Плам пригласила меня в дом. Дескать, чего на пороге стоишь под дождем? Я вошла, чувствуя себя неуютно. В холле пахло мокрой шерстью. И цветами.

Я прошла вперед и заглянула в гостиную: ничего необычного. Кружевные скатерти, фарфоровые статуэтки фей и колдографии в рамках на каминной полке, продавленный диван с клетчатой накидкой и множество маленьких подушечек — идеальный дом для кошатницы. Только кошек не было. Лишь запах псины и свежие цветы амариллиса на столе. Сглотнув, я попятилась. Нужно бежать, и как можно скорее. Я не готова, не смогу с ним сражаться.

Не сейчас.

Шаг, еще один и еще.

Сильные руки сдавили мне горло, а чужое дыхание защекотало кожу.

Вздох, смешок и шепот:

— Здравствуй, красавица.

* * *

Веревки впивались в запястья. Приходилось вставать на цыпочки, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Висеть было неудобно. Казалось, будто спину пронзают сотни иголок, а связки вот-вот порвутся от напряжения.

Скабиор завязал мне глаза, оставив только слух и нюх. Но комната, в которой я находилась, была переполнена запахом проклятых цветов, а на слух я никогда не могла положиться полностью. Боялась, что зверь возьмет верх и подчинит меня себе.

— Ты так ничему и не научилась. Я подарил тебе жизнь, сделал совершенной, а ты вместо наслаждения свободой спряталась в лавчонке этого ублюдка.

Его голос был спокоен, обманчиво мягок, но рука, вцепившаяся мне в волосы, заставила запрокинуть голову. Сетка порвалась, и фальшивые жемчужины с тихим стуком рассыпались по полу. Он близко, слишком близко, а рядом ничего, чем можно сражаться. Последний раз я была так беспомощна в ту ночь, когда он обратил меня.

Мне хотелось заскулить и забиться в самый дальний и темный угол, только чтобы он меня не достал. Чтобы больше не мучил.

Но я, собрав остатки храбрости, спросила:

— Зачем ты вернулся?

— Тебе здесь не место, красавица.

— А где? В стае? Бродяжничать, лишиться палочки, жить как животное…

— Заткнись!

Я сжалась, ожидая удара, но его не последовало. Скабиор лишь рассмеялся, погладил по щеке и сказал:

— После сегодняшнего полнолуния у тебя не останется выбора. Веревки могут удержать человека. Не оборотня.

— Нет! — воскликнула я. — Ты не посмеешь!

— Ну-ну, детка. Не надо плакать. — Он наклонился, целомудренно целуя меня в лоб. — Скоро ты узнаешь, что такое настоящая свобода. Ликантропия не проклятие — дар.

Скабиор отпустил мои волосы. Шаги, скрип двери — я осталась одна. Беспомощная, связанная, ощущающая, как усиливается зуд под кожей.

Полнолуние приближалось.

* * *

Ликантропия не проклятие — дар.

Он любил это повторять. В некотором смысле он спас мне жизнь. Когда егеря схватили нас в лесу, они хотели убить меня, им был нужен только Гарри. Но Скабиор сказал:

— Эй, давайте обратим девчонку! Что может быть забавнее грязнокровки-оборотня на службе у Лорда?

Смех, грубый, разбавленный шуточками и двусмысленными намеками. Я плохо запомнила время до и после полнолуния. Только боль и жар. Укус на плече воспалился, и меня несколько дней лихорадило. Скабиор постоянно приходил, приносил букеты амариллисов, гладил по волосам, говорил, что я красивая. Что стану очаровательным чудовищем. Он смеялся, а его руки были грязными и липкими от крови. Я хорошо их запомнила: грубые, мозолистые, со сбитыми костяшками и обломанными ногтями. Скабиор знал, что я уйду, но так же он верил, что вернусь.

К нему.

В стаю.

Ведь чудовища всегда возвращаются.

Последующие события сплелись в водоворот: плен и побег из мэнора, долгие недели в Ракушке и снова полнолуние. Рон всегда был рядом. Мой милый, глупый Рон. Я помню, что Билл заставил меня выпить аконитовое зелье — у него нашлось несколько флаконов на всякий случай. Только не помогло. Боль была настолько сильной, что я потеряла сознание, а когда пришла в себя — появился голод. Из подвала, в котором меня заперли, легко удалось выбраться. Да, дверь укрепили чарами, но меня вела жажда.

Рон оказался на пути случайно.

Он стоял на кухне, держа в руках стакан молока, и даже не подумал бежать или позвать на помощь. Просто стоял и смотрел на меня. А потом говорил, много чего умного и не очень.

Он думал, что я понимаю его, что обязательно послушаю, и повторял:

— Все будет хорошо. Ты пришла, не убежала.

Я могла думать только о том, как от него вкусно пахнет и какое сочное у него должно быть мясо, а потом прыгнула. Стакан с молоком разбился, разлетелся на мельчайшие осколки, а мой рот наполнился кровью, такой сладкой и тягучей, как вишневый сироп.

Я никогда не пробовала ничего вкуснее.

* * *

В этот раз сон смешался с явью. Быть может, причиной было то, что Северус заставил меня пить аконитовое зелье на протяжении недели, быть может, то, что я попала в ловушку.

Волчица в моем сне превращалась в человека, в реальности я становилась волком. Кости выворачивало, суставы выламывало, связки, казалось, вот-вот лопнут. Вместе с болью пришла сила. Я напрягла лапы, и веревки легко порвались, будто были сделаны из паутины. Припала к полу, принюхиваясь, но запах амариллиса действовал не хуже перца. Ни намека на след — сплошное разочарование. Я раздраженно заворчала, мотнула мордой, сбрасывая повязку, и прислушалась.

Наверху кто-то был.

Я не скрывалась — а зачем? — в пару прыжков достигла лестницы, толкнула мордой дверь. Дом наполняла тишина, только тиканье часов нарушало ее да еще шаги в гостиной.

Это не мог быть Скабиор. В полнолуние он, так же, как и я, становился волком. Значит, человек. В комнате разливалась темнота, но я прекрасно все видела. Зрение перестроилось, цвета исчезли. Остался лишь грязно-графитовый с сотней оттенков серого.

Человек стоял ко мне спиной. Идеально прямая спина притягивала и казалась знакомой.

Я зарычала и тряхнула мордой. Нет, только не снова. Аконитовое зелье не помогало полностью сохранить ясность рассудка, глаза заволакивала алая пелена, и все, о чем я могла думать… Голод. Всепоглощающий, разрывающий нутро на части. Рот наполнился слюной, я рефлекторно сглотнула и шагнула вперед.

Человек оглянулся, без труда замечая меня. Он не побежал, но и не стал пытаться достучаться до меня, как Рон. Наверняка понимал, что слова не помогут.

Я угрожающе зарычала и оскалилась. Мой вид должен был напугать Северуса: жуткая вытянутая морда со скошенным лбом, острые зубы, непропорционально длинные лапы, заканчивающиеся когтями, и поджарое тело, состоящее из мышц.

Чудовище, одним словом. Вот только между мной и Северусом не стояло толстых стен подвала и крепкой двери. Он был беззащитным и уязвимым как никогда.

Голод становился невыносимым. Шаг, еще один и еще.

Снейп не убегал, с интересом рассматривал меня и чему-то улыбался.

Это-то и разозлило. Как он мог смеяться? Как мог совершить глупость, придя сюда? Я прыгнула, понимая, что еще миг — и я проломлю ему грудину и доберусь до внутренностей: теплых, скользких, полных сладкой крови и жизни.